Последние стражи Аарона. Изгнанники

Покои Галена. Королевский дворец, Дагмер

Обнимая ладонями живот, переставший быть плоским за прошедшие полнолуния, Анна вглядывалась в лицо Сильви, стоя посреди своих покоев в нижней рубашке. Что-то внутри ее жаждало, чтобы та повторила брошенные наспех слова. Она оставила на столике полный кувшин яблочного сока, принесенного по любезности из кухни, встряхнула черными косами и повторила, больше для служанок, чем для самой Анны.

– Никаких больше корсетов.

Улыбка расцвела на лице Сильви робко, но многозначительно. В ней читалось напоминание о том, что необходимость прятаться и осторожничать давно отпала.

– Они могут навредить наследнику Дагмера, – уверенно продолжила она. – Я сама помогу госпоже. Оставьте нас.

Ненавистный жесткий корсет выпал из рук служанки в резной сундук. Анна и сама заметила, как затрудняется дыхание и кружится голова в его тисках, но до последнего упорствовала, опасаясь расставаться с ним. Подспудно ей хотелось и дальше отрицать происходящие с телом изменения, прятать живот, отгораживать его от внешнего мира, оберегать, как величайшую ценность. Словно корсет был частью ее доспеха, скованного когда-то прежде из осторожности, переменчивости и обмана.

– Позвольте заметить, что вы сегодня выглядите просто замечательно, – промурлыкала Сильви, подхватывая платье с серебряной вышивкой на груди. – Этот румянец вам очень к лицу.

Анна слышала подобные комплименты от нее едва ли не каждый день. Поначалу ей казалось, что Сильви говорит так из желания угодить, но вскоре обратила внимание, что и вправду расцвела. Она не заметила, как это случилось. Быть может после той страшной ночи в лесу и признания, сорвавшегося с ее губ, тревога начала отступать. Исчезла мертвенная бледность, вернулся аппетит, нервы больше не звенели, подобно перетянутым струнам лютни. Она снова ощущала себя красивой и, как ни странно, защищенной.

Вскинув руки, Анна почувствовала, как ткань платья заскользила по ее телу, приятно, совсем как руки Галена этим утром. Она не могла ничего поделать с собой и со смущением, в плен которого попадалась каждый раз, когда думала о нем. Выдохнув, она пылала, чувствуя, как Сильви перебирает мелкие пуговицы на спине, отправляя те в петли.

Ей было хорошо рядом с Галеном. Ей нравилось просыпаться в его постели под ласкающим восторженным взглядом, и мысль об этом отравляла само ее естество подобно греху. Анна отдала себя врагу, чтобы сохранить крупицы власти, но лишь те, что он разрешил. И легко забывала об этом, когда он целовал ее волосы, устраивал свою израненную ладонь на ее животе, а ее кожа делила с ним свое тепло. Она забывала, но каждый раз будто задыхалась от кома, подступающего к горлу. Все, чего он хотел – быть понятым хоть кем-то. Все, чего желал – вкусить хоть крупицу чуткости. Ей становилось горько с каждым днем она все больше убеждаться, что его чувства к ней отчетливо напоминают любовь.

Но еще Гален мечтал перекроить мир. Ради нее, ребенка и ради будущего, которое хотел выстроить сам. Он никогда не думал о цене, что предстояло заплатить. Это отрезвляло Анну, когда его не было рядом, ведь цена была одна и та же: кровь и чужие жизни.

– Снова черное? – задумчиво спросила Сильви, стягивая рукава платья. – Отчего вы больше не носите белое? В нем вы были похожи на дагмерские розы.

Однако Анна больше не желала походить на розу. Шипы ей стали ближе нежных лепестков.

– А в черном приношу всем больше блага, – ответила она, не желая признаваться, что так она сильнее нравилась Галену.

Сильви все понимала, настолько, что не было необходимости облачать мысли в слова. Она лишь хитро улыбнулась в ответ, видя Анну притворщицей, разыгрывающей свою ложь ради великого блага. Вот только обман и правда перепутались крепко – не разорвать.

– Король будет в восхищении, – объявила Сильви, разглядывая завершенный образ королевы.

Анна шагнула было к двери, но она окликнула ее.

– Вы забыли самое главное.

Подойдя ближе к зеркалу, Анна потянулась к серебряной короне на вышитой подушке и возложила ту на голову. Гален требовал, чтобы она никогда не представала перед просителями без символа своей власти, но ей часто доводилось забывать об этом. И как же легко было сделать это теперь, когда он ждал ее.

Теперь, когда он считал нужным оберегать Анну еще сильнее, чем прежде, его неприязнь к исполнению королевских обязанностей утихла. В открытый для прошений день оба трона были заняты. И Анна поражалась вовлеченности Галена, пусть и явившейся вынужденно. У нее не возникало сомнений в том, что он вырос во дворце и воспитывался как будущий король. Однако он и не пренебрегал ее советами, высказанными едва слышимым шепотом.

– Как бы ты поступила? – этот вопрос она слышала чаще, чем могла ожидать от Галена, казавшегося ей с первых дней появления во дворце самоуверенным и несокрушимым.

