Последние стражи Аарона. Изгнанники

Королевский дворец, Дагмер

Каменные стены у лестницы, ведущей в большой чертог, где Дагмер встречал дорогих гостей, прежде были украшены портретами семьи Бранд. Кейрон и Эдина – суровый великан с волосами цвета соломы и хрупкая леди в замке Эстелроса. За их спинами полотно с гербовым волком, танцующим на задних лапах. Молодой Морган, только вернувшийся из Ангеррана. Анна слышала, что та война погасила свет в его глазах, но для портрета он позировал, возложив руку на эфес меча. Король Аарон на троне с венцом на голове и одухотворенным ликом. Совсем молодой король Ивэн с Писанием в одной руке и мечом в другой.

Гален, захватив дворец, предал их огню. Оставил лишь портрет матери в скромном платье и тонкой серебряной диадеме, украшающей длинные черные волосы. Она была прекрасна, вот только Анна всегда подмечала некий злой рок, глядя на этот портрет. Облик первой королевы Дагмера словно кричал об отписанной ей короткой жизни.

Теперь слуги вешали на стену еще один портрет.

– Нет. Чуть дальше, – приказывал Гален, наблюдая за происходящим, заложив руки за спину. – Хочу оставить место для будущих правителей Дагмера.

Спускаясь по лестнице, Анна приметила как сурово его лицо, но уже предвкушала что оно расцветет, едва он заметит ее. Она позволила признаться себе, что ей по нраву это разительное преображение и даже наслаждалась им. Оно лишний раз говорило о ее необъяснимой власти над ним – магом, наводящим ужас на всех прочих.

Он улыбнулся, даже не успев взглянуть на нее. Сдержанно, как и было почти всегда в присутствии поданных, но ей была хорошо знакома и его открытая улыбка. Признаться, что ей доводилось слышать искренний смех Галена Бранда, было страшнее, чем делить с ним ложе. Однажды в Дагмере вновь наступят светлые времена, однако в этом она не признается никогда, утаит от чужих ушей, что когда-то могла смеяться вместе с ним. Он говорил с ней ненасытно и много, будто его никто прежде не слушал и не понимал. И чем больше она узнавала его, тем легче плела из мрачных рассказов образ человека, а не монстра. Он отличался от других лишь тем, что временами оказывался вместилищем для непомерного количества боли и злости.

Теперь Гален поспешил к последним ступеням, чтобы успеть подать ей руку.

– Моя королева, – он поцеловал пальцы Анны, едва они коснулись его холодной ладони и задержал их куда дольше, чем следовало в присутствии посторонних. – В эту пору довольно непросто найти сносного творца, способного запечатлеть нас рядом, но однажды, верь мне, я найду лучшего из них. Ведь не каждому по плечу заключить в холст и масло твою красоту.

Временами Анна забывала о том, кто перед ней. Гален, с тех пор как стал королем, преобразился и совсем не походил на одичавшего отступника. Он не забывал об эликсирах, очеловечивающих его, и делал это страшась оказаться для нее неприятным. В этом не было и капли сомнений.

Они часто оставались наедине, и тогда Анна все чаще впускала в свое сердце сострадание, стараясь заглушить им все его грехи. Так ей удавалось увидеть в нем израненного, отвергнутого, растоптанного жизнью мальчишку. Тьма не смела близко подкрасться к его разуму, пока она была рядом, пока была мягкой и играла роль нечаянно влюбившейся королевы. Галена неизменно завораживало это искусное представление, и он, очевидно тоскующий по человеческому теплу, поддавался или же больше – непреложно верил ей.

Вот и теперь услышав его восхваление, Анна отозвалась коротким прикосновением к его щеке. Глаза Галена, два темных горных озера, обратились к ней в удивлении – том самом выражении, что никак не стиралось, стоило Анне на мгновение проявить нежность. Он прежде был близок со многими женщинами, но словно все они дарили ему нечто другое, вскармливая лишь его жестокость.

Сама Анна удивилась иному, едва он отвел взгляд, чтобы вновь поцеловать ее руку. Увидев мужчину, изображенного на портрете, придерживаемом слугами, она узнала в нем Моргана, и лишь приглядевшись заметила, что он выглядит куда суровее, а коротко стриженные волосы на висках уже отмечены густой сединой.

– Как лицемерно, не правда ли? – Гален, проследив за ее взглядом, снова заложил руку за спину и вытянулся в струну, разглядывая кровного отца Моргана. – Вистана зовут великим героем, но в этом замке прятали его портрет. Не знаешь ли отчего, моя королева? Ты только взгляни, какой он величественный! Единственный из рода Брандов, достойный этого места.

