Глава 8. Тяжесть цепей.
Через пару дней, когда рана на боку начала затягиваться, Кён Ми выписали из больницы. Тяжелый воздух облегчения немного рассеялся, когда Чон Так сообщил, что маньяка до сих пор не поймали. Он словно растворился в воздухе, умело скрываясь от правосудия. Хоть она и знала, так просто его не поймают.
Убедив Гэ Юн остаться на пару дней у Чон Така, Кён Ми настояла на своём возвращении домой. Несмотря на возражения друзей, она смогла убедить их в своей безопасности, заверяя, что в случае появления маньяка, у нее будет время среагировать. Ночь опустилась на город, а Кён Ми, словно часовой, присела у порога.
Она нутром чувствовала, что сегодня он придет. Придет за ней. Невольная дрожь пробирала ее тело, но она упорно успокаивала себя, стараясь дышать ровно и глубоко. В голове калейдоскопом мелькали варианты развития событий этой ночи. Единственное, что приносило ей хоть какое—то утешение — это осознание безопасности матери. Что же до самой Кён Ми... ее судьба теперь казалась второстепенной.
Щелчок замка эхом отозвался в комнате, и вот на пороге возник До Шик. Улыбка, довольно расползающаяся по его лицу, казалась неуместной в этой гнетущей обстановке. Он повернул ключ в замке, запирая их вместе, и непринужденно опустился рядом с ней. Волна мурашек прокатилась по коже, парадоксально вызванная его присутствием, но в то же время, словно тихий бальзам, слегка приглушающая страх.
Его взгляд, устремленный на нее, казался лишенным какой—либо угрозы, словно в этот момент она была не пленницей, не жертвой, а чем—то гораздо более важным, чем—то, что он берег. Медленно, с какой—то осторожной нежностью, он коснулся бинтов, обернутых вокруг ее живота, и уголки его губ приподнялись в едва заметной, почти печальной, улыбке.
Кён Ми протянула ему телефон с набросанной в заметках короткой фразой. Он прочел её, и в холодных глазах мелькнуло что-то похожее на презрение.
«Надеялся,что убил меня?» — вопрос с вызовом.
В ответ он разразился грохочущим смехом, запрокинув голову, но смех мгновенно сменился звериным взглядом, полным нескрываемого желания. Внезапно Кён Ми, словно потеряв равновесие, облокотилась на его плечо. Не ожидавший такого жеста, он едва заметно вздрогнул, но тут же расплылся в широкой улыбке, запрокинув голову, чтобы глубже вдохнуть её аромат. По коже побежали мурашки – его реакция была неожиданно юношеской, словно он школьник, впервые познавший трепет влюбленности. Контраст между его звериным взглядом и этой внезапной уязвимостью был ошеломляющим.
Внутри Кён Ми клубился страх, острыми иголками покалывая грудь, но она лишь позволяла себе тяжелый вздох, словно это было единственным способом выпустить пар из кипящего котла эмоций. Казалось если бы она могла говорить, она бы высказала все страхи и недовольства. Но вместо слов она просто сидела, прижавшись к плечу своего мучителя. Тишину нарушил лишь сбившийся ритм ее дыхания.
— Ты странная. Ты совсем не такая, как я думал. Считал, что расправиться с тобой пару минут дела. Я ожидал страха, истерики... Ты пытаешься что-то увидеть во мне? Не трать время. Там ничего нет. Или есть, но тебе это не понравится.
В его словах звучало недоумение, смешанное с какой-то зловещей гордостью. Он словно разочарован тем, что Кён Ми не соответствует его ожиданиям. Он пришел готовый к легкому триумфу, предвкушая страх и мольбы, а столкнулся с непроницаемой стеной. Его предупреждение о пустоте внутри, или о чем-то еще худшем, казалось, адресовано скорее самому себе, чем ей.
