Глава 10
После обеда-ужина я перемыла посуду.
— В следующий раз посуду мыть будет ваша очередь, – заявляю Милохину, от чего его аккуратные брови поползли вверх.
— С какой стати? – складывает руки на груди и ждет от меня резонного ответа.
— С той самой, что я вам не служанка. Все поровну. И готовить, и убираться, и многое еще чего, – невозмутимо пожимаю плечами и невинно хлопаю ресницами.
Мужчина лишь только недовольно поджимает губы, но не комментирует мое заявление. Вот и чудненько. Не все тебе под нос готовенькое несут. Придется и самому попыхтеть.
А еще у меня для него сюрприз. И я сейчас готова его обрадовать
.
— И кстати, – оборачиваюсь. – Нужно дров наколоть.
— То есть, как наколоть? – о, как я люблю этот удивленный взгляд!
— А вот так. Как колют дрова. Обычно.
— Слушай, Гаврилина? Этот день вообще закончится? Мне кажется, ты решила меня по полной ухайдохать. В твоих планах есть вообще мое возвращение в столицу или нет? – ух, котище разошелся не на шутку. А мне смешно. Я-то дома и вполне в привычных условиях. – Я. Колоть. Дрова. Забавно, – усмехается, да как-то невесело. И идет к выходу.
— Подожди, а одеться? – чуть ли не бегом иду за ним. Ведь в одной футболке, мачо, блин.
— Не замерзну, – не оборачиваясь, отвечает и хлопает перед моим носом дверь.
Ну да как же, не замерзнет он. В доме уже становится прохладно. А на улице так подавно.
Хватаю отцовский пуховик и шапку, сама на себя накидываю теплую вещь и выхожу все-таки следом.
— Где дрова? – тут же чуть не втыкаюсь в грудь Милохина, который, видимо, решил вернуться для того, чтобы узнать, что где находится.
— Вот пуховик, и шапку натяни, уши отвалятся, – натягиваю на его голову шапку.
— Где дрова? – снова задает вопрос.
— Так, а я откуда знаю, пойдем искать, – усмехаюсь я и иду за дом. Там как раз накануне отцу сгрузили березу.
И да, как мы не заметили такую гору чурбаков? Хотя оно и понятно, так переживали за айфон Милохина. Ну да ладно, он переживал, а я увлеченно за ним наблюдала.
— Вот, все тут.
— А где топор?
А-р-р-р, так и хочется взвыть! Ну, почему ему нужно все в руки всунуть и ткнуть пальцем, что делать? Самому поискать невдомек?
— Не топор, а колун. Вот честное слово, у меня такое ощущение, что вы надо мной издеваетесь.
— Что за колун?
Боже, дай мне сил стойко все это вынести!
— Пойдемте, здесь должен быть какой-нибудь сарай. Вон, – показываю на хозблок, в котором отец держит весь инструмент.
Там мы и находим орудие для колки дров.
— А чем тебе топор не угодил? – бубнит Милохин.
— Вот что значит человек с другой планеты, – возмутилась я. – Топор здорово застревает в сучках. А колун он на то и колун – колет что надо. – И откуда ты все знаешь? Может, и колоть умеешь?
— Умею, – хмыкнула я. Он думал меня застать врасплох. А не выйдет.
Мы подходим к напиленным чурбакам. Итак, шоу начинается!
— Ну, так что, начнете? – смотрю на слегка ошалевшего Милохин.
— Так ты знаешь, я это только в теории знаю, практику не проходил.
— После такой практики вы станете мастером высшего разряда, – смеюсь я и перехватываю колун из рук Дани.
— Вот смотрите, большой пень. Он пойдет как колода. На него устанавливаем пенек с сучками вниз. И стараемся бить четко между сучками, – все свои действия комментирую и, наконец, ставлю ноги на ширине плеч и замахиваюсь колуном, бью четко в центр пенька, и тот разлетается на две части.
Видели бы вы глаза Дани.
— Слушай, Юля. Ты точно Юля, а не модель робота-женщины с серийным номером? – с прищуром своих хитрых глаз смотрит на меня изучающе. Словно впервые видит.
— А вот этого, Даниил Вячеславович, вы никогда не узнаете, – с довольной улыбкой говорю я.
Дальше Милохин пытается повторить мои махинации и да, у него неплохо получается. Я же бегаю, собираю дрова и складываю их в поленницу под небольшим навесом. Сомневаюсь, что Милохина надолго хватит, но пусть немного поработает физически. Такие упражнения ему будут как раз взамен фитнеса. Руки, плечи, спина, ноги… все в тонусе.
