16. Он.
song: unaverage gang - memories won't show
Третий сон. Удивительно, но в памяти он всплыл только благодаря диалогу, прошедшему кратко и ясно.
Я стояла, прижавшись спиной к дверям, которые не открылись бы, даже если я захотела. Во сне поезд двигался бесконечно.
— Здесь написано «не прислоняться»... — тихий тон Киллиана возник из неоткуда, и отчего-то в тот раз я не испугалась.
Но ответа не нашлось. Я была заплаканной, прямо такой же, какой и засыпала. В тот вечер у меня случился нервный срыв из-за обилия домашней работы, множества противоречий в голове и дикого желания исчезнуть. Было странно ощущать себя собой во снах, но это мне нравилось.
А другая часть разума, перепуганная Киллианом и его влиянием, просила продолжать — просто продолжать, не протестуя и не выискивая пути отхода.
— Даже не поздороваешься? — снова спросил он.
— А кто ты такой? Мне впервые снится три осознанных сна подряд. Это пугает.
Смотреть на него было невозможно — если бы я подняла глаза, то тут же не смогла бы отвести взгляда. Он тянул, как магнит — сравнение избитое, но других не приходило на ум. Сонный ум, затерянный в страхах и сомнениях.
— Можешь называть меня, как хочешь.
— Демон. — выдала я, кивая на его татуированные руки, — Оккультных символов не хватает.
— Ты сегодня рассержена. — сурово хмыкнул он, — Кто обидел?
— Я. Сама себя.
— Нельзя так. Ты у себя — одна единственная, девчонка. А твой недалекий бойфренд не умеет обращаться с девушками. В вашем возрасте девушке нужно дать почувствовать себя женственной.
— Только давай без наставлений тётушки Энн. — и тут я сделала это.
Я посмотрела ему в глаза.
Тёмная буря, нечто густое, смолистое, затягивающее всё дальше и дальше. Щетина, изогнутые брови, тоненькая паутинка морщинок у глаз, мелкие складки у губ. Он был похож на плохого парня из боевиков. На персонажа, которому ты нехотя сожалеешь, потому что он где-то оступился.
И запах. Киллиан даже во сне пах приятно. Так, что к нему хотелось прижаться, вдохнуть глубже. Он тянул и тянул, но не трогал. Он не трогал, не прикасался. Только не кожа к коже.
— Что случилось? — спросил он ещё серьёзнее, и я поддалась. Убрала волосы, липнущие к лицу, и одёрнула футболку.
— Мне просто плохо. Я в себя не верю. А Аарон...
— Я думал, ты легче перенесла расставание. Ты держалась молодцом.
Я говорила с ним, потому что знала — я сплю. А это всё — сон, выдумка.
— Нет. Не так легко. Я не могу избавиться от ощущения бесполезности. Я — бесполезная. И то, что я не могу ни с кем встречаться, что мне противны прикосновения, это проблема.
— Я уже говорил. Дело не в тебе. Дело в том, кто именно к тебе прикасается.
Гул стремящегося вдаль вагона притих, и я медленно и с расстановкой кивнула. Киллиан убрал мои волосы, но так и не коснулся. В тот раз я... захотела этого. Боже, хотя бы во сне — троньте меня уже так, чтобы я не дёрнулась от отвращения!
Странное желание разлилось по низу живота, когда взгляд Киллиана, медленный и голодный, проскользил по моей шее. Я была в простой футболке и домашних штанах, но отчего-то ему хватило. Не нужно было быть полуголой развратницей, чтобы на меня так смотрели.
— Ты ведь мне доверяешь? — шепнул он, и между нами осталось немыслимо мало места, — Если да, то я весь твой.
Я медленно отступила. Это уже не сон, а школьная парковка, полупустая, на которой никто не видит, что я не одна. Лишь двое одиннадцатиклассников маячат силуэтами на спортивной площадке, гоняя мяч по замёрзшей искусственной траве.
— Этого не может быть. — произношу я, но не знаю, куда деться.
Он стоит рядом, держа руки вдоль туловища, не трогая и не призывая, но мне снова становится тошно.
— И что же тогда? Я проник в твою голову и достал оттуда твои же мысли? Тебе больше не снятся сны, верно? Ты спишь, как убитая.
— Прекрати. Я хочу домой.
— Я отвезу тебя. — Киллиан настаивает, и я закрываю глаза, мечтая испариться. Во мне словно работает двигатель, который разгоняет по венам страх вместо крови. Я не знаю, что думать — и мысли разбредаются, не желая собираться воедино.
Это не похоже на панику, но уже близко — где-то между осознанием катастрофы и верой в то, что меня обманывают, как маленькую дурочку.
