Куб [Редактура]

Легкий ветерок развевал полы моей многострадальной юбки. Если бы я знала, что все так сложится, то надела бы что-нибудь попрактичнее. Джинсы. Худи или пуловер. Кроссовки.

    Где-то вдалеке начала свой долгий отсчет уже знакомая мне кукушка.

    Я находилась на поляне недалеко от того места, где повстречала старика. Все вокруг заливали яркие лучи солнца. Под ногами мягко, точно в такт какой-то нежной инди-музыке, колыхались желтые одуванчики и ромашки.

- Кукушка, кукушка, скажи, сколько осталось нам жить?

    Я резко обернулась. Передо мной, широко улыбаясь, стояла Ленка и протягивала обе руки вперед, приглашая к объятью.

- Я тебя заждалась, - не переставая улыбаться, проговорила она и, так и не дождавшись от меня никакой реакции, сама обняла меня, обвив руками плечи и талию. – Здесь время течет совсем по-другому. Я совсем не знаю, сколько прошло там, в другом мире. Год, или всего несколько дней. Удивительно, не правда ли?

- Кто ты? – тихо проговорила я и отстранилась, пристально вглядываясь в лицо своей собеседнице. – Ты не Лена, верно? Лена сейчас сидит в полицейском участке на допросе вместе с моей матерью и в тысячный раз пересказывает следователю наш с ней последний разговор, пытаясь изобразить на компьютере портрет Эдуарда, которого не видела ни разу.

    Девушка с лицом моей подруги ничуть не смутилась. Чуть склонив голову набок, она с интересом наблюдала за мной. Ее улыбка поугасла, из радостной превратившись в задумчивую и немного отстраненную.

- Ты почти что права, - медленно проговорила она, прищурив один глаз, словно бы припоминая что-то. – Я не выбирала себе лицо. Это ты его выбрала мне. Я могла бы превратиться в Свету, или в Машку, или в Женю Панаеву, или в твою маму, или в любого другого знакомого тебе человека.

- Кто ты? – я почувствовала, как по спине поползли мурашки. В прошлый раз мне даже в голову не пришло усомниться в том, что я разговаривала с настоящей Леной, однако в прошлый раз я воспринимала все происходящее только как сон, порожденный моей одурманенной наркотиками фантазией. То, что происходило сейчас, не было сном. Я абсолютно точно знала, что не спала. Любой, кто в эту минуту мог бы видеть мое тело, оставшееся в спальне Эдуарда лежать на его широкой и мягкой кровати, со всей горячностью стал бы утверждать обратное, но я могла поклясться, что я не спала. Это было всем, чем угодно, только не сном. Медитацией. Переселением души. Полным безумием. – Голос сказал мне прийти к тебе. Мой... внутренний голос. Он сказал, что ты в опасности, и я... я просто... я просто подумала о тебе, закрыла глаза и оказалась тут. Но я ведь не сплю?

    Уголки губ Лены дрогнули, и она молча покачала головой.

- Тогда, если это не сон, то что?

    Я обернулась на стоявший позади нас дом. Моргнула. Вздрогнула от пронзившего меня насквозь страха. Белые стены коттеджа с каждым мгновением становились темнее. Черные тени расползались по ним, точно яд – по венам человека. Листья деревьев на непонятном мне языке шелестели свои древние проклятья, заставляя яд распространяться по стенам и циркулировать быстрей и быстрей. Точно сердце, вместо крови качающее черную жидкость.

- У меня нет лица, - проговорила Лена. Я вновь повернула к ней и, вскрикнув, отскочила в сторону.

    У ее действительно больше не было лица. Одежда – красивое серенькое платьице, которого у Ленки, насколько я знала, не было в помине, косая челка и прикрывающие алые прыщи на щеках волосы – все это осталось на месте, не было только носа, бровей, глаз и рта.

- У меня нет лица, нет голоса, нет даже тела, - при этих словах голос Ленки действительно начал деформироваться, словно бы ей внезапно набили рот землей, а тело принялось приобретать странные формы и растекаться. – Но я сочла, что тебе будет куда приятнее видеть меня такой.

    Я моргнула еще раз. Передо мной снова стояла Лена, вернее, ее невероятно искусно выполненная копия. Глаза, нос и губы снова были там, где им и положено было быть, фигура больше не растворялась прямо в воздухе, а голос повысился до прежнего тембра.

- Но если хочешь, я могу стать любой другой. Или любым другим. Даже Заком Эфроном, к примеру.

- Где я? Ответь, пожалуйста, кем бы ты не была. Мне... мне страшно. И тот человек... Эдуард ведь убьет его, верно?