Анна покачала головой. Прежде она и не задумывалась об этом. Отчего лик Вистана считался недостойным украшать эту стену, подобно портрету безумной Игритт – матери Ивэна.

– Они его боялись, Анна, – рассуждал Гален, оказавшись близко, чтобы вновь сжать ее ладонь. – Совсем как те, кто повинен в его смерти. Страшились его смелости и решительности. Он не смог бы стать частью нового мира, стремящегося к тому, чтобы вытеснить магов сюда, на лед и камни, подальше от глаз.

– Вистан причинил много бед Руалю, – проговорила она, украдкой проводя пальцем по его ладони. – Думаю, потому прежде его портрет не появлялся здесь, у большого чертога.

– Но помог объединить Север. Не оборвись его жизнь так резко, Руаль, а вместе с ним фанатики, объявляющие магов незыблемым злом, оказались бы стерты с лица земли. Мир был бы иным, таким, как я себе его представляю. Я даже не верю, что Вистан – часть семьи Бранд, нерешительных отъявленных трусов и приспособленцев. Он был слишком смелым, а они хотели стереть память о нем, как заметает пыль под ковер нерадивая служанка.

Слуги начались коситься на Галена, начавшего говорить с опасной горячностью. Но Анна была спокойна. По его бледному лицу она могла ясно разглядеть, что теперь, пусть и обвиняющий Брандов с пылом, он не готов разрушать.

Картина, наконец, устроилась на положенное ей место, с глухим стуком хлопнув о стену и подняв облачко пыли. Анна вгляделась в Вистана снова. Парадный портрет, наверняка выполненный по наказу короля Эльрата после очередной победы, запечатлел мужчину в доспехе, опирающегося на украшенный волком щит. Хмурое лицо, фамильный подбородок, темные глаза. Первый знаменосец королевства и Страж Серебряных врат Айриндора. Он не был тем героем, память о котором могла раствориться в веках, но его лицо стало одним из ликов старой войны, потому и не выставлялось напоказ.

Анна представила, как непросто будет видеть его Сильви и любому из пепельных воинов, ведь их семьи могли пострадать от возмездия, свершаемого Вистаном за вторжение руалийцев в северные земли. Но Гален, очевидно, не желал считаться с ними.

– Воистину, история не помнит кровных уз, она чтит лишь имена. Но идем, – таинственно улыбнулся он. – Я пригласил тебя вовсе не за этим.

Следуя за Галеном по увешанному факелами коридору, она судорожно представляла себе, что ей доведется увидеть. Он оставался головоломкой, которую было невозможно разгадать хотя бы потому, что его представления о черном и белом расходились с внутренними ощущениями большинства. Он обладал удивительной неспособностью делать приятные сюрпризы, потому сердце Анны ускорило свой бег.

– Расскажи! – потребовала она, одернув его за руку.

– Терпение, беспокойная душа, – едва слышно рассмеялся Гален. – Ты все увидишь сама. Это здесь.

Он подошел к ближайшей двери, толкнул ее, потянул Анну в темноту за собой. Она вскрикнула, когда он излишне резко притянул ее к себе, пользуясь ее растерянностью, и коротко, но крепко поцеловал.

– Я никогда не была здесь прежде, – прошептала она, пытаясь нащупать руками ближайшую опору стоило только ему отойти от нее.

Невольно Анне вспомнилось, как Ивэн провел ее по доброй части замка с повязкой на глазах. Она верила ему, знала, что он поймает ее, если она ненароком упадет. Она кружилась по гулким коридорам, смеялась, а он подарил ей оживший сад и целое королевство. Теперь же ей было страшно пошевелиться. Она не знала, что может ждать ее во тьме.

Но Гален наконец зажег свечу, следом еще одну. И, в конце концов, взгляду Анны предстал большой зал с широким столом, устланным черными полотнами. Гален подошел ближе, дернул одно из них, являя ее взору вышитый рисунок.

– Днем здесь работают женщины из города. Я плачу им едой. Ты ведь хотела этого? Дать людям работу и еду?

Анна вцепилась ладонью в край стола. На черном полотнище была вышита волчья морда с раззявленной пастью. Острые уши, острые клыки, алый язык.

– Черный?.. – только и смогла пропищать она, глядя на зверя, вселяющего ужас.

– Да, – Гален улыбнулся, почти любовно поглаживая новый герб дома Бранд. – Этот цвет тебе больше к лицу.

Анна сжалась и обняла себя за плечи, неосознанно пытаясь спрятать свое белое платье – она все еще выбирала белый, слыша шепот от самых разных людей:

Белая королева! Белая... Храни, Создатель, белую королеву!