Смех, тихий и безумный, вырвался словно против его воли, подчеркивая абсурдность ситуации: он ведет монолог перед глухой женщиной, вкладывая в слова эмоции, которые она все равно не почувствует. Это было похоже на спектакль одного актера в пустом зале, где единственным зрителем был он сам.
До Шик поднял ее на руки, стараясь быть максимально нежным, чтобы случайно не задеть её раненый бок. Он пронес ее в комнату, с кривой усмешкой глянув на зияющую дыру в двери, напоминавшую о его собственном взрыве ярости. Осторожно усадив ее на кровать, он присел рядом. Импульс, желание прикоснуться, поцеловать, проникнуть не только в ее тело, но и в ее душу, овладел им.
Ему хотелось перевернуть ее мир, заставить любить. Но в ее глазах читалась такая глубокая боль, такая неподдельная мука, что он не мог заставить себя сделать это. Впервые за долгое время он почувствовал сочувствие, пронзительное и незнакомое чувство к чужой боли.
— Отдыхай. Я уверен, скоро нагрянут копы, чтобы проверить тебя. Так что держи язык за зубами. И помни Мышонок, я всегда слежу за тобой.
В полумраке комнаты его зверская улыбка казалась еще более пугающей, но в то же время в ней промелькнуло что-то... нежное? Он слегка коснулся губами ее лба, словно оставляя невидимую печать, обещание или, наоборот, прощание. Касание было мимолетным, почти призрачным, как и он сам. После этого, словно тень, он скользнул к двери и исчез в ночи, оставив ее одну с дрожью на коже и смятением в душе.
Кён Ми чувствовала, как страх сковывает её тело, словно ледяная корка. Его слова, пропитанные угрозой и, в то же время, какой—то болезненной нежностью, эхом отдавались в голове. Копы наверняка придут, начнут задавать вопросы.
Но что она им скажет? Правду? Правду о том, что её мучает не только страх, но и какое—то странное, необъяснимое влечение к этому опасному человеку? Она знала, что должна поступить правильно, что её долг – остановить его. Но сердце, словно предатель, шептало совсем другое, заставляя сомневаться в своей решимости. Она чувствовала себя марионеткой в его руках, и эта беспомощность вызывала удушающую боль.
Едва До Шик скрылся из дома, как предательские огоньки датчиков движения вновь ожили. Решив, что он вернулся, девушка без тени сомнения распахнула дверь, но вместо знакомого лица увидела на пороге полицейского. Его удивленный взгляд скользнул по ее лицу.
— Вы так уверенно открываете дверь, не думали, что это опасно? — прозвучал его голос, полный укора. Девушка, стараясь не выдать волнения, быстро окинула взглядом улицу, понимая, что До Шик успел незаметно исчезнуть. Проводив офицера на кухню, она села за стол, взяла листок бумаги и ручку, готовясь к допросу.
— Итак, вас зовут Кён Ми, правильно? — Девушка читала фразы по губам, а после быстро кивнула.
— Вы помните, кто вас ранил? Этот мужчина? — Он протянул листок с фотороботом До Шика, очевидно составленным Чон Таком. В груди у Кён Ми болезненно заколотилось сердце, ее захлестнула волна страха и паники, заставляя сердце бешено колотиться в груди.
Она изо всех сил старалась сохранять самообладание, понимая, что от ее ответа зависит многое. Поэтому, собрав остатки воли в кулак, она, прищурившись, снова кивнула, подтверждая, что это был он.
— Вы знаете, где он сейчас? — медленно, словно вытягивая слова из самой души, спросил мужчина. В ответ девушка лишь безмолвно покачала головой. — Он сам пришёл к вам домой? Что ему было нужно?
Кён Ми опустила взгляд на безупречно белый лист бумаги, и её рука, словно повинуясь невидимой силе, быстро начертала несколько слов, обжигающих своей правдой:
«Он хотел убить меня. В прошлый раз ему это не удалось.»
Мужчина кивнул головой, а после провел свой взгляд по кухне.