С горем пополам уже в десятом часу ночи нам удается растопить печь-камин, и по дому разносится спасительное тепло. Промерзшая до самых костей, подползаю ближе к камину и тяну окоченевшие ладошки, отогревая.
Из очага доносится легкий треск полешек, и перед глазами причудливо пляшут язычки пламени.
Уже одна эта умиротворяющая слух и глаза картинка способна согреть.
— Так, все! – заваливается в дом Милохин, со стуком запинывая тяжелую входную дверь, и бросает рядом с печкой вязанку дров. – Ты меня сегодня просто умотала, Гаврилина! – падает рядом со мной на диван мужчина и стягивает с себя толстую папину парку на меху и шапку с головы. От которой его шоколадная шевелюра забавно разметалась и на глаза то и дело сваливается челка, которую Милохин пару раз пытается “сдуть”, но в итоге бросает это дело, откидываясь на спинку дивана.
Зимняя куртка и шапка в начале осени? А что вы хотели, это вам далеко не Москва. Хоть и только конец сентября, но на улице уже вечерами стоит зубодробительный мороз.
— Какие еще у тебя на сегодня приготовлены испытания? – вздыхает Даня, закрывая глаза.
— Как насчет спать стоя?
— Только если по очереди, мисс заноза! – парирует Милохин, и мы оба начинаем искренне и от души хохотать.
Да уж, последние трое суток были тем еще испытанием на силу духа и на выдержку. Сначала подготовка к поездке, потом сама дорога. И вот непонятно, кому досталось сильнее? Милохину, который разве что бурчал, но сносил все “испытания” спокойно, или мне, которая все это ради того, чтобы его проучить, терпела? Вопрос.
— Ладно, я пойду спать. Постели-ка мне в моей спальне, – командует босс, а у меня аж глаз от такой наглости дернулся.
— Что сделать?
— Постель, – машет рукой Даня. – Простыня там, пододеяльник и прочие прелести.
— А не согреть еще? – щурю глаза и смотрю на мужчину.
— После трех суток воздержания не отказался бы.
— Фу – подскакиваю на ноги красная, как рак, и злая, как само зло. – Фу и еще раз фу! – говорю и топаю в родительскую спальню.
Наглец какой! Шиш ему большой и толстый!
Выуживаю из шкафа чистый темный комплект постельного белья: наволочку, пододеяльник и простыню – и хватаю с кровати предков подушку с одеялом. А потом, также быстро перебирая ногами с не прогревшегося пока что чердака, спускаюсь в комнату, которую самолично себе выбрал Милохин, и в очередной раз злорадно посмеиваясь, сбрасываю свою ношу на кровать.
Постелить и заправить? Три ха. Руки есть, и у него их две, так же, как у всех. Да и вообще, не в сказку попал, и я ему тут не служанка, чтобы по щелчку пальцев тапочки в зубах притаскивать. Мальчик большой, сам справится.
Обхватываю себя за плечи от налетевшего на улице порыва осеннего ветра, который, кажется, и эту комнату “прошил” насквозь. Ежусь и выбегаю из спальни, снова гулко стуча зубами.
Интересно, как быстро его святейшество, привыкшее жить с кондиционерами, замерзнет? Ведь эта спальня са-а-амая холодная во всем доме. Пристройка хороша только летом, в знойную жару. А вот осенью там можно мясо на хранение замораживать.
Тогда как моя вот спальня, наоборот, самая теплая.
— Готово, – возвращаюсь к камину, у которого, так и не сдвинувшись, сидит, развалившись, Даня, и заползаю с ногами на диван, накидывая на плечи плед.
— Правда? Быстро ты, Гаврилина, – удивленно вскидывает голову мужчина. – Ну, и отличненько, – подскакивает с кровати Милохин. – Один плюс всех твоих “испытаний”, знаешь какой?
— Ну и какой же? - округляю в удивлении глаза. – Вы превращаетесь в человека?
— Очень смешно. Я умотался так, что сейчас пойду и вырублюсь без задних ног.
— Ха… – вылетает смешок, и я тут же прикрываю рот ладошкой. А изнутри так и распирает смех.
— Что ты улыбаешься? – косится, подозрительно щуря глаза, босс.
— Ничего, – говорю, чуть прихрюкнув от смеха. – Правда. Совершенно ничего. Сладких снов, Даниил Вячеславович.
Мужчина еще с долгую минуту смотрит на меня, словно что-то прикидывая в уме, но видимо, не найдя в моем поведении подвоха, уходит.
И ведь так и не пожелал спокойной ночи в ответ! У-у-ух, котяра неблагодарная.
А потом еще и ворчливо обругал, недовольно заявив, что от меня совершенно никакого толку, раз даже постель не застелила. Ну, что ж, от него толку в офисе нет, от меня в деревне – баланс Вселенной восстановлен!