Ее пьянило как он, вселяющий в каждого страх, легко соглашался с ней. Из желания угодить или действительно считая ее решение мудрым, – ответ был спрятан за чертами лица, вырезанными из камня, и глазами черными, как северные, окутанные мраком ночи озера. Анна не заметила, как утонула в них, едва он перестал сражаться с ней, уступая снова и снова.

Он чудовище.

Она напоминала себе об этом встречая его нежность и страсть, благодарность и упоение.

Он убийца.

Так подумала она, выскользнув в коридор, даже не взглянув напоследок в зеркало – настолько спешила к нему. Охваченная своим стремлением, она даже не поприветствовала Фабриса, следующего за ней тенью. Она слышала, словно через толщу воды, что он говорит с Сильви. Ее радовало, что оба ее союзника завели дружбу и нашли утешение в этом. Анна никогда не смела прерывать и одергивать их, пока они шутили или перешептывались, будто дети. Но, глядящая на мир словно через осколок разбитого стекла, не могла решить, предадут ли они ее, если Гален так пожелает. Как бы то ни было, ближе этих двух южан у нее никого не было. Потому она старалась вслушаться в их разговор и стать его участницей, когда Сильви заливисто рассмеялась.

Но у нее не вышло.

Мимо нее звеня легкими доспехами пронеслись воины Пепла.

– Быстрее! Быстрее! – командовал один из них, пока Анна отшатнулась к стене, стараясь не преграждать им путь.

– Фабрис! – крикнул другой, обернувшись. – Это мятеж!

Анна дрогнула. Но не успела ни сказать слова, ни прикрыть холодными пальцами дрожащие губы – так быстро Фабрис схватил ее за руку.

– Я отвечаю за вас головой, – неожиданно нервно, сквозь рычание проговорил он.

– Я маг! – выкрикнула она, прежде чем он рывком завел ее за ближайшие распахнутые двери. – А ты – нет!

– Но что вы сможете сделать против опьяненного отступника, маленькая королева?

Он захлопнул дверь. Анна ринулась распахнуть ее, желая вырваться в коридор и побежать вслед за пепельными воинами. Но на полу, прямо перед ногами была брошена магическая печать, пылающая огнем. Анна не видела прежде подобных, и не посмела двинуться вперед, лишь горько усмехнулась. Разомкнуть печать сможет лишь Фабрис или же сам Гален, вне всяких сомнений вручивший ее тому вместе с долгом защитника королевы.

В покоях, где оказалась Анна, было темно, но она не испугалась, когда ее пальцы были сжаты чужой ладонью. Она не заметила, как Сильви скользнула следом за ней.

– Он посмел назвать меня маленькой королевой, – шепнула Анна, но ей не хватило злости, чтобы прозвучать гневно.

Наступившая тишина отозвалась криками, гулом и крушением, хотя прежде они не касались ее слуха.

– Вы напуганы, – поговорила Сильви не своим голосом, успокаивающе гладя ее по плечам.

– До смерти.

Ноги Анны подкосились, и она упала коленями на каменный пол, нервно прикрыв глаза ладонями. Сильви оказалась рядом с ней и заключила в объятия.

– Аааааааа!.. – раздавалось из-за вновь запертой двери, заглушая стук сердца, перешедшего на удушающий бег. И страшно было угадать в новом крике голос Галена.

Она думала, что освобождение Дагмера будет звучать иначе. Ивэн не смог бы теперь прорвать пелену зимы, сотканную магами крови. Потому она не сомневалась, что этот мятеж – часть гнева отступников, уставших сидеть в каменных стенах города и достаточно диких для того, чтобы рискнуть вырвать власть силой.

– Если он не выживет, нас убьют.

Ее зубы стучали, пока она касалась щекой плеча Сильви.

– На все воля Создателя, – бесцветно проговорила та.

Ее слова никак не отозвались в мыслях Анны. Прежде она бы помолилась, желая побороть страх. Теперь же она вцепилась взглядом в узкую полоску света под дверью, та мелькала, сбиваемая сапогами, а тишина все никак не наступала, раздираемая криками ужаса, боли, звоном стали и хлесткими приказами.

– Что бы ни случилось – победит зло.

– Но пусть это будет то зло, что я приручила, – Анна шептала, упершись ладонями в холодный каменный пол. В покоях царила почти непроглядная темнота. Она шарила пальцами перед собой, пока не уперлась в узкую кровать.

Анна позвала Сильви сесть рядом, а сама прислонилась к ней. Пытаясь справиться с пробиравшей нервной дрожью, она сжалась, подобрав колени к груди. Ощутив мягкие прикосновения Сильви к своим волосам, она вспомнила о матери, о своей семье, даже о том дне, когда лишилась всего. Тогда Гален Бранд пленил ее, пообещав, что никогда не причинит вреда.

Анна попыталась заткнуть ладонями уши, но это не принесло облегчения, прикоснулась к животу и только тогда перестала дрожать. Дитя, ожидающее своего появления на Свет, было особенным. Ради него ей нужно было оставаться смелой. Анна вскочила, когда дверь распахнулась, и вжалась в объятия Сильви, пытаясь различить в темном силуэте мужчины, шагнувшего к ним, взволнованного Фабриса.

Анна вдохнула шумно, с нескрываемым облегчением. От него не пахло кровью и боем, она была твердо уверена, что Фабрис даже не успел схватиться за меч.