— Раз он был здесь, могу ли я осмотреть дом? — Кён Ми кивнула головой, позволяя мужчине осмотреть квартиру, а сама ушла в комнату.
Открыв окно, девушка жадно вдыхала свежий воздух, пытаясь прогнать запах страха, въевшийся в стены. Взор ее вновь приковало к темному переулку, где стоял До Шик. Высокая, одинокая фигура, различимая даже в полумраке, словно гипнотизировала ее. Кён Ми стояла неподвижно, словно завороженная, не в силах отвести взгляд.
Но когда рядом возник офицер, его легкое прикосновение к ее плечу заставило девушку вздрогнуть. Она рассеянно посмотрела на мужчину, но тут же снова обратила свой взгляд к переулку. Теперь там царила лишь темнота и пустота. До Шика уже не было, словно он растаял в ночной тени, оставив после себя лишь смутное ощущение тревоги и какой—то необъяснимой потери.
— Я осмотрел, сделал снимки. Если вы мне понадобитесь еще, я вас найду. Будьте осторожны и если увидите его немедленно сообщайте нам. — Слегка поклонившись, мужчина ушел, оставив после себя легкий, но ощутимый аромат дорогого мужского одеколона, который еще некоторое время витал в воздухе.
Её мобильный телефон вдруг замерцал, вырвав из раздумий. Девушка медленно повернула голову в сторону кровати, где он лежал, словно не желая нарушать хрупкую тишину. Она взяла его в руки, чувствуя легкое покалывание кончиками пальцев, и открыла чат с До Шиком, готовясь к тому, что он напишет.
«Рассказала?» — уточнял он, но это был не просто вопрос, а словно предупреждение, тяжелый намек на последствия неповиновения. Девушка задержала дыхание, чувствуя, как страх сковывает ее горло.
«Нет» — Ответила девушка, отключая свой мобильник. Экран погас, словно обрывая последнюю нить, связывающую ее с миром.
Она скользнула на пол и уселась под подоконником, откуда сочился холодный воздух ночи. Холод проникал сквозь тонкую ткань кофты, но ей было все равно. Тихо зарыдав, она обхватила себя руками. Хотелось, чтобы весь этот кошмар закончился, чтобы проснуться и понять, что это был всего лишь сон. Но если закончится кошмар, что она будет делать со своими чувствами?
***
Утро встретило Кён Ми свежей решимостью, словно зарядив ее энергией для предстоящей схватки. Сегодняшний день должен был стать днем расплаты для До Шика, который, она не сомневалась, непременно явится. На этот раз обстоятельства будут играть на ее стороне, и он окажется в роли жертвы, закованной в ее тщательно расставленные сети. В каждом уголке дома, словно зловещие талисманы, были припрятаны ножи, готовые прийти на помощь, если первоначальный план даст трещину.
Не забыла Кён Ми и о матери, отправив ей сообщение с обещанием вечернего визита и намеком на возможное возвращение домой. В доме у Чон Така, Гэ Юн было, конечно, уютно и безопасно, но Кён Ми чувствовала, что присутствие её матери может стеснять молодых людей, и не хотела быть обузой.
Прождав весь день, Кён Ми уже почти отчаялась, думая, что До Шик решил переждать бурю и воздержаться от визитов, пока все не утихнет. Но он ведь не из тех, кто боится – скорее, он тот, кого боятся. Поэтому, как только стрелка часов перекатилась за одиннадцать вечера, дверь бесшумно отворилась.
Кён Ми, заметив мигание датчиков, все поняла. Она лишь продолжала сидеть в гостиной, словно никого и не ждала. Хотя, как его можно было не ждать? Он заявляется к ней каждый день, следит за каждым шагом, диктует каждый ее выбор. Она лишь нажала одну кнопку в телефоне и, откинув его в сторону, замерла в ожидании неизбежного. Напряжение нарастало с каждой секундой, словно перед бурей.
