АКАДЕМИЯ

Шон Бергман сидел на кровати и смотрел на голую стену своей комнаты. Снизу, из кухни, долетали голоса родителей. Слов было не разобрать, зато интонации звучали четко. Обсуждали его, Шона.
Он старался не слушать, думать о стене. Завесить бы ее плакатами. Киношными. Его друг Макс перед увольнением из кинотеатра нагреб целую кучу плакатов и несколько штук предложил Шону. Мама запретила их вешать - ей не понравились фильмы. Вот если б сын выбрал что-нибудь старое низкобюджетное, или ужастики, или про кунг-фу, или шедевры Тарантино - тогда да, можно. А обычные популярные фильмы - нет, не круто и не стильно. В общем, Шон назло матери оставил стену голой.
Он опустил глаза вниз, на бинты на запястьях. Согнул пальцы. Шон стал их сгибать, едва выписался из больницы. Часто сгибать. Себе он говорил, что упражняется, однако на самом деле то был некий ритуал, навязчивая привычка. Незажившие порезы под бинтом еще болели. Шон хорошо помнил свои ощущения, когда он полоснул лезвием по запястьям, когда потекла кровь... Перед глазами вновь встала картина, которую он мысленно видел, нанося себе порезы: его мама, голая, лежит на столе мистера Суэйма, поддерживая груди и раскинув ноги. На виду у всего класса... Господи, как стыдно, как унизительно!..
Знал ли папа?
Вряд ли. Шон на эту тему не заговаривал, но, может, врачи? Или сама мама призналась? Правда, она бы дала собственную версию событий, чтобы себя выгородить.
Может, отцу без разницы?
Может. И отец, и мать гордились своей крутизной: они, мол, круче не только других родителей, но круче даже друзей сына. Вечно его позорили. А он вечно чувствовал себя третьим лишним. Шон давно понял, что им неуютно в родительской роли, что ответственность за ребенка сильно осложняет им жизнь. Иногда он думал: они были бы гораздо счастливей, если б я не родился.
Его родители - эгоисты. В глубине души Шон знал это всегда, просто раньше не мог так четко сформулировать. Теперь ему не терпелось обсудить свое открытие с новым психиатром.
Нудное гудение отца снизу затихло, зато ясно и четко прорезался визгливый, раздраженный голос матери. Слов по-прежнему было не разобрать.
Интересно, мать хоть на миг задумалась, что почувствует ее сын, когда она станет голая позировать перед классом?
Нет, ясное дело.
А он чувствовал, ох, как чувствовал! Уйти Шону мистер Суэйм не позволил. Нет, он заставил рисовать все мамино тело, а не только голову с плечами, как попробовал сделать Шон.
- Манда у твоей старушки ничего так, - подошел к нему после урока Тодд Зивни и осклабился. - С причесочкой.
И это было только началом. За обедом все кому не лень отвешивали комментарии насчет маминого тела - даже те, кто и близко не подходил к классу; даже те, кого Шон совсем не знал. Под конец дня он мечтал об одном - спрятаться. Домой не тянуло. При мысли о встрече с матерью начинало тошнить. Шон не представлял, как с ней разговаривать. Отсидеться до прихода отца у кого-нибудь из друзей? Видеть друзей Шон тоже не хотел. Не хотел отвечать на вопросы, терпеть на себе чужие взгляды. И уж тем более не хотел снова идти в школу...
Он не хотел делать ничего, понял Шон.
Не хотел нигде быть.
Не хотел быть вообще.
Тогда-то его и посетила мысль порезать вены. Попытка самоубийства не удалась. Теперь Шон был и рад, и не рад этому. Он словно застрял в каком-то промежуточном состоянии, в неопределенности: где непонятно толком, что делать и что хочется - или чего не делать и чего не хочется.
Шон услышал мамины шаги - четкие, чеканные. Вот она поднимается по лестнице, идет по коридору к его комнате. Шон запаниковал. Вскочить? Сделать вид, будто чем-то занят? Паника отступила так же быстро, как началась, и Шон остался сидеть на кровати и разглядывать стену.