– Он убил их всех, – сказал он, а голос его звенел удивлением. – Два десятка бунтовщиков, оставшихся в запертом тронном зале. И приказал, чтобы вы оказались рядом. Кажется, он ранен.

Фабрис подошел к кровати, протянул Анне раскрытую ладонь.

– Если кто-то и осмелится войти в тот зал, то только вы, маленькая белая королева, – его голос дрогнул, а сам он опустился на колено в мольбе, когда ступни Анны коснулись пола. – Он убьет и меня, если подумает, что я не уберег вас. Я знаю, что теперь он убьет любого, кроме вас.

Анна положила руки на плечи Фабриса, заставляя подняться.

– Ты должна все приготовить к нашему возвращению, – обернулась она к Сильви. – Чистую воду, повязки, эликсиры, иглы... Теперь все в наших руках.

Едва договорив, она выскользнула в коридор и ей удалось сорваться на бег, ведь Фабрис так и не окликнул ее.

Он убил их всех.

Страх и трепет переплелись в груди Анны. Только приблизившись к тронному залу, она поняла, что бои велись на подходе к нему.

– Никто из отступников не бросился защищать своего короля! – крикнул ей вслед один из пепельных воинов, чье лицо было залито кровью.

Анна обернулась к нему, но не нашла слов. Галена Бранда защитили южане – корпус наемников, выменянных их королем на горстку отступников.

– Если бы победили мятежники, вас бы казнили. Как и меня. Потому вы встали на его сторону, – она не хотела говорить грубо, но челюсть словно сама размыкалась, бросая жесткие слова. – Вы выбрали меньшее зло. И я благодарю вас за это.

Она двинулась дальше царственно, когда Фабрис нагнал ее быстрый шаг. Под взглядами воинов Пепла она не могла позволить себе бежать. И распахнула тяжелые двери в тронный зал, не дожидаясь, что кто-то сделает это для нее.

Внутри было темно от рек пролитой крови. Тяжелый смрад ударил в нос, заставив прикрыть лицо ладонью. Это был удушающий запах вспоротых животов, сгоревших волос и паленой плоти.

– Гален! – Анна хотела крикнуть, но голос дрогнул, потому она смогла лишь прошептать. Испуганно и рвано от неимоверного желания не видеть ничего, что произошло с теми, кто решился на предательство. Она увидела того, кто справился в одиночку с двумя десятками опасных отступников. Если кто-то и мог это сделать, то только он. Гален Бранд теперь восседал на троне, безвольно запрокинув голову. – Гален!.. – Анне удалось закричать.

Страх за его жизнь оказался сильнее ужаса, в котором она погрязла, при виде разорванных запретной магией тел. Его имя подхватило эхо, унося ввысь под темные своды зала.

Забыв о всякой осторожности, Анна побежала и поскользнулась на полу, покрытом кровью. Ее ладони мгновенно окрасились в черный. Она вскочила, не давая себе погрязнуть в приступе подступившей тошноты, и понеслась вперед, чтобы заключить лицо Галена в переплетение дрожащих пальцев.

Сквозь его белую кожу выступили темные вены, губы казались мертвенно серыми. Ресницы затрепетали. Глаза-озера распахнулись широко, хриплое дыхание скользнуло во рвано вздымающуюся грудь.

– Гален... – шептала Анна, прислонившись лбом к его измаранной темной кровью щеке.

Ей хотелось кричать от того, что она увидела, прежде чем прикоснуться к нему.

Ей хотелось кричать от того, что произошло с ним.

Долго, протяжно выть, уподобляясь раненой волчице.

У самых его ног лежал отступник со вспоротым горлом. Рядом был брошен кинжал, что прежде носила Мириам, а теперь тот безраздельно принадлежал ему.

Сомкнув на мгновение отяжелевшие веки, Анна словно наяву увидела, как Гален разрезал тонкую кожу предателя, как черная быстрая кровь окропила пол, как его магия, питаясь Тьмой, взорвалась неудержимым вихрем. И не было никого сильнее в этом тронном зале, чем он. Не было никого страшнее. Потому отступники стали умирать, а те, кто испугался и просил о пощаде, умирали первыми, делая Галена лишь сильнее и смертоноснее.

Анна засмотрелась было на брызги и полосы крови, и на миг они напомнили ей змей, опасных полуденниц, чьим ядом отступники травили свои стрелы. Когда-то Гален прислал Ивэну сундук, до краев набитый этими тварями. Она невольно дрогнула, будто эта черная кровь отступников могла завязаться в клубок лесных змей.

– Не бойся. Они тебя не тронут. Ты моя, – едва слышно сказал он, и Анна не поверила глазам. Его потемневшие губы сложились в подобие торжествующей усмешки, будто лишь теперь он ощутил себя выжившим и победившим, только когда она, его главный трофей, оказалась рядом.

На коротком вдохе, резком, словно он мог стать последним, Гален сомкнул окровавленные ладони на талии Анны, заставив упасть на его колено, прижал ее голову к своему плечу.

– Два десятка изменников... – проскрежетал он шумно. – Я убивал их, думая, что смогу поступить так с целой армией, защищая тебя.

Анна прижалась к нему, коснулась ухом его груди и услышала бьющееся сердце. Ей все еще виделось это нереальным в теле и душе, почти напрочь отданным Тьме. Но какая-то часть его сущности принадлежала и ей.