– Что такое? – озадаченно спросил ее муж-король, облаченный в черное. – Тебе не нравится? Я позволил себе изменить герб, заявляя, что у моей семьи теперь новый путь. Тебе... не нравится?

– Нравится, – соврала Анна, решившись дотронуться до полотна.

– По весне эти знамена расцветут по всему континенту, – проговорил он, размашистым жестом прогоняя со лба черную прядь волос, упавшую на глаза. – Я обещаю, что построю для тебя новый мир. Вистан Бранд будет гордиться мной.

Гален потянулся к следующему полотну, взмахнул им, чтобы расправить на столе. Он торжествовал, довольный работой мастериц и погруженный в неясные картины будущего, а на его шее расцветали темные веточки вен. Все начиналось с них, с тонких запястий, с висков и бледных губ. Впервые заметив, как темная кровь побеждает магию, призванную скрыть ее след, Анна испугалась. Точно также, как в день падения Дагмера, когда она впервые увидела Галена. Но теперь она знала, что чем сильнее заклятие, к которому прибегнул маг, тем сложнее эликсиру скрывать его последствия.

– Гален? – она окликнула его, увлеченного разглядыванием искусной вышивки. Он глядел на звериную морду так, будто ему важен был каждый стежок, но с готовностью отвлекся на нее, в нетерпении ожидая вопроса.

– У тебя новые рекруты? – спросила Анна, стараясь стереть из голоса всякое осуждение. Он обращал новых магов крови непременно сам, и каждый раз после проведенных обрядов Тьма терзала его с удвоенной силой.

– Как ты?.. Ох... – он потянулся было к горлу, зная, что кровь вновь зацвела, желая спрятать эту картину от взора Анны, но обессиленно опустил руки. Что бы он не сделал, все было напрасно без новой порции эликсира. Для короля, стремящегося обратить к запретной магии каждого жителя Дагмера, Гален слишком тяжело переживал появление отметин, оставляемых той на его коже.

«Это мое уродство», – так он высказывался о своем меняющимся облике. Но этом знала одна лишь Анна. Быть может потому, обращая других магов, он не требовал того же от нее – из малодушного нежелания портить ее красоту. Он никогда не говорил, что она должна стать магом крови. Из его уст звучало лишь неопределенное: «Быть может однажды. Если ты сама захочешь того».

– Да, трое человек. Все еще слишком мало. Но до весны все изменится, – жестко ответил он, вминая в столешницу пальцы, собранные в кулак.

– До весны? Город не простоит запертым так долго, – Анна заговорила тихо и осторожно. Ей была невыносима мысль о том, что Гален использует голод, чтобы заставить магов становиться в его ряды. Те продавали Тьме свои души за мешок с крупой. Она умоляла открыть Дагмер хотя бы со стороны моря, давая торговцам продолжить свое дело, но Гален был непоколебим.

Он притянул к груди новое полотно, но раздраженно швырнул его обратно.

– Я говорил тебе, что сниму осаду, как только отступников будет достаточно.

– Достаточно? – Анна подошла ближе, заключила его лицо в ладони, позволила себе заглянуть в его глаза. Морщинка, исказившая было его лоб, тут же растаяла, как не бывало. – Достаточно для чего? Для захвата всего континента?

– Тебе не стоит делать вид, что ты глупее, чем есть, – Гален произнес это ровно, без былой резкости, но тут же заставил ее сердце похолодеть: – Для начала мне хватит Айриндора.

Покои нового короля. Королевский дворец, Дагмер

Подбросив в камин поленья, Анна была рада, что успела это сделать до того, как огонь растеряет последние искры. Взяв в руки кочергу, она позволяла пламени разгореться, подхватить новый дар, принесенный для сохранения тепла. Во дворце, как и во всем Дагмере, этой зимой было холоднее, чем прежде, потому Гален, будто по природе своей неспособный удерживать тепло, спал плохо и тревожно. Но именно этой ночью Анне было важно, чтобы он не пробуждался до самого рассвета, потому ее собственная кожа все еще хранила на себе эхо его прикосновений.

– Анна...

Она вздрогнула, когда с его губ сорвалось ее имя, похожее на стон.

– Ты могла позвать слуг. Королеве не пристало марать руки в саже.

Обернувшись, она быстро вскочила и мягко заставила его вновь склонить голову на подушки.

– Отчего ты не спишь? – сонно пробормотал он, пока она прижималась к нему всем телом, стремясь отдать как можно больше тепла.

