Глава 19
— Замолчи! – шиплю на Макса и топаю ногой.
Даня ушел с удочками в хозблок, и отправила я его туда намеренно.
После утренней рыбалки просто неожиданно поняла, что хочу урвать еще хотя бы один денек для нас с Милохиным наедине. Меня напрягает присутствие Макса, и я за вчерашний день и сегодняшнюю ночь уже ужасно пожалела, что позволила ему остаться.
И сейчас очень хотела исправить свою ошибку, деликатно попросив Сотникова уехать.
Однако этот бегемот, что называется, “встал в позу”.
— Я просто попросила тебя уехать! – шепчу гневно, поглядывая в окно. Благо, отсюда прекрасно видно вход в хозяйственную постройку и Милохина, который только что скрылся за ее дверьми. – Это так сложно?
— Да почему?! – завопил Макс, что пришлось подлететь и заткнуть его рот ладошкой.
— Потому что тебе здесь нечего делать, Макс.
— А ему? – неопределенно машет головой мужчина. – Ему есть что?
— Это наши с ним дела, ясно!
— Какого черта ты привезла сюда Милохина? Что за извращенные игры у вас?
— Я еще раз повторяю, – шиплю, теряя остатки спокойствия. – Это не твое дело. Просто… просто собирайся и уезжай. Зря ты приехал, правда.
— То есть ты серьезно меня выгоняешь?
— Нет, я просто прошу. Но если тебе больше нравится такая формулировка то да. Выгоняю, – складываю руки на груди и на его злющий взгляд отвечаю не менее недовольным.
И как я вообще могла на него запасть? Наверное, это от нехватки мужского внимания в моей жизни, мне тогда казалось, что Сотников – идеальный претендент на роль моего “единственного”. На самом же деле он ленивый, жалкий, мелочный и эгоистичный товарищ похлеще Милохина.
— Я был лучшего о тебе мнения, Юли, – и столько презрения во взгляде, что аж мерзко стало.
— Сочувствую. Розовые очки всегда бьются стеклами внутрь.
Сотников на это ничего не отвечает, только манерно фыркает. Как баба, честное слово!
Я снова бросаю взгляд за спину, в окно, и замечаю, как в сторону дома уже возвращается Даня. Торопливым, размашистым шагом. Словно ему сама мысль о том, что мы с Максом тут вдвоем, претит.
Поворачиваюсь обратно и только открыла рот, чтобы повторить свою просьбу, но Максим меня опережает:
— Знаешь, это мерзко.
— Что? – непонимающе морщусь.
— Вот эти твои игры, – ухмыляется Сотников, поглядывая в окно.
— Заканчивай, – перебиваю. Не хватало еще, чтобы Милохин услышал.
— Да нет же, тебе не стыдно? Чего ты добиваешься? Повышения через постель? Противно, Гаврилина! Мелочно и мерзко! – выдает нравоучительным тоном и еще цыкает для пущего эффекта. – Ты же просто держишь его за дурака!
— Заткнись, Сотников! – рычу, подлетая с намерением снова заткнуть его поганый рот, из которого то и дело лезут опасные гадости. – Это… – но договорить не успеваю. Его:
— Полдеревни за его спиной, наверное, смеется уже! – вылетает прежде, чем моя ладонь оказывается на его физиономии. И теперь хочется не просто заткнуть его, но еще и припечатать звонкую пощечину.
И только я замахиваюсь, как за спиной слышу скрип дверных петель, а на лице Сотникова улавливаю ехидную улыбку, полную превосходства, когда он смотрит мне за спину.
— Что? – слышу за спиной и оборачиваюсь.
А в дверях Даня. Смотрит на меня с поистине пугающим ошеломлением на лице. Даже, кажется, не дышит и не моргает. Замер и не двигается.
— Что он сейчас имел в виду? – тихо, но твердым голосом переспрашивает мой босс. А мне хочется начать рыдать. Позорно разреветься и начать просить прощения. – О чем он, Юля? Кого ты держишь за дурака? И почему над ним смеется полдеревни, Гаврилина? – на последнем вопросе тихий голос Дани все-таки срывается на грозный рык. На лице проступает ярость, и, судя по всему, Даня уже и так догадался, о ком тут идет реч.