– Однажды меня не станет, – Гален настойчиво потянул ее за волосы на затылке, вплетая в светлые пряди черную кровь. – И ты должна быть готова.

Их взгляды соприкоснулись. Анна ощутила скользнувшую по щеке горячую слезу.

– В сказках, что ты слышала, пока росла, герои жили долго и счастливо. Но я не герой. Я лишь пыль этой истории...

Она хотела прижаться к нему ближе, отчего тронула за плечо, а он глухо вскрикнул. И вот тогда-то она заметила, как сильно обожжена его кожа.

– Но я обещаю, что буду жить, пока он... – его рука скользнула под ее сердце, к ее животу. – Не будет готов защитить тебя.

Голова Галена рвано мотнулась назад, словно он был тряпичной куклой.

Анна вырвалась, соскочила с его коленей, осторожно прикоснулась к его локтю. Опаленная кожа своей чернотой сливалась с темным одеянием.

– Безумец! – взволнованно зашипела она, подхватывая его под ворот дублета.

В нервном, неясном, сумасшедшем порыве она поцеловала его. Только тогда слезы по-настоящему хлынули из глаз.

– Фабрис! – позвала Анна, обернувшись на двери, оставшиеся открытыми, пока никто не смел в них заглянуть.

Тот оказался рядом стремительно, весь бледный от увиденного по пути к трону.

Гален что-то шептал, пока Фабрис перекидывал его здоровую руку через плечо, давая опору. Он шел аккуратно, опасаясь поскользнуться, но, когда Гален вскрикнул от пронзившей его боли, наступил на ошметок чьего-то тела.

– Создатель! Даже знать не хочу, что это было! – выругался он со своим ужасным южным акцентом и истерично хохотнул. – Ох... Ну и вонь...

Анна ступала следом, бездумно размазывая слезы по лицу, и слишком поздно опомнилась, уставившись на собственные испачканные черным руки. Кровь вновь была повсюду. Под ногтями, в волосах, но больше всего – в складках платья, касающегося пола. Совсем как в ночь, когда Гален захватил Дагмер. Только теперь он ждал ее в тронном зале победителем, а тогда она встретила его пораженной и отчаянно желающей для него смерти.

Только вернувшись в коридоры дворца, Анна вновь схватила воздух полной грудью, сделав это незаметно. Зная, что на нее смотрят, она горделиво расправила плечи, желая казаться спокойной, или даже больше – хладнокровной.

Пепельные воины, первыми бросившиеся на подавление мятежа, расступались перед ней, маги крови, оставшиеся на стороне Галена и подоспевшие на шум, жались к стенам и прятали взгляды. Анна не обманывалась. У Галена в этом замке не было верных ему людей, были лишь те, кого он мог удержать на короткой цепи страха. Южане встали на его защиту лишь желая, чтобы власть не досталась тем, на кого Анна не смогла бы уже повлиять. Они оказались верны ей и своему желанию жить дальше.

Почти у самих дверей в покои Галена ее окликнул Ульвар. Анна была готова зарычать, но сдержалась, не показав и вида. С тех пор, как она намеревалась расправиться с ним маленькой, но убийственной шпилькой, он повсеместно избегал ее, но они продолжали неизменно видеться в Совете. И даже там ее ушей касался его гневливый шепот.

Едва переступив порог, Анна одним лишь жестом приказала Фабрису уложить Галена, метавшегося между сознанием и забытьем, на кровать. Она намеревалась явственно игнорировать Ульвара, поблагодарив Сильви, приготовившую воду и инструменты. Она омыла руки и почти вцепилась в скальпель, когда услышала голос.

– В том, что случилось, – твоя вина.

Присев на край кровати и оглядывая внука, Ульвар говорил будто никто из присутствующих в комнате не достоин того, чтобы слышать его слова.

– Моя? – переспросила Анна, и сама дрогнула от собственного голоса, сочившегося ядом. Она схватила эликсир, способный приглушить боль, открыла, выронив пробку на пол, и осторожно влила содержимое между разомкнутыми рваным дыханием губами Галена.

Затем она кивнула Сильви, призывая ее взяться за скальпель вместо нее.

– Да, твоя, девочка. Из-за тебя мой внук обмяк, – бросил Ульвар сквозь зубы. – Еще немного и он упустит свою власть. Он проделал весь этот путь не ради того, чтобы оказаться в твоей койке. Ты же сделала так, чтобы он забыл обо всем! О своем предназначении и семье!

– О, – выдохнула Анна, выпрямившись и изящно сомкнув пальцы перед собой с осанкой королевы. – Под семьей вы подразумеваете лишь себя, Ульвар?

Краем глаза она наблюдала за Сильви, вспоровшей дублет Галена. Она сдержала крик, рвущийся наружу, когда тот застонал, придя в себя, метнулся на кровати, но Сильви удержала его за плечо. Его боль словно стала ее собственной, но она не позволила себе дрогнуть.

– Мое предназначение в том, чтобы помочь супругу, отстоявшему Дагмер, а не исторгать словеса! – говоря с Ульваром, она позволила себе закричать. – Напрасное дело. Я всегда буду ненавидеть вас, а вы – меня. Но я знаю основы целительского дела, а вы – нет. Потому дайте мне спасти его, пока он не истек кровью и не стало слишком поздно.