Он вошел в гостиную, и, заметив ее, довольно улыбнулся. В ответ она скривила лицо, словно его появление было нежеланным сюрпризом.
— Мышка ждёт своего кота, — громко посмеялся он, быстрым взглядом осмотрев гостиную. Его смех эхом отразился от высоких потолков, а глаза с циничным блеском пробежались по дрожащей от страха фигурке, сжавшейся на диване.
Он бесцеремонно уселся рядом и провел пальцами по ее щеке. В его улыбке, в его горящих глазах читалось что-то хищное, зверское. Один взгляд на него выдавал тяжесть его прошлого, намекал на то, что за его спиной остались жертвы.
Он коснулся ее губ, и его лицо исказилось в ухмылке. Кён Ми попыталась отвернуться, освободиться от его прикосновений, но он и не думал отступать. Накрыв ее губы своими, он набросился на нее с жарким, требовательным поцелуем. Схватив ее за запястье, он практически навалился на нее всем телом, чувствуя, как внизу живота разгорается неутолимое желание.
Одна его рука тисками сжимала ее запястье над головой, а другая, словно змея, скользнула под кофту, жадно исследуя ее тело. Его прикосновения обжигали, словно языки пламени, оставляя за собой дорожку горячих поцелуев, спускающихся все ниже. Рывком сорвав с нее кофту, и оставив лишь в тонком топе, он торжествующе присвистнул. Его поцелуи, обжигающие кожу живота, вызывали у Кён Ми волну тошноты, но она упрямо делала вид, что ей все равно.
В тот момент, когда его жаркие губы вновь коснулись ее тела, что-то холодное уперлось ему в затылок, и в тишине прозвучал щелчок взводимого курка, а затем еще один. Кён Ми судорожно вздохнула, закрывая глаза. За спиной замершего над ней До Шика, словно призраки, выросли три офицера. В его глазах застыл немой вопрос, обращенный к ней: "Зачем она это сделала?" В комнате повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь прерывистым шепотом До Шика, полным неверия и отчаяния:
— Мышонок... Ты ж... Ты ж не могла, да? Это же просто случайность, правда? — В его глазах плескалась надежда, смешанная с ужасом предательства.
Яростный рывок До Шика, выбил оружие из рук офицера. Пистолет отлетел в сторону, оставив До Шика разъяренным и еще более опасным. Он набросился на безоружного мужчину, словно голодный зверь, движимый лишь инстинктом выживания.
Мужчины что стояли рядом, не рисковали стрелять, боясь случайно попасть в своего напарника. В этот миг Кён Ми, словно очнувшись от транса, подскочила с дивана. Ее взгляд метнулся по комнате и зацепился за пистолет, одиноко лежащий в углу. Сердце бешено колотилось в груди, когда она, дрожащими руками, подняла оружие.
Обернувшись, она машинально направила ствол на До Шика. Все замерло. До Шик, застывший посреди схватки, смотрел в ее глаза. В этих глазах, которые еще секунду назад пылали яростью и ненавистью, теперь отражались растерянность и неверие. Зверство исчезло, сменившись паникой осознания. Он будто увидел в дуле пистолета не только угрозу смерти, но и отражение собственной сломленной души.
— Мышонок, ты чего...? — прозвучал его приглушенный голос, полный горечи и непонимания, но Кён Ми в отчаянии наблюдала, как До Шика грубо заламывают руки за спину, защелкивая на запястьях холодные наручники.
Она видела в его глазах боль, осознание предательства. Всё это время она играла, а он поверил. Не выдержав, она закричала, бросив пистолет на пол с глухим стуком. Он смотрел на неё с такой скорбью, будто его сердце разрывалось.
Казалось, впервые он полюбил и впервые не смог убить. Пожалел, признавая, что она стала для него кем—то большим, чем просто жертвой. Она давала ему надежду, притворялась послушной, и он поверил. Он не мог представить, что она так легко сдаст его.