Впервые она пришла в покои, объявленные Галеном своими, на следующую ночь после той, что соединила их. Он был удивлен, и это оставалось неизменным до тех пор, пока его тело так отчаянно не привыкло к ее теплу. Тогда он и признался, что, согревая его, она продлевает его хрупкий сон и дарит покой тревожному разуму. Так Анна поняла, что ее оружием стал не только лед, оказавшийся снова в ее полной власти, ведь Галену была противна сама мысль о том, чтобы вновь изувечить ее запястья, пускай и для чьей-то защиты.

– Не оставляй меня, – попросил он, пока она гладила его по волосам, пока его дыхание угнездилось где-то на ее плече.

Сердце Анны сжималось от великой тайны. В разорванных объятиях сна Гален выглядел едва ли не беззащитным, если бы только не привел в Дагмер всех своих сторонников. Она могла схватить кинжал Мириам, который он теперь повсюду носил при себе, но на ночь оставлял на маленьком столике у кровати. Анна могла оборвать его жизнь в один миг, но давно примирилась с мыслью, что не одолеет отступников без чужой помощи, даже если на ее сторону встанет каждый руалиец, застрявший в Дагмере. Потому она лишь коснулась губами его щеки. И осталась бы с ним, как он просил, быть может, так даже было бы безопасней для всех, но ей было важно убедиться, что все идет по плану, что верные ей воины Пепла не попали в расставленные отступниками силки.

Потому она выскользнула из согретой кровати в прохладу дворца, быстро облачилась в черное шерстяное платье, слишком простое для королевы, но удобное для езды верхом, и тихо юркнула за дверь, убедившись, что сон Галена остался крепким. Двери в его покои никогда не охранялись – таким самонадеянным он был.

Возможно, он даже слышал, что она покинула его, но не всполошился. В моменты бессонницы Анна часто бродила по дворцовой террасе, оставаясь наедине с темной непроглядной ночью, или же спускалась в библиотеку. Теперь эти ночные привычки давали ей достаточно времени, чтобы совершить задуманное.

Она нашла Фабриса на скамье у собственных покоев, куда стремилась, чтобы захватить теплый меховой плащ.

– Госпожа Анна! – он поприветствовал ее громким шепотом. На удивление, он был слишком взбудоражен, чтобы дремать, прислонившись к стене, как делал это по своему обыкновению. Впрочем, это была вовсе не обычная ночь. – Все в порядке. Вам не стоит волноваться.

– Встретимся у конюшни, – приказала она, пресекая любые возражения.

По темным коридорам Анна шла осторожно, набросив капюшон на голову, стараясь не разбудить никого из заснувших отступников. Мало кто из них, за многие ночи пребывая во дворце, научился нести свой дозор. Выскользнув во двор, она вдохнула полной грудью морозный воздух, чтобы сбросить с себя остатки сна. Добравшись до конюшни, она обнаружила Фабриса, запрягающего ее белую лошадку.

– Вы уверены, госпожа? – тихо спросил он. – Если кто-то из отступников нас изобличит, мы ни за что не скажем правды. Другое дело – если заметят вас.

– Я должна быть с вами, Фабрис. Вы рискуете головами ради жизни магов. Тех, кого церковь учила вас презирать.

– Маги – тоже люди, – беспечно пожал он плечами. – Чего не скажешь об отступниках.

С присущей ему аккуратностью, Фабрис помог Анне забраться в седло, хотя она вполне могла сделать это сама. С ее позволения первым покинуть двор, он проехал мимо постовых у самых дальних и узких ворот крепостной стены. Стоящие там стражники еще утром были щедро подкуплены благодаря Сильви.

Та выкрала ключ от дворцовой казны, который Ульвар, отходя ко сну, клал под подушку рядом с собой. Так девчонка, которую Анна прежде считала слишком хрупкой и трусливой, окончательно завоевала ее доверие. Оказалось на руку даже знатное происхождение Сильви – наметанный глаз ловко выцепил из груды сокровищ именно те, которыми было возможно подкупить любого, в особенности – отступника. Все, что приглянулось, она вынесла в подоле платья. Не слишком мало, но и не так много, чтобы кража оказалась замеченной. Ключ благополучно вернулся на место, а пепельные воины стали чаще приглядываться к постовым на воротах, ведущих в город.

Сильнее всего Анна переживала за собственных сторонников, покинувших замок, чтобы отправиться прямо к перевалу Седло в поисках неверных Галену людей. Оказавшись за крепостной стеной, она заметила, как прочен наст под копытами лошадей – дорогу для пепельных воинов наверняка проложил кто-то из городских магов, способных легко управляться со снегом.