Она металась взглядом между Ульваром и Галеном, оценивая опасность одного и раны другого.

– Ты превращаешь моего внука в слабака...

Рука Галена, скрытая прежде оплавленной тканью одежды, оказалась обожжена от кисти до самого плеча. Кто-то из мятежников достал его огнем, но не принес непоправимого вреда. Гален мог умереть лишь от потери крови, пока она теряла драгоценные мгновения, купаясь в ненависти его деда.

Тот, так и не услышавший Анну, сорвался с места и приблизился, но следом за ним с места сорвался Фабрис.

– Ваше Величество? – обратился он к ней, без лишних слов прося дозволения выставить Ульвара за порог.

– Сегодня он убил два десятка отступников, выступивших против его воли. Вам мало крови? Мало его силы?

Черная кровь тем временем пропитывала простыни и окропляла пол, пока Сильви старалась помочь Галену, несмотря на явную дрожь в руках. Она никогда раньше не видела зияющих чернотой ран отступника, и Анна опасалась, что Сильви поражена брезгливостью, а вовсе не страхом.

Тело Галена поддалось очередной волне дрожи. Сквозь сомкнутые губы вырвался стон.

– И сделал он это не ради предназначения, не ради вас, не ради будущего магов, а ради меня и нашего сына, – Анна рычала, ждала, что Ульвар наконец испугается ее гнева.

Он, оказавшийся слишком близко, опустил ошарашенный взгляд на ее живот, где лежали сомкнутые изящные ладони, словно так Анна пыталась дать защиту от его колкого взгляда. Отчего-то она твердо знала, что носит мальчика, не в угоду мужчинам, жаждущим наследника. На счастье себе.

– Не позволяй королю Дагмера быть слабым, иначе умрешь, – прошипел Ульвар, отступая.

– Тогда и вы умрете следом.

Едва заметного кивка Анны хватило, чтобы Фабрис схватил Ульвара за плечи и вытолкнул за дверь. Тот кричал, но Анна больше не слышала его слов.

Она обернулась. На теле Галена чернели глубокие ожоги, но ей было по силам справиться с ними. Она видела подобные раны когда-то давно на руках Роллэна, допустившего ошибку в новом эликсире. Тот воспламенился, а Анне пришлось заглушить все эмоции, чтобы помочь брату. Слыша лишь его голос, она сделала все так виртуозно, что никто и не узнал о случившемся.

«Это только выглядит страшно, – уверял тогда Роллэн, кусая губы. – Но не смей останавливаться!».

По испуганному взгляду Сильви было ясно, что она в панике и едва держится на ногах.

– Кровь – это всего лишь кровь, – успокаивающе проговорила Анна, решив еще раз омыть руки в тазу. – Не важно какого она цвета. Это все только выглядит страшно.

– Я должен позвать кого-то на помощь? – спросил Фабрис, захлопывая за Ульваром дверь.

– Мы справимся сами, – проговорила Анна, вернувшись к инструментам и зажав в руках скальпель. Осторожным движением она вспорола обгоревшую штанину Галена выше колена. – Мы справимся.

Она говорила твердо и громко, желая вырвать Сильви из оцепенения. Она взялась за обработку ран так уверенно, будто всю жизнь трудилась в дагмерском лазарете. Сильви смогла пересилить себя и не посмела стоять без дела.

Где-то в глубинах сознания прятался загнанный в угол страх. Через вдох он вырывался, становился ощутимым, будто являясь в покои Галена и обнимая Анну за плечи, через выдох – она выпрямлялась, словно сбрасывая его с себя, снова и снова прикладывая к оголенной плоти заживляющий эликсир.

– Я должен позвать кого-то?

Анна взглянула на Фабриса, мягкий голос которого едва ли не напугал ее – так она была сосредоточена. Его слова донеслись до нее как сквозь толщу льда, и она качнула головой. Он не понимал. Она ни за что бы не вверила судьбу Галена в руки чародея-отступника. Не позволила бы прикасаться к нему, не доверилась бы иным эликсирам и мазям.

– Я исправлю все сама, – трясущимися губами полушепотом проговорила Анна, смачивая край очередной повязки. Она прикоснулась ею к пораженному предплечью Галена, когда он перехватил ее руку железной хваткой. – Пусти... – попросила она, мягко попытавшись вывернуться.

Гален открыл глаза, что казались абсолютно черными, но Анна знала – на солнце они искрятся цветом палой листвы. Он поднес ее пальцы к губам и крепко поцеловал, пока Сильви не останавливалась ни на миг, сращивая поврежденную кожу. Он так и не отпустил ее. Анне пришлось сесть рядом. Бессловесно она спросила у Сильви дозволения не как королева у фрейлины, а как подруга, уверяясь, что та больше не растеряется и не отступит.

Анна скинула испачканные кровью туфли, противно прилипающие к полу, забралась с ногами на кровать и устроилась рядом с Галеном, почти приложив его голову к своему сердцу, когда он крепко сцепил зубы, сдерживая очередной стон. Их пальцы переплелись, и Анна сама едва не вскрикнула от боли, забывшись он сжал ее руку столь крепко, что побелело в глазах.