Когда До Шика выводили из дома к машине, Кён Ми, словно безумная, вырвалась наружу. Она подбежала к нему и крепко обняла, прижавшись к его шее. Сквозь тонкую ткань рубашки она чувствовала твердость его мускулов. Она обнимала его так сильно, будто пыталась навсегда запечатлеть этот момент. Теперь она понимала, что была для него не просто добычей. Она стала той, кто растопил лед в его зверином сердце. И теперь он, будто обмяк, не способный убить. Но мысль о том, каким убийцей он был раньше, заставила её зажмуриться.
Все чувства что были ранее казались для нее полным разочарованием в самой себе. Как она могла? Как могла любить его, человека, чьи руки обагрены кровью? Отвращение к самой себе захлестывало ее, не оставляя места ничему другому. Она стала чудовищем, влюбленным в чудовище.
Она задыхалась не столько от физического напряжения, сколько от бури эмоций, терзавших ее изнутри. Резким движением, полным отчаяния, она оттолкнула его, желая разорвать эту связь, освободиться от его присутствия. Сила толчка оказалась настолько велика, что и сама она не удержалась на ногах, рухнув на жесткую, пыльную дорогу. Боль пронзила колени и локти, но физическая боль казалась ничтожной по сравнению с той, что разрывала сердце.
Подняв взгляд, она увидела лишь его лицо, искаженное жалостью. В этих глазах не было ни гнева, ни обиды, только всепоглощающее сострадание, и именно это делало все еще хуже. Она не хотела его жалости, она хотела, чтобы он понял, чтобы он почувствовал хотя бы малую часть той боли, которую испытывала она.
— Я еще вернусь... — Тихо прошипел он. — Мышонок.
Она зажмурившись сидела на холодном асфальте, пока машина с До Шиком уезжала вдоль по улице. Формально кошмар закончился, правосудие, пусть и запоздалое, свершилось. Она, ее мама, Чон Так и его сестра могли бы, наконец, выдохнуть. Но внутри, в самой глубине души, поселился страх, ледяными пальцами сжимающий сердце.
Пережитое за эти дни безвозвратно изменило ее, навсегда оставив шрам на душе. Она больше не была прежней, невинной и наивной. Она познала тьму, зло, и, что самое страшное, осознание того, что ее похититель, убийца, был в нее влюблен. А она... она испытывала к нему необъяснимое, пугающее влечение. Этот порочный круг, где палач боготворит свою жертву, а жертва боготворит своего палача, был разорван лишь вмешательством внешней силы – копов. Но осколки этих чувств, этих связей, навсегда останутся в ее сердце, напоминая о том, как близко она подошла к краю бездны.
Встать с асфальта оказалось сложнее, чем она думала. Ноги не слушались, тело дрожало. Она сделала несколько шагов, спотыкаясь, пока не почувствовала чью—то руку на своем плече. Это был офицер. Его глаза, полные сочувствия и заботы, смотрели на нее с тревогой.
— Все кончено, — тихо сказал он. — Ты в безопасности.
Безопасность? Это слово казалось насмешкой. Она не чувствовала себя в безопасности. Она знала, что тьма, которую она увидела, никуда не денется. Она всегда будет где—то рядом, в глубине ее сознания, напоминая о том, что мир не так прост и безопасен, как ей казалось раньше. Ей предстояло долгое путешествие к исцелению, и она не знала, сможет ли когда—нибудь полностью избавиться от этой боли.
Офицер что-то говорил, но ее взгляд не был направлен на него. Она чувствовала лишь холод и пустоту, расползающиеся по всему телу. Хотелось кричать, но горло сдавило спазмом. Она попыталась улыбнуться, но получилось лишь жалкое подобие гримасы. Ей предстояло научиться жить с этой болью, научиться дышать в этом новом, жестоком мире. И хотя она не знала, сможет ли когда—нибудь найти в себе силы улыбнуться по—настоящему, она знала, что должна попытаться. Ради себя, ради тех, кто верил в нее.