– Получилось! Получилось, Фабрис! – хохотала она, разглядев впереди освещенные факелами повозки.

С тех пор, как была сорвана магическая печать с дверей, ведущих в усыпальницу в сердце горы, те запирались лишь на один большой засов. Никто и не подумал приказать чародеям потратить магию на печать, способную сравниться по силе с сорванной. Да и к чему, когда Дагмер заперт зимой? Ни одна армия не подобралась бы к Дагмеру незамеченной, пока на перевалах гряды дежурят отступники. Но все имеет свою цену, тем более пока армия Анне была не нужна. Пополнить запасы еды для горожан, чтобы они как можно дольше не пополняли ряды сторонников Галена – вот чего ей хотелось.

С десяток обозов стояло почти у самих дверей в усыпальницу, три десятка Воинов Пепла разбирали провизию.

– Жалею, что однажды узнал об этом пути в Дагмер, – обернулся Фабрис, прежде чем пришпорить коня.

Анна последовала его примеру. Невольно она оглянулась на долину, представила готовящихся к бою южан, и теперь не могла поверить, что многие из них помогали теперь помогали ей. Приблизившись к повозкам, она скинула капюшон, чтобы каждый из воинов знал, что королева готова не только отдавать приказы, но и рисковать вместе с ними.

Ликующих возгласов не последовало.

Анне хватило по северному сдержанных приветствий, но широких улыбок. В толпе воинов, она выцепила мужчину, одетого иначе, чем все остальные, спешилась рядом с ним, и тронула его за плечо, когда он передал один из мешков в другие руки.

– Милорд Йоран?

Он развернулся слишком резко, его лицо исказилось от удивления, пока он приходил к пониманию, кто перед ним.

– Анна Локхарт? Сама правительница Дагмера? – опомнившись, он склонился в галантном поклоне. – Не знал, что принимать мой товар примется сама королева. Но извольте.

Фабрис, ни слова не говоря, занял место купца в цепочке, а он ловкими пальцами развязал первый из попавшихся под руку мешков, пока пепельные воины продолжали заносить их в усыпальницу один за другим.

– Извольте же, – он вновь пригласил Анну осмотреть привезенный товар. – Лучшее из лучшего, Ваше Величество. Можете быть уверены.

Анна нырнула ладонью в фасоль. Та была тверда и полнотела как на подбор.

– Здесь мука. Урожай был собран в этом году, – убедившись, что Анна осталась довольна, Йоран двинулся дальше сквозь ряды повозок. – А здесь солонина. Желаете взглянуть?

– Будьте любезны.

Купец развязал первый же мешок с повозки, показал Анне добротный кусок засушенного мяса.

– Мои товары лучшие в Эстелросе. Я уверяю вас, – зычно говорил он, переворачивая новые куски солонины. – Для меня большая честь помогать вам в беде.

– Как вы преодолели перевал, милорд? – участливо спросила Анна.

– Признаюсь, что не без страха, – чистосердечно отозвался он.

– Быть может, звонкая монета сработает с любым сторонником Галена Бранда? – вмешался в разговор один из воинов, занятых разгрузкой. Наверняка, он был из тех, кто лично выискивал слабое звено защиты гряды. – Те отступники, что пропустили нас, должно быть, теперь далеко от Эстелроса.

– Вы получили свою плату?

– Мы условились, что я получу то, что мне причитается, когда окажусь здесь.

– Замечательно, – Анна кивнула. Одного короткого хлопка ей хватило, чтобы вернуть себе внимание Фабриса. – Я желаю заплатить сама.

Тот быстро отыскал взглядом воина, при котором было сокровище, способное быть достойным ответом на риск и расходы купца. Он, поклонившись, вложил в руки Анны маленький резной ларец. Распахнув крышку, она невольно залюбовалась тем, как свет факелов играл на гранях изумруда.

– Знаете, что это?

– Признаться, я не сведущ в сокровищах, Ваше Величество, а в особенности – в их именах. Но этот камень выглядит так, будто он многим дороже всего этого обоза и моих страхов, – купец задумчиво почесал густую бороду, любуясь переливами изумруда, но будто глядя сквозь него.

– Это Слеза морей. Реликвия дома Толдманнов. Считайте ее авансом в счет наших будущий встреч, милорд.

Серые глаза купца, наконец, снова встретились со взором Анны.

– Реликвия? Полагаю, я мог бы найти способ сохранить ее до тех пор, пока вы, Ваше Величество, не будете готовы заплатить иначе.

– Я была бы признательна вам, милорд Йоран. Это больше, чем я ожидала. Однажды, в более светлые времена, я предложу достойную плату, чтобы покрыть ваши издержки.