Мать вошла, не постучав - она никогда не стучала, - и встала перед ним. Помолчала. Ждала, чтобы он заговорил первым? Зря. Шон продолжал смотреть сквозь нее на голую стену, где должны были висеть его киношные плакаты.
- Чем ты думал? - наконец не выдержала мать.
Он пожал плечами, не ответил. Согнул пальцы, ощутил, как натянулся бинт, как заныли порезы.
- Я состою в трех комитетах, - обвинительным тоном заявила она. - Разве смогу я уделять им должное внимание, если все мое время будет уходить на тебя?
Последнее слово мать выплюнула с таким негодованием и отвращением, что Шон подумал - она бы, наверное, только обрадовалась, если б у него вышло... с венами.
«Нечего было демонстрировать моему классу свою промежность. Которая, по словам Тодда Зивни, с милой причесочкой».
Вот как надо было ответить.
- Ты хоть представляешь, каково мне? Мой сын сотворил такое! Ужасный позор...
Шон только сильнее согнул пальцы, распрямил их изо всех сил, вновь сжал - покрепче.
Мать подошла ближе, наклонилась, заглянула ему в глаза. Словно знала, о чем он думал... Точнее, думала о том же. Мать улыбнулась - совсем не ласково, - выпрямилась.
- Лезвия в ванной, - бросила она, выходя. - Пользуйся смело.
* * *
Билл Мэннинг стоял перед классом и широко улыбался. В этом году у школы Тайлера были великолепные шансы в академическом десятиборье[6]. Хоть на поездку в Вашингтон замахивайся. До нынешнего года школа не участвовала даже в окружных соревнованиях, не то что в общенациональных. Но раньше мистеру Мэннингу не давали такой свободы действий: делай что угодно, лишь бы подстегнуть команду к победе.
Подстегнуть...
С громким свистом он рассек воздух черным кожаным хлыстом, зажатым в руке.
Несколько учеников нервно посмотрели на него. Еще несколько глянули на учителя исподтишка, не поднимая головы от книг и тетрадей. Однако большинство детей продолжали зубрить - слишком напуганные, слишком подстегнутые, чтобы провоцировать его гнев.
Он вновь взмахнул хлыстом, рассек воздух, ухмыльнулся еще шире.
За окном садилось солнце, заливая небо оранжевым светом. Осень. Скоро темнеть начнет еще до окончания занятий.
А в темноте можно столько всего сделать...
Мистер Мэннинг взглянул на часы. Без малого четыре тридцать. Еще чуть-чуть - и конец перерыва, пора возвращаться к муштре. Обычно мистер Мэннинг предупреждал об этом за полминуты, а потом громко отсчитывал последние десять секунд. Однако сейчас он ждал в тишине, не сводя глаз с часов. Пять минут...
Четыре минуты...
Две...
Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два...
Один.
Он резко крутанулся и указал хлыстом на Анджелу Айи.
- Нуклеотиды содержат два типа азотистых оснований. Назови их! - потребовал мистер Мэннинг.
- Пентозы и пурины! - выкрикнула она.
- Неправильно! - Он гневно хлестнул хлыстом по ее парте, едва не попав по пальцам. - Пурины и пиримидины!
Анджела заплакала.
- Сто такое, моя ма-енькая? - Мистер Мэннинг нагнулся, приблизил к девчонке глумливое лицо. - Плацем, потому сто мы тупенькие?
Она села прямо, шмыгнула носом, усилием воли подавила рыдания.
- Я не тупая, - заверила Анджела и смахнула непрошенные слезы. - Я учила.
- Не выучила! - заорал учитель. - И ты тупая! Такой безмозглой дуры мне тренировать еще не доводилось! - Он вновь взмахнул хлыстом, и на этот раз задел ее, хлестнув кончиком по плечу. Она вскрикнула. - В следующий раз напрягай память получше.
Мистер Мэннинг медленно пошел по центральному проходу.
- К первичным тканям сосудистых растений... относятся? - Хлыст опустился на парту Кирка Ньюкомба.
- Первичная ксилема и первичная флоэма!
- Да.