– Ш-ш-ш... Тише... – она успокаивающе погладила его по лицу, смахивая со лба капли холодного пота.

Он снова забылся. Анна тихо попросила Сильви дать ей очередную повязку с эликсиром. Приподнявшись на локте, почти обнимая Галена, она продолжала стягивать его раны. Это выглядело слишком откровенно, слишком не для чужих глаз, но она хотела поскорее избавить его от всякой боли.

Когда ресницы Галена начинали трепетать и он возвращался разумом к ней из железных тисков страдания, она целовала его губы и пылающее лицо. Она пропускала его черные волосы сквозь пальцы, а Сильви, более не робеющая и сосредоточенная, продолжала обрабатывать раны. Иногда в глубине ее усталого взгляда Анна читала настороженность и удивление.

«Вы заигрались, Ваше Величество», – слышала она без слов, пока Гален скрывал крик за стиснутыми зубами, и Анна запечатывала боль поцелуем, верила, что ее присутствие придает ему сил.

Фабрис глядел на происходящее бесстрастно, устроившись в кресле напротив кровати и не пытаясь вмешиваться.

Анне было стыдно перед этими двумя южанами, ставшими ей опорой. Гален Бранд захватил ее королевство, провозгласил своего брата убитым, женился на ней, оправдываясь старыми северными традициями. Ее отец погиб из-за его вторжения в земли, на которые он не имел права. То, что она не испытывала к Галену гнева, ощущалось едва ли не болезнью ума.

Ей было страшно. Она боялась, что ненависть переродилась и потому его жизнь стала так ценна ей.

– Мы все могли бы умереть, если бы не он, – прошелестела Анна, снова прикасаясь губами ко лбу притихшего Галена. Она чувствовала себя виноватой перед Сильви и Фабрисом, вынужденными выбирать наименьшее зло из двух одинаково ужасающих.

– Если бы не он, ничего бы этого не случилось, – тихо проговорил Фабрис, после чего Анна осторожно взглянула на Галена, убеждаясь, что он их не слышит.

Изуродованная огнем отступника кожа стягивалась под пальцами Сильви. Анна думала, что не станет жалеть эликсиров, чтобы напрочь стереть с нее, по северному бледной и усыпанной созвездиями трогательных родинок, любое воспоминание об этом страшном дне.

Она нахмурилась, услышав слова Фабриса, изобразила суровость для того лишь, чтобы он не перестал верить в нее. Ей была необходима его надежда. Он, как никто другой, близкий к ней, должен был верить, что она не отступит, когда настанет время выбирать между Тьмой и Светом. Но пальцы ее все также успокаивающе путались в черных волосах Галена.

Когда он закричал, впервые неприкрыто и отчаянно, Анна позволила себе зарыдать, больше не находя в себе сил скрываться. Но все же надеялась, что никто ее не осудит.

Королевский дворец, Дагмер

Во дворце Дагмера поселилась тишина. Закончились пиры, превращающие гостеприимный чертог в дешевую таверну. Вино и эль больше не лились рекой, а тиронский табак можно было достать едва ли не случайно. Все, кто не нес службу, теперь прятались за дверями своих покоев, предпочитая иной раз даже не зажигать свечи и камины по ночам. Все замерло и затаилось в ожидании гнева Галена Бранда.

Наслаждаясь утренней тишиной, Анна гладила кончиками пальцев обновленную, еще совсем тонкую и розовую кожу его предплечья. Она заглядывала в его темные глаза, устремленные к куполу балдахина с вышитыми серебряными звездами. Все глядела на него как на картину, целуя его изувеченные ритуалами ладони. Она ждала. Но не кары, а откровения. А он молчал, даже когда Анна просила говорить, чувствуя, как в его груди медленно плавится ярость.

Бесконечное количество раз он покидал ее отчужденный, собранный, не желающий делиться ни с кем Тьмой, что клубилась внутри. Вот и теперь, она уснула, обнимая его, привыкнув к тому, как сильно он нуждался в ее тепле. Но распахнув глаза посреди ночи, обнаружила рядом лишь пустоту. Наступившее беззвучие пугало, лишенное даже потрескивания углей в камине – дрова давно догорели, не оставив за собой даже искр.

Анна долго лежала как скованная, не в силах пошевелиться от осознания, что Гален Бранд, ее недавний враг и нечаянный любовник, был необходим ей. Она убеждала собственное тело вновь погрузиться в сон, но оно, не повинуясь, коснулось голыми ступнями холодного пола. Анна будто наблюдала за собой со стороны, поглощенной желанием отправиться на поиски, диктуемые надеждой отыскать его, как когда-то сделал он сам, найдя ее посреди зимнего леса.

Она быстро облачилась в мягкие туфли и длинный кафтан. Едва дверь заскрипела, Фабрис, дремавший на скамье у покоев, встрепенулся. Он хотел было вскочить на ноги, но Анна остановила его движением руки. Гален не любил, когда вход в его покои охранялся, и приказывал южанину заступить на службу ночью только когда отсутствовал сам.

Анна села рядом с Фабрисом, наблюдая, как тот растирает покрасневшие глаза.

– Я стала так крепко спать, – призналась она. – Должно быть, из-за ребенка.

