Пролог
Кап-кап-кап-кап...
Капли звонко раз за разом ударялись о каменный пол, холодными мутными каплями наполняли выбоину, глубиной в несколько сантиметров. От тёмных замшелых камней тянуло ледяным холодом и противной, пробирающей до костей сыростью, от которой жалкие остатки тонкой одежды полностью промокли, забирая последние крохи тепла. Через узкое зарешеченное окошко в камеру проникали резкие порывы ветра, несущие с собой неприятный запах водорослей и морской соли, из-за которой на стенах уже начали появляться белые наросты.
За стеной слышались слабые шорохи и редкие глухие завывания, выдающиеся едва теплющуюся жизнь давно заточенного в четырёх стенах узника. Тёмный коридор был наполнен жуткими звуками мучений и болезни. Стоны, грохот цепей и металлических мисок, скрежет ногтей по камню, пронзительные крики и жуткое, хриплое дыхание стражей. Периодически мимо проплывали тёмные бесформенные фигуры дементоров, желающих ещё разок насытиться каплями светлых, захороненных на краю сознания воспоминаний. Они, подобно ищейкам, учуявшим улики, подлетали к решеткам, заглядывали в камеры, протягивая серые, покрытые струпьями и язвами руки к узнику, вырывая из болезненно худых тел последние крики отчаяния, переходящие в беспомощный хрип.
Самый молодой заключённый этого ужасного места ещё пытался бороться. Ходил кругами, давно потеряв счёт времени, в бесполезных попытках согреться. Дышал на руки, чувствуя, что руки уже практически не слушаются. Тёплое дыхание облачками пара поднимались наверх, к покрытому трещинами потолку, быстро растворяясь в ледяном холоде помещения. Тонкая и жёсткая, похожая на пергамент ткань робы не грела от слова совсем, как и промокла насквозь связка полугнилой соломы, служащей здесь кроватью.
Брови и ресницы покрылись инеем, очки он потерял ещё на свободе, когда один из охранников избил его, прежде чем заточить. Он запомнил лишь веснущатое лицо, сжатые до побеления кулаки и озлобленный дикий взгляд.
Тело ещё болело, но за неделю пребывания в тюрьме основные следы сошли, осталось лишь несколько синяков и ссадин. Парень немного привык и к холоду, во всяком случае н начал чувствовать свои конечности. Бледные до синевы и ледяные на ощупь, пальцы и кисти двигались с трудом и сильно дрожали, отчего из старой миски выливалась дрянная жидкая похлёбка, ужасная на вкус.
Гарри зарылся в одеяло, пытаясь согреться и подошёл к решетке. Прищурился, вглядываясь в полутьму коридора. В это время дементоры появлялись редко и на этаже, хоть ненадолго восстанавливалось спокойствие.
- Эй, новенький, можешь хоть голос подашь или помер уже?
Из соседней камеры раздался хриплый смех, прерванный кашлем. Кто-то прикрикнул, затыкая его, но слов было не разобрать.
- Такие хилые обычно долго не живут.
Этот говорил уже спокойно, практически безразлично, лишь голос чуть сипел. Кажется, он был самым спокойным тут.
- Хей, Лестрейндж, как там жёнушка твоя, а? Совсем, небось, с катушек слетела?
Этот голос, ехидный, слегка картавящий, доносился из дальней камеры, но эхо позволяло расслышать каждый звук.
- Заткнись, Эйвери, нормальная она.
Словно в ответ ему из камеры напротив прозвучал пронзительный женский смех, от которого захотелось заткнуть уши. Меж решёток, темной тенью завиднелась худая иссохшая фигура в тюремном балахоне, в больших глазах виднелись отсветы факелов. - И не надейся, мой сладенький, я не собираюсь сдаваться, нас вытащат! - сладкий, словно мед, нежный голос сменился очередным приступом истерического смеха и она полностью скрылась в тени, с грохотов ударив по решетке цепью.
Гарри поморщился и сделал шаг назад, надеясь что про него забудут.
- Кто? Лорд? Его уже как полтора десятка лет не видно, не слышно, фанатичка! - раздраженный голос Эйвери был заглушен грохотом миски. Он проворчал еще что-то и замолк.
- Новенький, и ты что-то расскажи, не стесняйся. Сколько тебе лет хоть, и зовут как?
Поттер скрипнул зубами, но отчего-то хотелось ответить, одиночество совсем доконало и без того одинокого парня так, что он готов был отогнать его даже в компании пожирателей, судя по их разговорам.
- Мне шестнадцать...
- Какого Мерлина?! С каких пор сюда сажают детей?! - к возмущениям добавился ещё и стук по решетке.