— Я… я… – лепечу что-то, как последняя дура, лихорадочно подбирая слова, но и тут меня опережает бас Макса:
— О том, что никакой это не домик знакомых каких-то ее знакомых! Это дача ее предков, Милохин.
Гад! Мерзкий, ползучий гад!
Он знал!
Видел, что Даня заходит в дом, и он сделал это специально!
— И картошку ты так усердно копал ее родителям. Бесплатная рабочая сила! – продолжает Сотников, разводя руками. А я смотрю на Даню и боюсь даже пискнуть. Он злится. Смотрит на меня в упор и с каждым новым словом злится все сильнее. – И связь тут просто прекрасная! И полсела ее знает, так что тебе просто грамотно навешали лапшу на уши, вот и все! Выставив перед всеми местными полным идиотом!
В гостиной виснет тишина. Довольный собой Сотников замолкает, я просто не знаю, какие теперь подобрать слова, а Даша… он убит услышанным. На нем лица нет. А в глазах столько эмоций, что мне становится не просто стыдно, я чувствую себя самым мерзким человеком на всем белом свете. Хотя, казалось бы, ну что? Невинная ложь! Тут чуть не договорила, там умолчала, но его это задело. А может не конкретно мое вранье, а то, что рассказал ему обо всем именно Сотников. Чтоб ему провалиться, бегемот хренов!
— Даня, я все тебе объясню… – делаю шаг по направлению к замершему в пороге Милохину, но тот отшатывается от меня, как от прокаженной.
— Повеселилась? – грустно ухмыляется мой расстроенный босс. – Очень было забавно, да, Гаврилина?
— Да нет же! Я просто… просто…
— Что просто, Юля?! – срывается его голос на рык, – просто вместе со своим придурком-ухажером водила меня за нос?
— Э-э-э, полегче! – возмущенно выдает Сотников.
— А ты лучше захлопнись! – зло бросает в его сторону Милохин. – Я не ожидал от тебя такого, Гаврилина. Честно. Потешались оба у меня за спиной? Посмотрите, какой у меня начальник идиот! Смешно было? Развлек? Бесплатный шут, еще и раб?
— Да он тут вообще не при чем! Я клянусь тебе, я не планировала его приезда! Я не собиралась над тобой смеяться, Даня! Я все это придумала, чтобы проучить тебя! Ты же знаешь…
— Знаю. Думал, что знаю. Я доверился тебе, Гаврилина, и откровенно говоря, мне было бы плевать на эту мелкую ложь, если бы ты не выставила меня дураком перед этим, – машет рукой в сторону Сотникова Даня. – Глупее в своей жизни я себя еще ни разу не чувствовал, – и столько горечи в тоне мужчины, что хочется сжаться и забиться в угол. А лучше броситься к нему на шею и обнять.
Уязвлен. Этот гад Сотников своим появлением уязвил самолюбие Милохина хуже некуда. Даже не представляю, как бы я себя чувствовала на его месте. Наверное, точно так же, словно по уши в… грязи.
— Я не знаю, что сказать, – признаюсь честно, пожимая плечами и отпуская виноватый взгляд в пол.
— Спасибо за отпуск, Гаврилина, – бросает Милохин и, крутанувшись на пятках, чеканя шаг, несется в сторону спальни. Куда? Что он собрался делать? Что значит: “спасибо за отпуск”? Он собрался уехать, что ли?! Но… но...
— Вот это представленьице! – противно гогочет Сотников, а я, не церемонясь, разворачиваюсь и, подлетев к его наглой холеной морде, с размаху залепила ему звонкую пощечину.
— Что ты творишь, дура?! – хватается за щек, вылупив глаза, этот немужик, а я с трудом сдерживаю желание съездить ему от души и по второй щеке.