    Лена улыбнулась и покачала головой, а затем махнула рукой в сторону. Рядом с нами откуда не возьмись появился расстеленный на траве клетчатый плед, небольшой рюкзачок и стопка глянцевых журналов. Девушка уселась на землю и жестом пригласила меня присесть рядом. Я не сдвинулась с места.

- Ты в нигде. И одновременно везде. Это сложно объяснить, и вряд ли я должна это делать. Есть другое люди, которые смогут куда более умело удовлетворить твое любопытство.

- Кто?

    Лена хмыкнула.

- Эдуард, к примеру. Уверена, он отлично знает о таких, как я, потому что и сам когда-то был на твоем месте. Его тоже пытались вылечить. Его собственная мать. Это было, - Лена на мгновение задумалась, словно бы прислушивалась или вспоминала что-то, а затем сморщила гримасу. -  Это было отвратительно. Она пытала его. Мучила. Заставляла есть насекомых, потому что он их до жути боялся. Я не думаю, что Эдуард захочет лечить тебя точно также, поэтому в этом плане тебе бояться нечего, можешь верить ему, физически он тебя никак не тронет.

- От чего она его лечила? – беззвучно прошептала я. Снова диагнозы. Снова лечения.

- От того же, от чего он сейчас лечит тебя. От незнания. Раньше все было совсем по-другому. Существовали люди, которые умели видеть. Чужие мысли, чужие воспоминания, умершие образы. С каждым столетием их становилось все меньше и меньше, пока они не исчезли окончательно. Теперь их практически нет, а те, кто до сих пор живы, выискивают других, более-менее восприимчивых к подобному знанию. Эдуард тоже видит. Видит и хочет передать тебе свою способность, потому что до жути боится, что она умрет вместе с ним. Впрочем, это и неудивительно. После столь тяжелого научения я бы тоже тряслась за каждое случайно оброненное зернышко.

    Я попыталась прислушаться к самой себе, но не почувствовала ничего. Нельзя сказать, что я не поверила рассказанной мне истории, скорее, я даже не попыталась соотнести ее с реальностью.

- Значит, Эдуард с тобой знаком? – отрешенно проговорила я, вспоминая, из-за чего вообще сюда попала. 

    Лена пожала плечами.

- Разве что отчасти. Это было так давно, что я не уверена, сможет ли он вернуться сюда снова или хотя бы сумеет вспомнить. Я знаю только то, что ему сильно не понравится мое вмешательство. Он хочет вылечить тебя сам, более того, он не признает никого другого. Считает, что если вылечит тебя самостоятельно, то сможет передать тебе все, что умеет сам. Словно Пигмалион, внезапно возомнивший, будто бы он достоин сотворения своей Галатеи.

- Пигма... что? – рассеянно переспросила я. Лена весело рассмеялась и покачала головой так что ее длинные локоны рассыпались по плечам в беспорядке.

- Ты слишком мала для всего этого, вот что я хочу сказать. И нужно хорошенько взяться за твое образование.

- А почему ты в прошлый раз так боялась, что Эдуард узнает о тебе? – я покраснела и отвернулась, отчаянно пытаясь скрыть охватившее меня смущение. Разговоры про мое образование меня совершенно не обольщали.

- Потому что ему не понравится, говорю же, - терпеливо разъяснила мне Лена. – Еще, в прошлый раз я старалась вести себя, как повела бы на моем месте себя твоя подружка. Это было глупо, особенно, эти журналы...

    Я вновь обратила внимание на стопку прессы. Лена наклонилась и взяла журнал, лежащий на самом верху. Открыла и с полуулыбкой принялась его перелистывать.

- Актеры «Очень странных дел» рассказали о съемках третьего сезона... Ольга Бузова о работе и любви... - девушка отняла голову от журнала. – Не это бы читать подрастающему поколению. Я в твоем возрасте читала совсем другое. – Мне показалось, что на мгновение лицо Лены потемнело. – И думала совершенно о другом.

    «Сколько тебе лет?», - хотела было спросить я, но не успела. Лена резко вскинула голову и устремила взгляд в сторону дома.

- Он скоро придет к тебе, - произнесла девушка. – И хорошо бы в это время тебе не спать. Он попытается рассказать о том, что произошло, но, думаю, совсем немного, а затем предложит пообедать и почитать... Сарамаго? Да, Сарамаго. Довольно-таки странный выбор, особенно, если учесть...

    Она говорила сама с собой. Полминуты я вслушивалась в ее речь, которая с каждым словом становилась все более и более бессвязной. Внезапно Лена подняла на меня глаза.

- Ты все еще здесь?

    От растерянности я только кивнула.

