Глава XVII. Вихрь иллюзий
Иллюзии – это мечты, украденные у реальности.
Я подхожу к Целестину, стараясь не выдать волнения. Он стоит, гордо выпрямившись, рука лежит на ножнах, лицо серьезно. Свет свечей играет бликами в его тёмных волосах. Я слегка кланяюсь королю, стараясь поймать взгляд своего Сопровождающего. Не выходит. Боковым зрением замечаю тонкий профиль, чувствую его притяжение, ощущаю этот пьянящий аромат, который всегда витает в след за ним. Сегодня он особенно ярок, я чувствую нотки амбры и пачули, которые сводят с ума.
– Приветствую с открытым сердцем, Ваше Превосходительство, – произношу, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно.
– Пламенно приветствую, Фелиция, – отвечает король, и его глаза лукаво блестят. – Что вы нам такого покажет, чтобы я основательно захотел вас провести на третий этап? Только помните, что за вас поручился Целестин.
– С вашего позволения, я бы сыграла на арфе, – отвечаю, надеясь, что он одобрит.
Король довольно кивает, а его взгляд снова обращается к своей спутнице.
– Вот видишь, дорогая? Сколько талантов можно развить, обучаясь дома. Видимо, зря мы отдали нашего драгоценного сына на растерзание в Люмибор. Следовало оставить его дома, под чутким руководством, как Фелицию. Глядишь, и выросло бы что-нибудь путное, – говорит Бладборн, его тон полон игривой иронии.
В ответ его дама закатывает глаза и, едва слышимо, цокает.
– Что ж, Фелиция, порадуйте нас игрой на арфе, – король откидывается на спинку трона, изящным жестом указывая на инструмент, который уже подносят ко мне. – А вы, наследный принц, прошу вас, займите место среди братьев. Не хочу, чтобы кто-то отвлекал нашу гостью.
– Слушаюсь, – отвечаю, чувствуя, как мои пальцы начинают слегка дрожать.
Слуги торопливо ставят арфу рядом со мной, я присаживаюсь и касаюсь прохладных струн. Целестин поднимается к королевской семье, и его взгляд на мгновение встречается с моим. Отворачиваюсь, стараясь сосредоточиться. Принцы, его братья, кажутся такими разными, но в каждом читается усталость от бесконечных придворных обязанностей.
Закрываю глаза, делаю глубокий вдох, пытаясь унять волнение. Начинаю перебирать струны. Арфа под моими руками начинает дышать – сначала тихо, едва слышно, а потом пульсируя золотым светом, отбрасывает на стены причудливые тени. Музыка сама собой выкладывает перед зрителями целый мир: среди колонн королевского зала вдруг проступают силуэты огненных деревьев, каждый лист их – сплошное расплавленное золото, трепещущее и мерцающее. За ними струятся реки жидкого янтаря, их искрящиеся берега выложены обсидианом.
В центре иллюзионного бурного вихря появляется дракон: не существо из кошмаров, а нечто человеческое в своей грациозности. Чешуя его переливается всеми оттенками красного, отражая мириады звёзд и бросая искры в глаза. Он кружится, гибко двигается в такт музыке, и с каждым аккордом становится всё явственнее, будто материализуется из самой ткани мелодичного золотого света.
Наконец, последняя нота дрожит в воздухе, и дракон взмывает к королю. Стража не успевает отреагировать. Иллюзия, едва коснувшись груди Его Величества, рассыпается миллионами золотых искр. Они оседают мягким облаком на его одежде, исчезают глубоко в складках. Пейзажи медленно растворяются, оставляя после себя лишь нежное, тёплое сияние. Я опускаю руки, а в воздухе ещё долго висит аромат чего-то сладкого и горького – жжёного сахара и музыки, которая осталась только в памяти присутствующих.
Встаю со стула, легкая дребезжащая вибрация струн все еще ощущается в пальцах. Я низко кланяюсь и замираю в ожидании. Все взгляды устремлены на короля. Он смотрит на Целестина задумчивым, почти пронзительным взглядом. Принц начинает аплодировать – резкие, звонкие хлопки эхом разносятся по залу. Мой отец подхватывает, затем Его Старейшинство Алан, и волна аплодисментов нарастает, охватывая всех присутствующих.
Громкий голос королевского слуги прерывает:
– Его Величество изволит принять решение позднее. А пока пусть торжество продолжается!
Я чувствую, как напряжение спадает, сменяясь лёгкой волной облегчения. Выхожу в сад, жадно вдыхая прохладный ночной воздух. Музыка и смех доносятся из зала приглушенно. Проходит минута, другая, за мной выходит Целестин, улыбается, склонив голову. Берет меня за руку и тянет за собой вглубь сада, подальше от светящихся окон и любопытных глаз.
Мы останавливаемся у фонтана, вода плещется тихо. Он разворачивает меня к себе, кладет руки на мою талию, тепло его пальцев проникают сквозь ткань платья. Чувствую дыхание Сти, горячее и сбившееся. Его губы касаются моих, а язык смело проникает в мой рот. Я растворяюсь в вихре чувств, в потоке нежности и страсти, и в этот момент вся окружающая реальность исчезает, остаются только он и я... мы. Руки Целестина скользят вверх, лаская мои плечи, задевая волосы. Я чувствую его сердцебиение, быстрое и ровное, прижатое к моему. И этот поцелуй, глубокий и продолжительный, однозначно стоит тысячи испытаний Отбора.
– Ты умница, – шепчет Сти, тяжело дыша, прерывая поцелуй.
Я краснею, жар разливается по всему телу.