— Убирайся отсюда, Сотников! – рычу сквозь стиснутые до боли зубы. – Ты мерзкий, мелочный придурок! – и, не дожидаясь ответной гадости, а она была бы, не сомневаюсь! Разворачиваюсь и спешу в спальню. Где Даня уже скидывает свои немногочисленные вещи в дорожную сумку.
— Даня, – захожу и прикрываю за собой дверь. – Подожди, давай поговорим, слышишь? – выдергиваю из его рук футболку, надеясь его остановить. Но мужчина просто снисходительно отмахивается от нее. Да и от меня тоже.
— Не о чем нам разговаривать, Гаврилина.
— Я не хотела, чтобы все так вышло, правда! Да, я виновата, что разрешила Сотникову остаться, но Макс и правда ничего не знал о нашем споре!
— Он слишком хорошо осведомлен однако для человека, который ничего не знал. Тебе не кажется?
— Про дачу он узнал от родителей, которые его сюда и отправили. А телефон… я просто попросила его сделать вид, что здесь нет связи. Я ничего ему не говорила, честное слово!
— Ты думаешь, что я поверю, будто этот петух оказался здесь, у черта на рогах, просто так? – наконец-то останавливается Милохин и бросает на меня колючий взгляд. – Ты и дальше меня за безмозглого идиота держать собралась, Гаврилина ?!
— Да я не…
— Знаешь, почему их было столько?! – рычит Даня, перебивая, и не собираясь сбавлять обороты.
— Кого их? – выходит то ли шепот, то ли писк.
— Баб.
— Почему?
— Да потому, что стоит только довериться, подпустить человека чуть ближе, как вы все бьете наотмашь, в спину! Впервые за много-много лет я кому-то доверился, Гаврилина! – наступает Милохин, заставляя меня испуганно пятиться назад. – Еще пять лет назад я решил, что уж ты-то в своем упрямом чистосердечии не сделаешь так, как все. И что в итоге я получил?
— Что?
— Пинок под зад, Юля, – говорит ровным, чуть звенящим от напряжения голосом Даниил. А я уже не сдерживаю слез, которые катятся и катятся по щекам.
Еще вчера утром я думала, что наша ночь испортила все.
Нет, я ошибалась.
Вот теперь точно произошел полный крах наших с ним шатких отношений. И личных, и рабочих, и вообще всех.
— Прости, – все, что удается выжать из себя.
И нет, прежняя Юля, та, которая привезла Милохина сюда, ни за что бы не признала свою вину. Отбрыкивалась бы, кусалась, ругалась и язвила. Но в той Гаврилиной, видимо, что-то сломалось накануне. Нынешняя я просто готова стыдливо вжать голову в плечи и капитулировать.
Даня поджимает губы, и мне кажется, всего на мгновение, но ему захотелось обнять меня. Всего на доли секунды упрямая злость исчезла с его лица. Ему стало жалко. Может быть, совестно. Но это был миг...
Потом он зло зашипел и бросился скидывать остатки вещей в сумку. Не обращая на заливающую слезами пол меня.
— И что дальше? – решилась сказать, после того, как прозвучал звук застегнувшейся на сумке молнии.
— Финита ля комедия, Гаврилина. Повеселились и хватит! – бросает Милохин и, не оглянувшись, уходит, громко хлопнув дверью.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем дверь в дом снова хлопнула.
Кто-то зашел в дом.
Я, как ужаленная, подорвалась в сторону прихожей в надежде, что это вернулся Даня. Летела, стирая мокрые дорожки с щек, а когда увидела, кто это явился, все внутри оборвалось. Снова.
— Что ты здесь делаешь, Сотников? – яд в тоне сдержать не удалось.
— Да брось! – разводит руками мужчина. – Ты же несерьезно? Ты из-за него, что ли, страдаешь? Из-за этого богатея недоделанного? Да он же…
— Закрой свой рот! – хватаю с вешалки куртку и швыряяю в сторону удивленного Макса. – Убирайся отсюда, я сказала! – летят следом его ботинки. – Видеть тебя не хочу, бегемотище! – а теперь через весь коридор перелетает сумка гостя.
— Как ты меня назвала?