– Это же прекрасно, Ваше Величество, – сонно отозвался Фабрис. – Я позволил себе слабость уснуть, но ваш сон всегда под защитой. Можете быть уверены в этом.

Он обладал удивительной способностью говорить с Анной уважительно и в тоже время расслабленно, как с сестрой или подругой, однако являл ее лишь тогда, когда они оказывались вдвоем или в компании Сильви. Оттого Анне рядом с ним было легко. Быть может, Галену удалось разглядеть в незнакомом южанине эту черту, и потому он приставил к ней именно его.

– Как часто он покидает меня? – без лишних предисловий спросила она, даже не думая уточнять, о ком идет речь.

– Каждую ночь со дня мятежа, – понизил голос Фабрис.

– И ты знаешь, куда он ходит?

– Я не следил за ним. Но слышал, что он посещает подвалы дворца, – он поманил Анну ближе к себе, чтобы перейти на шепот. – Куда прежде приказал вынести то, что осталось от мятежников.

По спине Анны пробежала дрожь, будто спотыкаясь о каждый позвонок холодной волной.

– Никто не смеет туда соваться по своей воле. Потому и я вам советую снова отправиться ко сну. Крепкий сон вас красит. Вы так похорошели за последнюю луну... – затараторил Фабрис.

Анна хмыкнула, осознав, что так он попытался отвлечь ее.

– Отведи меня к нему.

Он уперся спиной в стену, уставился на собственные грубые руки, внимательно рассматривал их, будто увидел впервые. Анна почти ощущала, как шевелится ворох быстрых мыслей в его голове в поисках той, что могла бы ее остановить.

– Зачем вам это? – наконец взглянул он на нее в миг, когда она думала повторить свою просьбу. – Вы же знаете, что там происходит, госпожа. Это грязно, нечестиво и противно воле Создателя. Лучшее, что вы можете сделать – закрыть на это глаза. Как и каждый в этом замке.

– Потому ты не рассказал мне обо всем, пока я не спросила? Иногда заглянуть в лицо Тьме – лучше, чем оставаться в неведении, – проговорила Анна решительно и без раздумий. Если кто-то и отвернулся от происходящего, она не могла поступить также уже потому, что была королевой.

– Хотите знать, насколько он опасен? – Фабрис покачал головой, быть может, даже неосознанно. Но тело выдало его сожаление.

– Нет. Хочу лишь знать, сколь страшны его деяния. Я больше не боюсь его.

– Или убедили себя в этом, чтобы сохранить рассудок и ясность ума? – спросил он мягко, словно погладив ее по плечу. Его голос сочился сочувствием, но он успел выучить, что оно ей ни к чему.

Не произнося более ни слова, Анна встала и пошла по темному коридору, зная, что Фабрис послушно последовал за ней. Он стал ее тенью, потомуи не могло быть иначе. Она не страшилась своего дворца, не боялась встретить в темноте отступников, готовых ее растерзать, но ей казалось правильным присутствие Фабриса рядом. Она верила, что все, о чем он может сказать за ее спиной, делает крепче веру других, что те, кто ждет светлых времен, не растеряют ее, пока она, маленькая белая королева, не поддается страху.

Подземелье. Королевский дворец, Дагмер

– Ступай к себе. Сейчас же.

Анна пыталась не подпускать запахи к своему разуму, дыша коротко через открытый рот, но внутренности то и дело скручивало в рвотном позыве. Тогда она старалась думать о Фабрисе, которому было куда хуже, чем ей. Его лицо из снежно-белого становилось серым. Он то и дело останавливался, прислонялся к стене, стискивал голову кулаками, злясь на себя за слабость.

Они не знали куда идут, но запах, острый и режущий глаза, подсказывал, что их путь верен.

– Он не тронет меня. И ты это знаешь, – Анна успокаивающе погладила Фабриса по спине, когда тот мгновенно отшатнулся. Она забылась. Королевы не прикасаются к верным воинам как к друзьям и близким.

– Вы не ведаете, чем он стал. Быть может, за одной из этих дверей чудовище из Тьмы, а не Гален Бранд. Хотя... После этого... – Фабрис резко захватил ртом воздух и вскинул руки. – Вы уверены, что Гален уже не оно?

Анна приложила палец к губам, моля о тишине, когда его голос перестал слушаться и зазвучал громче.

– Кто, в самом деле, в здравом уме может пойти на такое?..

– Лишь отчаявшийся, – тихо ответила Анна, распахнув очередную дверь, за которой ничего не нашла. – Уходи. Ну же!

Она успела толкнуть Фабриса в грудь, когда за следующей дверью нашла то, что искала. В отражении блестящих, искаженных ужасом глаз южанина она заметила, что он успел увидеть все.

Потянув дверную ручку на себя, она отрезала его от ужаса, который он будет обречен вспоминать, даже став свободным.

Гален определенно слышал, как она вошла, ведь помимо магии Бранды, все как один, наделены звериным слухом. Он так и остался посреди небольшой залы стоящим на коленях, и даже не взглянул на нее. Свет нескольких факелов разрезал темноту вокруг него, обнажая плоть и кости врагов нового короля.

Анна почувствовала, что ее тело отдалось дрожи. Она заставляла себя смотреть лишь на него, видеть лишь его одного, но не дело его рук.

Я больше не боюсь его.