Муштра продолжалась. Билл Мэннинг ходил по кабинету, произвольно выбирая учеников, ругал и бил их за неправильный ответ, удостаивал равнодушной похвалы за правильный. Наконец каждый ответил хотя бы на два вопроса: один из области медико-биологических наук, второй - из науки о Земле. Мистер Мэннинг вернулся к доске. Работа предстояла долгая, тяжелая и кропотливая, однако с его помощью да при их старании они справятся. Если же нет...
Он сильно взмахнул хлыстом, с наслаждением прислушался - ах, как свистит! - и посмотрел на команду десятиборцев.
- Хочу внести полную ясность: мы должны победить. Никакого второго или третьего места, никаких одобрительных поглаживаний по головке и почетных грамот. Все поняли?
- Да! - ответил дружный хор голосов.
- Хорошо! Вы должны сделать округ, взять штат и победить по стране! Если же не победите... - Билл Мэннинг понизил голос. - Если вы не победите, если где-нибудь на этом пути споткнетесь, то будете наказаны. Сурово. Вы не просто больше никогда не попадете на десятиборье, вы станете к нему непригодны. Я буду хлестать вас до тех пор, пока не искалечу ведущую руку, не переломаю пальцы, не отобью мозги. Вы больше не сможете держать ручку или печатать на клавиатуре. Повезет, если вас после такого возьмут хотя бы в класс для особых детей. Уж я позабочусь, чтобы вы больше никогда не позорили ни меня лично, ни школу. Я ясно выразился?
- Да!
Он широко улыбнулся.
- Тогда на сегодня все. Идите домой и зубрите. Увидимся завтра.
* * *
Миссис Темпл подула в свисток.
- Раз... два... три... вперед!
Шерил вложила в выступление всю душу. Она сама помогла его придумать. Оно, конечно, было сложным, особенно для новеньких девочек, зато шикарным. Именно такие программы завоевывают призы и вдохновляют на создание фильмов.
- ...«Тигры Тайлера» ведь лучше всех! - закончили девочки и по очереди, слева направо, сели на шпагат.
- Хм-м, - протянула тренер группы поддержки. - Давайте-ка еще раз, сверху.
Шерил не знала, как остальные, а она в этот раз старалась еще сильней: прыгала выше, кричала громче, двигалась четче. Однако миссис Темпл вновь осталась недовольна.
- Покажите еще раз первый бросок ногой. Что-то тут не то, - подытожила тренер, когда они закончили, и задумалась. - Дело в том, что у вас под юбками слишком много одежды, - решила она. - Без нее будет лучше.
Девочки неуверенно переглянулись. Может, им послышалось?
- Раздевайтесь! - приказала миссис Темпл. - Продемонстрируйте свою красоту!
Тренировка проходила на стадионе, перед трибунами. Шерил покрутила головой - нет ли где зрителей? Только их тут сейчас не хватало! Особенно ботанов-извращенцев из теннисной команды. Хотя... какая разница? В пятницу вечером эти трибуны будут полны народа, и, когда Шерил задерет ногу или подпрыгнет, все увидят...
Эта мысль приятно взволновала.
Никто не раздевался. Справа от Шерил столбом застыла Иоланда Мартинес, безотчетно сжав ноги. Девчонки за спиной нервно и смущенно переглядывались. Линдси хихикала.
- Я только вместе с тобой, - неуверенно шепнула стоящая слева Кэрри.
- Девочки! - крикнула тренер. - Пошевеливайтесь!
Шерил отстегнула шорты от юбки, стянула вниз трусики. Между ног внезапно обожгло холодом, и, пока Кэрри снимала с себя белье, Шерил высоко брыкнула ногой в сторону трибун.
Через несколько минут ни у кого из группы поддержки под короткими юбками ничего не осталось.
- Давайте сначала! - скомандовала миссис Темпл.
Они дали, и даже самые стыдливые потом согласились, что движения стали более плавными, а броски ногой и скачки вниз - не такими резкими и механическими.
- Отлично! - похвалила тренер. - Идите домой и хорошенько выспитесь. До игры у нас еще много работы. Отдохните и приготовьтесь к бою. Да, вот еще что. Иоланда?
Девочка замерла, обернулась.
- Побрейся, ладно? А то у тебя там непроходимые джунгли.