— Мерзкий, храпящий бегемот. Вот как! Прав был Милохин, ты просто городской петух.
— Котов, значит? – ухмыляется Макс, но ботинки с курткой надевает. – Ну и черт с тобой, Юли. Ты еще пожалеешь о своем решении, – выдают мне нравоучительно. – На хрен ты ему не нужна, поняла?! У него таких – каждый день новая. И ты просто окажешься очередной галочкой в списке побед этого бестолкового мажора!
У-у-ух! Убью! Закопаю на огороде, если эта холеная рожа сейчас же не исчезнет с моих глаз!
Хватаю стоящий рядом веник и замахиваюсь, да так, чтобы удар вышел ощутимей. А потом со всей силы приземляю его на спину Сотникову, который, отбиваясь руками от моего “орудия”, с криками “дура неадекватная” практически вываливается в двери дома. Вышвыриваю за порог его сумку и с чувством выполненного долга запираю дверь на замок.
Пусть катится!
И он пусть катится!
Все пусть катятся!
Надоели. Бесят. Раздражают. Ненавижу и… люблю. Черт!
Прислоняюсь спиной к двери и скатываюсь на пол. Подгибаю колени, обхватив руками, и даю волю настоящей истерике. А в голове бьется одно единственное и мерзкое осознание: влюбилась. Как глупая маленькая дурочка, влюбилась в Милохина! В этого наглого, самовлюбленного, раздражающего и самоуверенного несносного босса. Что б ему… билет в бизнес-класс не достался! И вообще, чтобы он в столицу возвращался в плацкарте, на крайней полке у туалета. Ненавижу. Ненавижу и люблю!
***
Слезам-то можно предаваться вечно. И жалеть себя сутками напролет. Но проблема в том, что уже через час глаза опухли, нос покраснел, а слезы высохли. Их просто не осталось. Кажется, сегодня я выплакала всю жидкость, что была в моем организме, и теперь я иссушена до дна.
Оставаться и дальше здесь смысла нет. Но и возвращаться в Москву не хочу. Не могу. Мне нужно время, чтобы понять, как быть дальше. Как жить и как работать. А главное теперь: где?
Собираю свои вещи, что успела за неделю раскидать чуть ли не по всему дому. Проверяю, все ли двери закрыты, и, заглянув напоследок к тете Томе, прошу приглянуть за домом родителей. Сообщаю, что уезжаю. Выслушав маленькую речь, полную охов и ахов, выхожу на остановку в ожидании маршрутного автобуса, который приезжает с небольшой задержкой.
А дальше снова трясучка по разбитой дороге, проносящиеся за окном пейзажи осеннего леса и снова остановка. Только уже на междугородном автовокзале. Оттуда, недолго думая, вызываю такси, пожалуй, я могу себе его все-таки позволить, и уже через час, собрав все пробки в центре города, такси высаживает меня у дома родителей.
Родной двор, родная, видавшая виды, но такая уютная пятиэтажка в центральном районе. Откуда до моей любимой набережной и парка Горького рукой подать. У родителей была масса возможностей в свое время продать нашу уютную двушку в этом доме и купить трешку в новостройке. Они буквально заполонили город, и с каждым годом растут, как грибы. Не по дням, а по часам. Но, честно говоря, я счастлива, что родители на этот шаг так и не решились. Здесь сам двор пахнет моим детством. Соседи друг друга знают, прожив бок о бок уже не один десяток лет. Так что… нет. Новостройка? Ни за какие коврижки.
Немного успокоившись за время в дороге, я честно пытаюсь держать лицо. Пока поднимаюсь пешком на пятый этаж, улыбаюсь. Пока дергаю ручку двери, стараюсь глубоко дышать. Уговариваю себя, что произошло недоразумение. Ерунда. Пустяк. Все проблемы сами собой рассосутся. И в голове, и в сердце, и в жизни. Но стоит только переступить порог квартиры родителей и попасть в объятия мамы, как высохший было поток слез накрыл с новой силой.
Кого я обманываю? Мне ужасно плохо! Так, что кажется, моя жизнь сегодня потеряла всякий смысл!