Говорить себе так было проще, и все же страх сковал ее, вынуждая задуматься: не пыталась ли она убедить себя в этом?

– Зачем ты здесь? Уходи.

Когда Гален заговорил, она едва не расплакалась от облегчения. Даже в словах, прозвучавших грубо, сквозила забота. Иногда он просто не мог иначе выразить ее своей изуродованной Тьмой душой.

– Ты не должна этого видеть.

Все-таки это был еще он. Гален Бранд. Непроглядная бездна боли в оплетении терновых шипов, оскал оборотня, смертельный поцелуй змеи, Великая Тьма, как прозвали его другие, не способные разглядеть в нем и каплю человечности.

– А ты?.. Должен ли делать все это?

Она ринулась вперед, не задумываясь о том, как в этот раз будут замараны ее туфли. Она приблизилась, желая заставить его поняться с колен, но он обнял ее за талию, прижался щекой к ее животу, а пальцы ее сами скользнули по его волосам, взмокшим от холодного пота. Мгновение они стояли так, словно обратившись в статуи. Анна крепко зажмурила глаза, чтобы ничего не видеть, и распахнула их лишь когда он заговорил снова.

– Должен ли я? – переспросил Гален и отпрянул. Его глаза были красны и полны слез. – Если бы ты знала через что мне пришлось пройти, чтобы стоять на коленях перед тобой в подземельях дагмерского дворца. – Он поймал ее руку, целуя в раскрытую ладонь, и только потом поднялся вместе с кинжалом, прежде брошенном на полу. – Если бы только тебе было известно, скольких трудов мне стоило собрать свою разнузданную армию, где находятся глупцы, считающие, что им по силам справиться со мной, раз им довелось впустить в душу Тьму. Нет. Не-е-ет. Она подвластна не всем.

Гален отступил на шаг и ударил лезвием по ладони. Он заговорил на старо-тиронском, а Анна дернулась, чтобы снова дотронуться до него, желая вернуть его себе. Но черная кровь отступников уже взметнулась в воздух. Анна вскрикнула, не удержала дыхание, и невыносимый запах гниения снова пронзил легкие.

– Неужели... – руки Галена тянули за собой всплески мертвой крови, переплетая те в замысловатые узоры, – ...они думали... – от всполохов неудержимой магии затрещал воздух, точь-в-точь как во время грозы. – ...что я оставлю их в покое после смерти?!

От одного лишь звука, с которым поднимались тела и скрежетали кости, можно было сойти с ума. Тогда Анна поняла, что перед ней куда больше двух десятков тел – все висельники Дагмера безмолвно приветствовали ее, шумно вставая один за другим.

– Они все должны подчиниться мне!

Анна зажмурилась, заткнула уши руками, слыша гремящий голос Галена, обратившийся в сталь, одержимость и саму смерть. Она не хотела этого видеть, но была вынуждена узреть мертвую армию Дагмера – вершину его темного искусства.

Гален вдруг вскрикнул и упал, а вместе с ним и все, что он создал. Анна согнулась пополам, будто лишь так могла удержать желудок, рвущийся к горлу. Она закричала, словно это могло придать ей сил и злости, достаточной, чтобы вывести Галена из этого проклятого места, смыть с него запах мертвечины, гнев и Тьму, коей посмотрела прямо в лицо, оказавшись рядом с ним.

Анна не успела даже опомниться, как оказалась в его объятиях.

– Прости... Прости, прости! – он шептал эти слова так же одержимо, как миг назад выкрикивал заклинание, одно существование которого могло проклясть его навсегда.

Анна дернулась, чтобы взглянуть ему в глаза, чтобы убедиться, что он снова видит ее, а не гору трупов, поднятую во имя удержания власти. Ей пришлось протянуть руку к лицу Галена и утереть хлынувшую носом кровь.

– Ты едва себя не убил, – надтреснутым голосом проговорила она.

– Магия крови – вечное сражение между жизнью и смертью. Это одна из причин, почему я никогда и ни за что не обращу тебя. Но они, – он окинул взглядом мертвецов, – должны подчиниться мне.

Гален подхватил ее на руки, и она, пораженная трепетом и не способная сделать и шаг, была благодарна за это.

– Есть и другие причины? – прошептала Анна, уткнувшись носом в его плечо.

– Однажды я расскажу тебе о них. Не сейчас. Ты не должна была видеть меня таким.

Она скользнула холодной рукой по шее Галена, испещренной черными венами, стараясь не слышать ничего, кроме его голоса.

Он приходил в это место каждую ночь со дня мятежа: доводил себя до полусмерти, оттачивая ужасное ремесло, смывал с себя запахи, пил эликсиры, скрывающие следы темных чар, и возвращался в постель с рассветом.

– У меня нет иного пути, – прошептал Гален ей в макушку, крепче прижимая к себе. – Ты должна это понять.

Он делал все, чтобы она не узнала, оберегая от своей темной стороны, тех граней, что не успела разглядеть. Ей было не ведомо, сколько еще запретных заклинаний хранит память Галена, на что еще он готов пойти, чтобы удержать трон и перекроить мир по образу, сложенному его разумом. Лишь одно было очевидно, и он произнес эти слова вслух:

– Я не могу отвернуться от Тьмы. Иначе потеряю все то, что обрел.