Купец поклонился, но, выпрямившись, подошел ближе к Анне, нарушив дворцовый этикет, соблюдение которого было не очень-то и уместно в свете их общего дела.

– Отчего вы не бежите? – почти прошептал он. – Эти люди вам верны. Бегите прямо сейчас, пока они готовы защищать вас, Ваше Величество!

Рука Фабриса предупреждающе легла на плечо купца.

– Я не могу оставить город, милорд. Мой долг помогать магам, попавшим в осаду. Если бы не я, вы бы не оказались здесь. И... – она наклонилась чуть ближе к уху купца, осознавая, что Фабрис следит за каждым его движением и услышит каждое ее слово. – Отыщите способ отправить весточку моему мужу. Он должен знать, что я жива.

– Госпожа!

Фабрис дернул Анну за руку, прежде чем она поняла, что происходит. Там, откуда они прибыли, замелькали неясные тени всадников.

– Если станет худо, мчите во весь опор, Анна! Туда, где старая дорога до Эстелросса, – громко наставлял он ее, едва не забрасывая в седло.

– Стройся! – скомандовал кто-то, и Воины Пепла обогнули обоз живой дугой.

– Не вынимать оружия! Не вынимать! – что было мочи закричала Анна, пока страх сжимал в тиски ее внутренности. Три десятка южан вполне могли сразиться с семью всадниками, но один из них оказался Галеном Брандом. Она различила его фигуру еще до того, как он появился в кругу света, отбрасываемого факелами. – Не вынимать! – повторила она, строя план того, как спасти не только обоз, но и жизни воинов, рискнувших всем ради магов лишь потому, что те были людьми.

Гален остановил своего коня по ту сторону обозов. Лошади, проделавшие столь долгий путь из Эстелроса, должно быть испугались впервые, почуяв других, незнакомых им и разгоряченных после длинного бега. Анна приготовилась кричать, чтобы Гален услышал ее голос, но он крикнул первым.

– Идете против моей воли, но не желаете обнажать мечей, Ваше Величество?

Крепко вцепившись в поводья лошади, Анна не могла отвести взгляда от искаженного гневом лица Галена. Ее Галена, ее павшего принца и нечаянного короля, словно кто-то подменил. Сама Великая Тьма проникла под белый покров его кожи, кипела внутри, не давая ему терзаться холодом в ту пору, когда он был облачен лишь в один дублет, наброшенный поверх простой рубахи.

– А вы думали, я стану спокойно смотреть, как мои люди страдают от голода?!

Никто из отступников и не думал усмехаться. Хотя прежде они были ничем иным, как стаей гогочущих шакалов. Возможно, это значило лишь, что крови им больше не хотелось. Либо даже они смели осуждать решение Галена взять жителей города измором.

– Сожгите все, – спокойно велел он своим людям. – Вместе с купцом.

– Нет! Я приказываю! Нет! – закричала Анна, глядя прямо в темные глаза Галена, не зная откуда в ней взялась такая смелость, ведь он мог запросто вытряхнуть ее из седла и сломать пополам позвонок за позвонком.

– Выбирай чего лишиться: обозов или каждого второго руалийца.

– Мы лучше сдохнем все разом, чем позволим отстреливать нас как уток! – крикнул кто-то из пепельных воинов.

Анна лишь крепче цеплялась за поводья в то время, когда ее испуганная лошадка хотела бы нестись прочь. Та громко ржала и кружилась на одном месте.

– Они лишь выполняли мой приказ! Не сметь вынимать оружия!

Тут Анна поняла: лучшее, что она может сделать – это дать лошади свободу. Ведь где-то там, за охваченным Тьмой телом, был Гален Бранд, отчего-то безмерно дороживший ею, ценящий ее как часть того мира, не случившегося для него.

И она ослабила поводья.

Вскрикнула, изобразив, что не способна совладать с такой прытью, и позволила лошади понести ее прочь. Анна молилась лишь о том, чтобы не услышать тут же за спиной звуки боя, но до ее ушей донесся один единственный вскрик – Гален пришпорил коня и ринулся следом за ней. Они неслись вдоль гряды по зачарованному магами снежному насту – тот был частью пути, где прошел обоз.

– Анна!

Голос Галена разносился по лесу, цеплялся за кроны деревьев, разрезал темноту. Анна гадала стоит ли ей прерывать бег. Хочет ли он спасти ее? Или растерзать?

– Осторожно! Держись! Держись!