Повеяло могильным холодом, но узников это не успокоило, та женщина все ещё возмущенно кричала, проклиная министерство, а Гарри заткнул уши, не в силах это слушать.
По коридору, подобно тени, проплыл дементор, привлечённый всплеском эмоций. Приблизился к камере женщины и сильно с присвистом вдохнул затхлый воздух.
- Иди отсюда, тварь, нет у меня ничего хорошего! - она взвизгнула, судя по грохоту упав на пол. Остальные предпочли забиться по углам и затихнуть, боясь привлечь внимание.
Страж странно заскрипел, словно говоря что-то и поплыл дальше, выбивая тихие стоны у более слабых заключённых.
- Ты чего орёшь?! - злобно прошипел тот, что сидел за стенкой и Гарри был с ним полностью согласен, - если эмоций не сдерживаешь, так хоть молчи!
- Да, Беллс, они из-за тебя чаще всех сюда шастают, - не злобно, но довольно раздраженно проворчал Лестрейндж. Из камеры раздались хриплые стоны, она то-ли отключилась, то-ли просто затихла.
- Ладно, хорош, как ты тут оказался то, малой? - с едва различнымым интересом поинтересовался один заключенный.
- Помешал Дамблдору, - мрачно отозвался Поттер. Он несколько раз сложил одеяло у решётки и сел на него, поджав ноги, чтобы сохранить хоть немного тепла. Потихоньку в камере становилось все темнее, солнце заходило за горизонт, а маленькое окошко не позволяло проникать внутрь минимальным отсветам. - Он обвинил меня в предательстве и пособничестве Лорду.
- Да уж... Не повезло тебе, малец, - проскрипел Лестрейндж, - так ты ещё и на пятый уровень попал, надеюсь хоть пару лет продержишься...
- Не пугай его, Руди, - женщина, видимо, пришла в себя. Даже в полутьме было видно как она пренебрежительно махнула рукой вглубь коридора.
- А, да. Что ж это мы и не знакомимся даже, - ехидно протянул Эйвери. - Думаю, мою фамилию ты уже знаешь, а так я - ...
- Рудольфус Лестрейндж, - отозвался тот, кого ранее назвали Руди, - если интересно, то напротив тебя сидит Беллатриса, а за правой стеной Рабастан.
- Антонин Долохов, - хрипло отозвался заключённый слева, который первый и обратил внимание на Поттера.
- Хей, Август! - не получив ответа, Рудольфус раздраженно выдохнул, - неподалеку от тебя сидит Руквуд, но он практически не разговаривает с нами.
Гарри быстро, насколько это можно в таком месте, обдумывал полученную информацию. Судя по всему, все те, с кем он только что познакомился, являются либо пожирателями, либо просто безумными отбросами магического общества. Конечно, не стоит общаться с такими, светлая часть, взращенная теми, кто его предал, упорно отказывалась от подобного, подсознание шептало оправдание тем, кто лгал в лицо с милой улыбкой, но была и другая, та, которая стремилась отомстить и, хотя бы назло всем им, познакомиться с убийцами и безумцами. Пока хрупкое равновесие держалось, но обида накапливалась все сильнее, постепенно опуская чашу весов.
- Гаррет Вальт, - бросил он. Не стоило рисковать, называясь настоящим именем, кто знает, вдруг оно им известно, тогда его ждёт ад в аду.
- Приятно познакомиться, - Долохов тяжело вздохнул, - а учился где?
- Слизерин.
- О, наш человек! - довольный голос Рудольфуса доказал, что выбрал факультет Гарри верно.
Повеяло холодом, по коридору медленно передвигались несколько дементоров, быстро открывая решетки и просовывая в щель неприятную на вид серую массу. Узники забивались по углам, стремясь скрыться от леденящего холода, на этаже воцарилась абсолютная тишина, лишь гремели миски, сталкиваясь с каменным полом.
Гарри с филосовским спокойствием осмотрел холодную липкую кашу и заработал ложкой. Не ему привыкать есть отвратительные на вид и вкус блюда, теперь он был почти благодарен Дурслям за десять лет пренебрежения и свою выработанную способность есть все что дают.
Тонкий матрас ни капли не спасал от холода, как и одеяло. По ночам все тело пробивала крупная дрожь, а на волосах оседала белая изморозь. Сквозь окно в камеру проникал мелкий противный дождь, чьи капли застывали ледяными потеками на стенах.
Напротив хрипло дышала во сне Беллатриса и завывал кто-то в конце коридора. Огромное мрачное здание упорно впитывало в древние камни последние крохи счастья невольных своих постояльцев, принося им боль, кошмары и приближающуюся смерть.