- Так уходи! Я же предупредила тебя, давай, иди! – Лена вскочила с покрывала и, обхватив меня за плечи, принялась подталкивать в сторону дома.

- Я не знаю, как... - начала было я и тут, споткнувшись обо что-то, почувствовала, как подаю вниз. В последний момент я успела вытянуть обе руки вперед и закрыть ими лицо.

    Я проснулась в точно такой же позе. Сердце гулко билось в груди, а руки были выставлены вперед. Пальцы скрючились, точно у старой хищной птицы. По лбу стекала капелька пота.

    Скрипнула дверь.

    Я вздрогнула и приподнялась, упираясь локтями в подушки.

    В комнату вошел Эдуард. В одной руке он держал какую-то книгу, а в другой – тарелку супа. Он молча поставил свою ношу на прикроватную тумбочку и сел рядом со мной на краешек кровати. Я попыталась отодвинуться подальше, но Эдуард остановил меня, взяв за безвольно лежащую на одеяле руку.

- Не стоит.

    Я промолчала и опустила взгляд. В горле разом пересохло. Я не успела вытереть ладони о простыню, и они до сих пор были мокрыми от пота. Интересно, что решит Эдуард – что мне плохо или что я просто увидела кошмар. В любом случае, на вызов скорой помощи мне можно было не рассчитывать.

- Я принес тебе бульона. Тебе надо поесть и восстановить силы. Лечение всегда... - Эдуард на мгновение замолчал, подыскивая нужное слово, - всегда выбивает из равновесия.

- То есть, это все – часть загадочного лечения? – видит Бог, я не хотела, чтобы вместо тревожного любопытства в голосе прозвучал сарказм.

    Эдуард улыбнулся, покачал головой и протянул мне тарелку.

- Сначала поешь, а потом все остальное.

    Мне слишком хотелось узнать, что он имел в виду, поэтому я не стала спорить и, взяв тарелку у него из рук, заглянула внутрь. На дне жидкого супа лежало несколько кусочков морковки и мяса. Я зачерпнула ложкой один, отправила в рот и наткнулась на извиняющийся взгляд Эдуарда.

- Прости, не думаю, что это вкусно, но ничего другого у меня нет. Честно сказать, я вообще практически не умею готовить. Когда жил в городе, питался в закусочных и едой быстрого приготовления. А это консервы. Правда, я думал, что они хотя бы отдаленно будут напоминать то, что было нарисовано на упаковке.

    Я сделала еще несколько глотков. На вкус суп действительно напоминал кошачью мочу, но у меня хватило благоразумия не признаваться в этом Эдуарду. К тому же, мне редко удавалось отведать нормальной пищи.

- Моя мама не любит готовить, - призналась я. – Раньше, когда папа был с нами, все было совсем по-другому, но потом он ушел, и... и мама решила, что ей больше незачем все дни простаивать у плиты. Так что я тоже по большей части обычно пользуюсь микроволновкой. – При упоминании мамы я почувствовала, как у меня предательски защипало в носу. Не хватало еще разреветься перед ним. Я твердо решила больше не показывать Эдуарду своей слабости и попыталась сменить тему. - Зато яичницу на завтрак ты готовил сам.
- Этому меня научила уже моя мама, - Эдуард улыбнулся, и я вспомнила, что говорила о его матери Лена.

    «Не Лена, а мое собственное подсознание, - тут же непонятно зачем поправила я саму себя. – Продолжишь думать в таком духе и в итоге составишь отличную компанию Эдуарду, поняла?».

- А что с твоей мамой сейчас? – как можно беззаботнее проговорила я и замерла, с ужасом наблюдая, как лицо Эдуарда потемнело у меня на глазах. Он отвернулся и уставился в одну точку.

- Она умерла, и мне бы не хотелось об этом говорить.

    Рука, сжимающая ложку, задрожала, и раздался неприятный металлический скрежет стекла и алюминия. К горлу подступила тошнота.

- Извини, я не хотела...

- Все в порядке. Ты вполне могла про это спросить, а я вполне мог тебе ответить, правда?

    Я кивнула, не совсем поняв смысл его вопроса.

- Кажется, ты хотела узнать о нашем новом знакомом, верно?

- Да, - я снова кивнула головой, по неволе испытав благодарность к Эдуарду за то, что он взял разговор под контроль и сам сменил неприятную и опасную (если мое подсознание в образе Лены все же было в чем-то право) для нас обоих тему.

- Он уже ушел. Практически сразу же после того, как я отнес тебя сюда.

    Я недонесла ложку до рта, задержав ее где-то на половине.

- Ушел? И ты...