Испуганная лошадь понесла Анну вперед, в чащу. Она не успела даже вскрикнуть, когда возникшая из темноты размашистая ветка, выбила ее из седла, больно хлестнув по груди. Несчастное животное, лишившись седока, увязло в снегу, исходя страхом и отчаянием.

Анна упала на спину в глубокий сугроб, чудом не напоровшись на одну из сосен, прикрывающих своими лапами ночное небо. За короткий миг покоя, она успела заметить красоту облака, заключившего в себя ее сорвавшееся с губ горячее дыхание. Бежать было больше некуда и незачем.

Спрыгнув с коня, Гален тотчас ринулся к Анне, но она остановила его.

– Сначала ей, – в попытке подняться попросила она, сквозь непрекращающееся ржание своей лошади. – Помоги ей!

И он послушал. Было страшно, ведь молодая кобылка могла испугаться такого сильного мага – животные часто рвались подальше от таких, как он. Но и она послушала. Он тихо успокаивал ее, мягко выводя из снега под уздцы.

Анна все тонула и тонула, нервно смеясь от своей неудачи. До тех пор, пока Гален не протянул ей руку.

– Если тебе так нужна кровь, убей меня, а не южан! – крикнула она вместо того, чтобы уложить пальцы в его ладонь. Тогда он грубо дернул ее за локти, потащил сквозь снег, пока оба не уперлись руками в прочный наст.

Было слишком темно, потому Анна даже не спешила взглянуть на него, чтобы разобрать кто перед ней: Гален или же сама Тьма. Окончательно выбравшись из сугроба и встав на колени, она вскинула голову, чтобы посмотреть в темное небо, взирающее на них искрами звезд.

– Я до смерти испугался за тебя, даже зная, как прекрасно ты держишься в седле, моя королева, – холодно проговорил Гален, пока Анна ждала его гнева. Он и сам не смотрел на нее – сбивал с тонкого дублета налипший снег. – К чему эти жалкие уловки, не достойные твоего ума?

– Убей меня, а не их... – одержимо шептала Анна, словно не слыша его. – Если тебе нужна чья-то жизнь, убей меня!..

Все тело Анны дрожало от холода и стывшей в жилах крови. Она не могла остановиться – сдерживала смех, стучала зубами, но была живой до боли и умопомрачения. Сердце стучало прямо в горле, воруя воздух и слова.

– Да что с тобой такое? – Гален склонил голову, испытующе взглянул на нее. – Ты хочешь заплатить жизнью за кучку руалийцев, которых даже не знаешь и за обоз еды? Ты?

Он все-таки подошел к ней, заставил встать на ноги, грубо стиснув за плечи. Они оказались лицом к лицу, когда полная яркая луна выглянула на темный небосвод из-за рваных туч. Анна впилась взглядом в его лицо, бледное, беспристрастное, со вздернутым подбородком и глазами, в черной бездне которых не читалось ничего.

– Больше никогда не проси меня о смерти, иначе она услышит, – прошептал он, наклонившись, почти касаясь губами ее уха.

Угроза пронзила естество Анны и обдала ее ледяной волной трепета. Она вздрогнула, когда рука Галена едва ощутимо коснулась ее спины.

– Если тебе нужна чья-то кровь, возьми мою.

Она не успела даже пискнуть, когда все вокруг заискрилось снегом, напоминающим миллионы мельчайших осколков льда. Те взмыли в ночное небо по воле Галена, по движению руки, оставшимся незамеченным. Они искрились в свете луны, завлекая Анну в оторопелый восторг, и сквозь него к ней подбирались липкие щупальца ужаса.

Анна ждала, что ноги ее оторвутся от земли, что Гален подбросит ее в воздух, словно невесомое перышко, и все, наконец, закончится. Но она сделала шаг, другой, припала щекой к нему на грудь, и ничего не случилось. В распахнутом вороте рубахи Анна разглядела паутину вен. Тьма была близко. Гален сражался с ней и собственной злобой, но побеждал.

– Я подумаю об этом, – пообещал он, отпуская невидимые нити магии.

Глядя на осыпавшуюся хрусталем снежную завесу, Анна крепче прижалась к его груди и замерла, желая расслышать стук сердца. Оно спешило, металось как зверь по клетке, но было живым.

– Убей меня, но знай, что, сделав это, лишишь жизни разом двоих, – Анна устало рассмеялась, борясь с рвущимися из груди рыданиями, но больше не дрожала.

Она вдруг неожиданно потеряла опору. Гален разомкнул объятия, отвернулся, будто бы направился к лошадям, убежавшим дальше по насту, подальше от вспышки магии, но замер. Оставалась неподвижной и Анна, глядя на то, как вздрагивают его плечи, как пальцы сжимаются в кулак.