***
Кён Ми, окруженная друзьями за столом, чувствовала себя скорее узником, чем освобожденной. Чон Так, Гэ Юн и Сон Чон с энтузиазмом обсуждали завершение кошмара, уверенные, что с убийцей за решеткой их жизни наконец—то вернутся в нормальное русло. Но Кён Ми, опустив взгляд в тарелку, была далека от их радости. Перед её внутренним взором вновь и вновь возникал образ До Шика, его молящий взгляд, когда офицеры уводили его.
Мысль о том, что она может испытывать чувства к убийце, казалась абсурдной, безумной, но эта нелепая идея завладела ее разумом. Ни его близость, когда он был на свободе, ни его заключение сейчас не приносили ей облегчения. Глубокий вздох вырвался из ее груди, незамеченный друзьями, которые полагали, что её угрюмость – лишь следствие пережитого ужаса. Они не могли и представить, что Кён Ми жалеет человека, который сделал ее главной жертвой в своей жестокой игре. Она жалела убийцу, и это знание медленно сводило ее с ума.
Она чувствовала себя предателем по отношению к себе, к своим друзьям, ко всему, что считала правильным. Как можно жалеть того, кто отнял жизни? Как можно сочувствовать монстру? Но, несмотря на все попытки разума оттолкнуть эти чувства, они оставались.
Ей хотелось закричать, признаться, освободиться от этого гнетущего бремени, но страх быть непонятой, быть осужденной, сковывал ее. Она боялась потерять своих друзей и мать, которые и так были обеспокоены ее состоянием. Что бы они подумали, если бы узнали правду? Они бы отвернулись от нее с отвращением.
Вечер тянулся бесконечно долго. Кён Ми притворялась, что вникает в разговоры, улыбалась в ответ на шутки, но внутри нее бушевал шторм. Она чувствовала себя одинокой в толпе, чужой среди своих.
Ей оставалось только жить, таща за собой тяжкий груз чувств к человеку, который был чудовищем. Эти чувства – словно ядовитый плющ, обвившийся вокруг сердца, и она боялась, что однажды он прорастет и задушит ее. Самый страшный кошмар – его освобождение.
Она знала, что он захочет найти ее, чтобы отомстить за рухнувшие надежды и годы, проведенные в ненавистной тюрьме. Она стала причиной его падения, и теперь, наверняка, станет его первой жертвой на свободе. Он был ею разочарован, обманут, и теперь, в заточении, его сердце пылало лютой ненавистью, направленной на нее. Гнить за решеткой – это все, что ему осталось, и она была уверена, что он найдет способ забрать ее с собой в этот ад.
Кён Ми переехала в другой город, научилась жить под чужим небом, дышать чужим воздухом. Поначалу казалось, что страх отступил, сменившись робкой надеждой. Но глубоко внутри, в самых темных уголках души, жила память о нем – мучительное, болезненное воспоминание о любви, искалеченной безумием.
Он стал фантомом, призраком прошлой жизни, который не давал ей покоя. Её ждала долгая дорога исцеления, а его – медленное угасание в стенах тюрьмы. До Шик не испытывал ненависти, только глухую тоску и надежду на встречу, на возвращение в тот дом, где когда—то была она. Он не знал, что дом этот навсегда опустел для него. И это незнание, возможно, было его единственным спасением.
Продолжение следует...
/Дорогие читатели, это не последняя глава! В ближайшее время будет продолжение. Очень важна ваша обратная связь! Буду рада вашим звездочкам и комментариям. Всем спасибо, что читаете!/
_______________
/Я наконец-то завела свой тгк. Это место, где я смогу делиться своими мыслями, идеями, и новостями по историям. Буду рада вашей подписке и активности. тгк "вернулись с Марса" (t.me/qyqlk) /