Очень надеюсь, что он сегодня отморозит себе в той спальне и нос, и уши, и все остальные части. Особенно ту, которой он привык думать после окончания рабочего дня. Может, хоть тогда у меня появятся лишние десять минут каждое утро на то, чтобы выпивать чашечку кофе, а не вытаскивать из его загребущих рук баб.
С таким боевым настроем и довольная своей авантюрой, я, забравшись до самого подбородка под теплое пуховое одеяло, наконец-то могу почитать новый фэнтези-роман, который перед отъездом купила в книжном. Драконы, магия, крутые мужики… м-м-м.
Однако отвлечься мне надолго не удалось.
В двенадцатом часу и на сотой странице, я поняла, что моя мстительная и коварная душа требует крови и зрелищ…
Судя по тишине из соседней комнаты, Котов уснул. Надо же, удивительно. В такой дубак и спит. Я даже не слышу скрипа пружин старой кровати и шороха одеяла.
А может, он там умер? Замерз на фиг?
Да не-е-е…
Или да?
И как-то тревожность накрыла с головой, что прежде чем сообразила, захлопнула роман, даже забыв сделать закладку на страничке, и подскочила с кровати. Накидывая на себя теплое худи и шерстяные носки, на цыпочках прокралась к комнате Милохина и, замерев у двери, напрягла слух, прислушиваясь. Он там дышит вообще?
Прикладываю ухо к двери… тишина.
То есть абсолютная и звенящая, такая, что во всем доме я слышу только тиканье настенных часов в большой гостиной и треск дров в печи.
Не на шутку перепугавшись, дергаю ручку двери и влетаю в спальню, как ужаленная, бросаясь к старенькой кровати, а там… пусто!
— Что за…? – выругиваюсь себе под нос, осматривая полутемную спальню, и чем дальше здесь стою, тем быстрее начинаю замерзать и четче понимать: Милохине здесь нет. Но тогда где это… животное? И как он мог так тихо выйти, что я не услышала даже легкого скрипа чуть заржавевших дверных петель и протяжного “воя” старых пружин в матрасе кровати?! Неужели настолько зачиталась, что пропустила его “передвижение” мимо ушей?
— Даня? – зову сначала шепотом, еще раз торопливо оглядываясь и выбегая из холодной комнаты.
Ответа нет.
— Даниил Вячеславович? – уже громче, перекрикивая стук своих зубов.
Тихонько, будто воришка, крадусь в сторону гостиной и кухни, замирая по центру большой комнаты, но и там пусто. По крайней мере, на явных местах, типа стула или дивана моего босса нет. А вот в углах и под столом… ну, не ребенок же он, в самом деле, прятаться по углам?
— Что за чертовщина! Куда этот котяра исчез? – рычу сквозь зубы, притопывая ногой. – Даниил Вячеславович?! – зову уже громче и топаю в сторону ванной с туалетом. Но там дверь открыта, так, как я ее и оставила, а в уборной пусто.
Какие у нас остались варианты?
Только чердак.
Ну, не ветром же его выдуло из дома, в самом деле? Не мог же он просто так исчезнуть посреди ночи в незнакомом поселке?
Или мог?
И как-то от таких мыслей сразу не по себе стало, а воображение, зараза, начало рисовать самые страшные картинки. Вспомнились сразу все фильмы ужасов, что я за свои годы пересмотрела немало, и по спине пробежал холодок, поднимая волоски дыбом. А когда поднималась по ступенькам на чердак, внизу как назло скрипнула половица, а за окном протяжно завыл соседский пес. И это пробрало просто до самых костей от страха, и последние ступеньки наверх я преодолела практически бегом. Но и там… пусто. Пусто, черт побери!
Страшней стало в два раза сильнее!
Одно дело, когда ты на окраине поселка в бревенчатом доме в компании мужчины, хоть и мажорчика, но, как мы выяснили, прекрасно умеющего дать в морду. И совершенно другое, когда одна в полутемном и пустом доме. Зубы начали стучать в десять раз активнее, только уже не от холода, а от ощущения жути всей ситуации.
— Милохин? – практически взмолилась в темноту. – Котик, ну где ты, а?
И тут осеняет мысль: а если он вышел из дома и заблудился? Поселок хоть и небольшой – “три дома”, условно говоря, – но улицы в такой час темные и безлюдные. А если с ним что-то случилось? Тут народ такой, чужаков не любит. А Милохин еще и острый на язык. Вдруг он сейчас лежит в какой-нибудь канаве, истекая кровью и проклиная свою дуру Гаврилину за такой спор?