– Повтори, – глухо потребовал он.

– Ты все слышал, – рвано выдохнула Анна. – Не стоит делать вид, что ты глупее, чем есть.

Когда Гален ринулся к ней, она перестала дышать. Нельзя было представить, что случится в следующий миг, что творится в его душе. Невозможно было понять, закончится ли все победой или смертью. Он слишком сильно сжал ее, но вдруг заключил в ладони ее лицо.

Она устыдилась своего желания прикоснуться к нему губами. Анна ненавидела себя за эти вспышки тепла, что временами сверкали в ее груди вместо холодной и расчетливой ненависти. Вот она мчалась сквозь лес, не зная, оставит ли Гален ее в живых, а вот уже напрочь забыла об охватившем ее ужасе, забыла, но вскрикнула, когда он слишком резко притянул ее к себе, слишком сильно стиснул в объятиях. Но подаренный им поцелуй оказался нежным и таким долгим, что темная ночь, нависшая над их головами, закружилась в медленном танце. Она боялась обманываться, но по венам разливался жар триумфа.

– Идем. Тебе нельзя замерзать, – тихо проговорил Гален, твердой рукой хватая ее замерзшие пальцы. Решительно, но заботливо, словно она и не шла против его воли, словно ему не довелось нырнуть в пучину гнева. – И никакой больше езды верхом.

Он запрыгнул на коня, но отправиться к своей лошадке Анне не позволил. Вместо этого усадил ее поперек своего седла и свистнул, заставляя испуганную кобылку плестись следом.

Анна ждала от Галена яркой радости или подозрений, но он не дал ей ни того, ни другого, оставаясь непредсказуемым как зимний северный ветер. Но пока она упиралась лбом в его плечо, а его рука лежала на ее еще плоском животе, ей вдруг стало ясно, что именно так, и никак иначе, выглядит его искреннее счастье. Он будто боялся спугнуть его, подпускал к себе несмело, словно оно могло оказаться немыслимо хрупким.

– Надо же.

Анна отпрянула от его груди, едва ли не заснувшая в тепле, изнуренная противостоянием и опустошенная облегчением. На его лице играла кривая, но беззлобная ухмылка.

– Они даже не перебили друг друга.

Конь Галена лениво переставлял копыта, приближаясь, отчего Анна успела разглядеть, что руалийцы продолжали удерживать обоз, однако отступники спешились, кое-кто из них даже устроился забить трубку-другую на ящиках, груженных добром. Разговоры и даже смех были слышны, пока Анна и Гален не оказались замеченными.

– Эй! Заткни пасть и не смей так говорить о госпоже! – громкий голос с сильным южным акцентом заглушил чье-то низкое бормотание, вызвавшее волну беспечного смеха.

Анна порадовалась тому, что хохот двух встретившихся у обоза сторон не был скабрезным или злым, а еще – что сама шутка осталась ими неуслышанной.

– Что ты будешь делать, Гален? – тихо прошептала Анна, зная, что он ее услышит.

Вместо ответа Гален успокаивающе погладил ее по бедру, словно обещая, что не допустит никаких волнений.

Фабрис, завидев ее крепко прижатой к груди нового короля, вскочил с края одного из обозов, плохо скрывая свой восторженный взгляд. Оказавшийся рядом с ним купец почтительно склонил голову, не смея смотреть прямо на захватчика Дагмера. Отступники и руалийцы едва ли не лениво разбрелись по разные стороны обоза, ожидая новых приказов.

– Отчего повозки не разгружены? – гаркнул Гален. – Вам мало рук? Быть может, я должен встать в ваши ряды?

Все взгляды были направлены в его сторону, но Анна видела, что мужчины изучают ее, пытаясь разгадать, как ей удалось унять едва начавшуюся бурю, как у нее вышло оказаться победительницей там, где любое неверное слово могло обратиться в кровавую бойню. Парочка отступников и вовсе взирала на Галена с глупо раззявленными ртами.

– Я что? Говорю на старо-тиронском?!

Первыми очнулись южане, снова выстраиваясь в длинную цепочку, чтобы перебрасывать тяжелые мешки с рук на руки. К ним в строй ввязались и люди Галена.

– Признаться, я не ждала такой щедрости от тебя, – улыбнулась Анна, упершись ладонью в его грудь, когда он поспешил увезти ее подальше от гряды, пронизанной ветрами.

– Разве могло быть иначе? – проговорил он, прижимаясь губами к ее лбу. – Теперь ты бесценна, Анна. Но разве когда-то было по-другому? Я нашел больше, чем искал.