- Не боюсь ли я, что он пойдет в полицию и все расскажет? – Эдуард усмехнулся, весело глядя на меня. – Нет, не боюсь, потому что он этого не сделает. Он поверил мне.

- Но ты не можешь знать наверняка, - возразила я, несмотря на внутренний голос, который отчаянно умолял меня не делать этого.

- Могу, почему же нет. И ты сможешь, если тебе удастся победить то, что я называю болезнью. Слепота, помнишь?

    Я медленно опустила ложку обратно в тарелку и заерзала, поудобнее откидываясь спиной на подушке и одновременно подальше отводя от Эдуарда лицо.

- Ты типа ясновидящий?

    Он рассмеялся.

- Не совсем. Но я могу увидеть, что он думает. Это как заглянуть в окошко, стоя на улице, и мельком увидеть чью-то жизнь. Труда стоит небольшого, а существование облегчает еще как. – Эдуард замолчал, и я бросила на него полный любопытства, пусть и не лишенный тревоги и испуга, взгляд. – Ты перестала есть.

    Я тут же зачерпнула полную ложку и отправила ее в рот, изо всех сил постаравшись сделать так, чтобы руки не дрожали от волнения.

- Мне было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что он не помешает моему плану и не причинит нам вреда. Он шизофреник. Живет один в поселке в нескольких десятков километрах от сюда. Удивительно, как он вообще сюда дошел. Его жена умела пять лет тому назад, и с тех пор его разум помутился. Ему кажется, что она по-прежнему с ним.

    От будничного тона Эдуарда у меня мурашки побежали по коже. Его рассказ удивительно точно накладывался на слова Лены. И, хотя умом я понимала, что все это невозможно, сердце начало предательски громко биться в груди.

- Тогда почему ты ему не помог? – спросила я первое, что пришло мне в голову.

- А зачем? Блаженны безумные, ибо хранят ключи к тайному знанию1. Ему хорошо в мире, который он создал, так зачем же нам его разрушать?

    Я уткнулась в тарелку. Несомненно, он верил во все, что говорил, иначе бы не выпустил старика из дома. Возможно, он все-таки его убил. Вколол снотворное, как и мне, и запер в одной из комнат. Я не знала, что что-то упорно подсказывало мне, что сейчас не самое подходящее время для того, чтобы выяснять правду.

- Смотри, что я для тебя нашел, - Эдуард забрал у меня опустевшую тарелку и вместо нее вручил книгу, с которой и пришел. Неужели он думает, что сейчас я в состоянии читать? Я отрешенно взглянула на обложку. – Это Сарамаго. Я подумал, что тебе могло бы понравиться.

- «Слепота»? – я вспомнила наш предпоследний разговор. – Тут о моем заболевании?

- Отчасти, - Эдуард поднялся с кровати и направился в сторону двери. – Я буду рад услышать твое мнение о прочитанном.

    Я молча вытерла масляные от супа губы тыльной стороной ладони и опустила книгу себе на колени. Где-то на задворках подсознания раздался голос Лены или того существа, которое себя за нее выдавало: «...Сарамаго? Да, Сарамаго. Довольно-таки странный выбор, особенно, если учесть...».

    Скрипнула дверь. Эдуард хотел было выйти, но замер на пороге и снова обернулся ко мне.

- Олеся?

    Я вздрогнула, услышав свое имя. Подумать только, как быстро меняются наши желания и мечты. Два дня назад я и подумать не могла о том, что буду сидеть в его спальне. Одно равно – что тогда, что сейчас я продолжаю подпрыгивать на месте, слыша, как он произносит мое имя.

- Совсем скоро ты все поймешь. Если все пойдет, как надо, то тебе останется ждать совсем немного. Увидишь, то, что ты узнаешь, будет того стоить. Обещаю.

- Я тоже стану читать чужие мысли?

    Он на мгновение замешкался, явно не ожидая от меня какой-либо реакции.

- Я не знаю.

    Несколько секунд мы смотрели друг на друга, а потом он во второй раз за этот день закрыл разделяющую нас дверь.

    Я раскрыла книгу на первой странице и принялась равнодушно просматривать текст. Глаза потихоньку застилала пелена, за которой я не могла разглядеть даже собственных сжимающих книгу пальцев. Он не знал, что со мной будет. Но кто, если не он, мог знать? Маленькая горячая слеза скатилась по щеке и, плюхнувшись на раскрытую страницу, с ожесточением принялась впитываться в бумагу, исчезая из этого мира и превращаясь в пар.

    Кажется, именно тогда я решила, что незнание Эдуарда олицетворяет собой вполне себе очевидный, окончательный и бесповоротный – смертельный - приговор.