Кучи вопросов, один хуже другого, немного привели в чувства, и слетала я с чердака буквально бегом. Торопливо перебирая ногами, неслась в сторону своей комнаты, чуть не запинаясь об свои же ноги, и уже мысленно натягивала батин тулуп и резиновые сапоги, чтобы отправится на поиски своего босса, когда...
— Какого черта?!?!
Торможу на пороге своей спальни, открывая и закрывая рот от удивления и выпучивая на максимум свои глаза.
— Милохин?! – воплю задыхаясь от возмущения.
— О, Гаврилина, а вот и ты, – одаривает меня улыбкой мужчина, помахивая зажатой в руках книжкой.
МОЕЙ КНИЖКОЙ!
Той, которую буквально минут пять назад я читала, и которую оставила лежать на кровати. На которой, кстати говоря, сейчас лежит и Милохин, подмяв под себя мою подушку и подложив под свою голову руку. Уровень наглости просто заоблачный. Так же как и уровень моего удивления от такой беспардонности. Даже слова все растеряла от неожиданности.
Я-то думала, его спасать надо. А он сам кого хочешь… “спасет”.
— Забавное чтиво, – бросает в мою сторону Милохин. – Сопливое, правда, слегка и туповатое, но думаю, для разгрузки мозга самое оно, – рассуждает и даже не шевельнется. Будто я тут так, мимо проходила!
— Что ты... вы здесь делаете?!
— Я. Мы. Тут отогреваемся, – передразнивает мужчина, а я давлюсь воздухом от негодования.
— У тебя есть своя спальня! Ну-ка прочь с моей кровати!
— Спальня? Или морозильная камера?
— Спальня! – рычу сквозь зубы и выхватываю из его цепких пальцев свой роман. – А ну-ка, брысь с моего места!
— А вот и фигушки, Гаврилина, – уже не с издевкой, а с обидой в голосе говорит мужчина, поднимая на меня свой взгляд. – Ты меня перевоспитать решила или убить? – разводит руками Даня, заставляя меня растеряться от такого вопроса.
— Перевоспитать. Но…
— А в таком морозильнике и с такой отвратительной, твердой кроватью я сначала замерзну, а потом развалюсь, не дожив даже до экватора недели. Так что… – подмигивает Милохин и поворачивается ко мне спиной, удобней устраиваясь на краю широкой кровати.
Вот только будь она хоть десятиметровая! Я не собираюсь с ним спать в одной постели. Да что там постели! Даже в одной комнате не лягу.
— Эй! – выдаю, возмущенно сопя. – Это моя кровать!
— Ей богу, Гаврилина, она гигантская. Потеснишься чуть-чуть, не обломишься, – прилетает мне в ответ тяжелый вздох.
— Что значит, не обломишься? Вы вообще слышали, что такое личное пространство, а? Я не собираюсь с вами спать!
— А я и не прошу тебя спать со мной. Просто будешь спать в одной со мной кровати.
Вот же ж… котяра! Все и всегда вывернет себе на пользу. Рядом с ним нужно всех предупреждать, что они имеют право хранить молчание. Иначе однажды ваши же слова будут использованы совершенно кощунственным образом против вас же.
— А если меня не устраивает такое положение вещей? – складываю руки на груди, гипнотизируя взглядом широкую мужскую спину и наблюдая, как этот наглец уже натягивает на себя мое теплое одеяло.
— Ну, что я могу сказать? – оглядывается через плечо Милохин с отвратительно-издевательской ухмылкой на своих губах. – Добро пожаловать в гостиную.
— Я не пойду в гостиную. Вас не устроило ваше место ночлега,
вам туда и идти.
— Не думаю, – и все, словно точку поставил. Такую огромную и жирную точку.
Тут уже сопи не сопи, пыхти не пыхти, его разве что силой с кровати выталкивать. Но до такого “детского сада” я пока опуститься не готова. Поэтому со злости выдергиваю из-под головы нахала подушку и стягиваю свое одеяло. Недовольно бубня проклятья себе под нос, гордо задрав голову, ретируюсь в гостиную. На тот самый неудобный кожаный диван, что стоит напротив камина.
— Я бы на твоем месте еще хорошенько подумал, прежде чем там ложиться, Юля, – летит мне в спину издевательский смешок. – Там ужасно мало места, и к утру ты рискуешь переломать весь позвоночник, засыпая в позе эмбриона.
— Без мажоров разберусь.
— Что ты сказала?
— Ничего.
— Нет! Как ты меня сейчас назвала, Гаврилина?!
“Это вы еще не слышали, как я вас про себя называю” – язвит подсознание. Там слова гораздо красочней и ярче, чем простое “мажор”.