— Садись. — Андервуд открывает пассажирскую дверь и буравит взглядом — иначе и не скажешь.
Я отмахиваюсь, делая несколько шагов, но происходит то, чего я никак не ожидала. Забыв, что я не во сне, я ошарашенно вскидываю голову, когда Киллиан берёт меня за запястье и крепко сжимает.
— Не трогай меня. — бессильно выдыхаю я.
— Теперь я могу. Могу это сделать. Пожать тебе руку. Взять за неё. Затащить в машину, если потребуется. Садись, мать твою, не зли.
Сражаться желания нет. И вообще — всё вокруг вертится, будто я только что слезла с американских горок. В последнее время вся жизнь — разгоняющаяся вагонетка, прущая напрямую к обрыву. Ещё чуть-чуть, и мне станет нечем дышать на улице, полной воздуха.
Я опускаю голову и сажусь на пассажирское сиденье. Дверь захлопывается, и Киллиан спустя секунды оказывается за рулём. Он молчит, подобно выключенной магнитоле в салоне. Звуки внешнего мира затихают — остаётся только моё гудящее в ушах сердцебиение и вымученное мычание Андервуда.
Мы ехали неспешно, и дорога была пустой — впервые за долгое время. Киллиан заговорил на полпути.
— Ты тоже забудешь все сны. Все до единого. — сказал он так, будто это не просто утверждение, а целое пророчество.
А я не знала, что отвечать — я хотела проснуться, но уже не могла. Больше не могла. Рука держала руку, я потирала костяшки и смотрела на рюкзак, брошенный в ноги.
— Что ты помнишь? Из последнего?
— Как проснулась. Когда была в школе. Во сне.
Там было прикосновение. Джинсовая ткань коснулась моей голой кожи. Киллиан сказал, что скоро встретится со мной.
— Да. Тогда ты...
— Я не хочу слышать. — сказала я, не желая вспоминать.
В том сне я почти... почти дошла до края. Туда, куда меня провожала моя жажда быть женщиной. Туда, где Киллиан умело воспроизводил всё то, чего мне не хватало. Где я была собой. Где я так хотела стать желанной.
— Да? — в его голосе звучала горечь, неприятная и отторгающая, осуждающая, — Ничего себе. Потому что это было чертовски горячо. Твоя реакция, то, как ты держалась — всё это на грани. И мне снилось то же самое.
— И как это? — в носу зажгло подступающими слезами. Я вдохнула побольше воздуха, но подавилась им, прижавшись спиной к сиденью. Сейчас я просто не могла смотреть на Андервуда.
— Наши сны были связаны. Я не знаю, как это объяснить. Вероятно, какие-нибудь экстрасенсы или медиумы с радостью возьмут с тебя пару тысяч долларов за расследование кармы и всего такого прочего...
— Я не хочу искать объяснений. Я хочу домой.
— И что, это всё, что ты скажешь? — он посмотрел на меня, когда машина остановилась у поворота к нашему району.
Я хотела выбежать, идти дальше сама, но руки неподъемно лежали на ногах. Слёзы так и застыли в глазах, раздражая. Несколько раз моргнув, я заставила несколько капель ударить по джинсам. Тёмные пятнышки расползлись по ткани.
— Ну уж нет. Из-за чего ты плачешь? Я тебя разве обидел, сделал больно? Что произошло?
— Я боюсь. — всхлипнула я.
— Меня?
— Тебя. Себя. Всего этого кошмара.
— И что кошмарного в том, что я подвёзу тебя до дома? — тихо спросил Киллиан.
Я пустила пальцы по гладкой ручке двери, готовая открыть её и выйти, но раздался щелчок.
— Она не откроется. Пожалуйста, послушай меня и не делай глупостей. Если бы у меня были намерения тебя шантажировать, то это было бы давно известно твоей матери. Я хочу дружить, а не враждовать. В конце концов, ты ведь всё ещё краснеешь, когда я на тебя смотрю.
Пальцы дрогнули. Вернув руку на бедро, я кратко осмотрела улицу.
— Мэри... у тебя снова дрожат коленки.
— Да. — ответила я, — Отвези меня уже домой.
— Если уж мы были связаны во снах, то я хотел бы прояснить всё и в реальности. Я не ломаю тебе жизнь. Я хочу показать, что есть другая. Если только ты позволишь.
Я была не готова.
Меня трясло, а губы дрожали, когда я пыталась произнести хоть слово. Я не смогла даже попрощаться, вылетев из салона сразу же, как только он остановился у моего дома и щелкнули замки на дверях.
Он тоже промолчал.
И я, вытирая панические слёзы, громко выдохнула.
Это он.
Это всё-таки он.