– Спасибо, – выдыхаю, пошатываясь. – Слышала ты болел, как себя чувствуешь сейчас?
Его лицо вдруг становится серьёзным, неопределённо пожимает плечами, потом закатывает рукав. Я вздрагиваю: по его венам будто разлился тёмный дым.
– Яд, он теперь часть меня... – тихо говорит Целестин. В его голосе совсем нет страха, будто смирение.
Я провожу ладонью по его запястью, ощущая холод, обычно горячей, кожи. Затем прикасаюсь пальцем к его губам, останавливая на полуслове.
– Тсс, помолчи.
Задираю подол платья, и ощупью нахожу под повязкой плоский узкий кинжал. Испытания научили меня всегда быть начеку – это просто ещё одна новая привычка, вроде запоминать выходы из зала до того, как войдёшь. Я аккуратно вырезаю руну на его запястье – чёрная кровь выступает бесшумно. Повторяю символ у себя на ладони – чувствую, как жжёт кожа, сдерживаю дрожь.
– Пусть боль твоя течёт во мне, спасая свет в твоей душе. Пусть тёмный яд уходит прочь – в тебе воспрянет кровь, как эта ночь. – Шепчу твёрдо, не давая голосу дрогнуть.
Между нашими ладонями проходит странное тепло. По рукам Целестина струится мрак, оно встречается с золотыми всполохами, обвивается вокруг них и исчезает. Чёрный свет растворяется, уступая место обычному цвету. Я вижу, как его вены становятся снова такими же, как раньше. Целестин опускается на одно колено передо мной, приподнимает лицо.
Мы стоим посреди сада, и вдалеке слышно музыку с бала. Ночные цветы пахнут сильнее под шелест листвы, но я почти не чувствую ничего кроме дрожи внутри себя. Целестин опускается на одно колено, смотрит снизу вверх, берет меня за руку.
– Теперь твоя очередь, – голос Сти ниже обычного. – Доверишься мне, Фелиция?
Я улыбаюсь и киваю. Он поднимается, ведёт меня на круглую площадку посреди травы. В его черных глазах вспыхивает синий огонёк – я замечаю это и не могу отвести взгляда. Новая мелодия прорывается сквозь стены дворца. Он берёт меня крепче, я растворяюсь в его объятиях.
– Не отпускай меня, – шепчу и смотрю ему в глаза.
– Никогда, – отвечает Целестин.
Наши пальцы соприкасаются, ощущение электричества проходит по коже. Каждый его взгляд ловит что-то внутри меня и не отпускает. Дышу все чаще. Мои каблуки ударяют по камню, задавая наш ритм, перекликаясь с далёкой музыкой. Его ладони скользят по спине, поясу, бедру... Поднимаю палец, провожу по подбородку Сти, заставляя взглянуть мне в глаза. Придвигаюсь ближе, почти прикасаюсь губами к щеке. Принц обнимает сильнее, моя нога легким движением захватывает его. Отступаю, отрываясь от танца послушания. Теперь веду я, и Целестин улыбается краешком губ, будто догадывается, к чему всё идёт. Его ладонь касается моей шеи, отвечаю тем же движением, наши взгляды держат друг друга.
Я делаю ещё один поворот – ошибаюсь и оказываюсь спиной к нему. В этот момент он резко тянет меня к себе, прижимает к прохладной стене садовой колоннады, его губы накрывают мои. Мой разум затоплен музыкой, в этот миг мы забываем о бале, гостях, правилах – остались только это мгновение.
– Спасибо, – шепчет в губы Целестин. – Нам пора.
Возвращаемся в зал. Вместе. Сти крепко сжимает мою руку, и я чувствую тепло его ладони сквозь тонкие перчатки. Мы идём по длинному коридору, стены которого украшены огромными портретами. Прежде молчаливый гвардеец, увлеченно рассказывает о своем детстве, о том, как бегал по этим же коридорам, будучи непослушным мальчишкой.
– Тогда здесь властвовал дедушка Алана – Святогор, – продолжает он, чуть улыбаясь, – Старейшина, совсем другой. Славный был старик, добрый.
Я смотрю на Целестина. Его слова рисуют в моем воображении совсем другого человека, не того строгого и немногословного мужчину, которого я знала все это время. Сколько же ему лет? Трудно сказать, его возраст скрыт за безупречной манерой держаться и спокойствием в глазах. Он, кажется, замечает мой вопрос, не заданный вслух.
–Много, – отвечает он, снова сжимая мою руку чуть сильнее. – Люди столько не живут.
Молчание повисает между нами, заполненное лишь тихим шорохом наших шагов.
Двери бального зала распахиваются, и нас охватывает волна шума и света. Комната кишит людьми, одетых в яркие наряды. Девушки смеются, общаясь с мужчинами, некоторые едят с хрустальных тарелок изысканные блюда, другие кружатся в вихре танца. Воздух наполнен ароматом цветов, пота и чего-то сладкого. Внезапно раздаётся хлопок ладоней, заставляя замолчать. Звук дудки, тонкий и пронзительный, разрезает шум, а затем раздается голос помощника короля:
– Его Величество Бладборн I.
«А то есть второй» проносится в голове.
Вот действительно. Зачем в королевской семье эта приставка. Все дети королевской крови носят имена не повторяющиеся. Сколько же еще вещей в нашем мире, которые мне не понять? Наверное, много.
Король спускается с небольшого пьедестала, и толпа вновь расступается, образуя проход. На этот раз я не чувствую такого же ужаса, как впервые. Мой сопровождающий рядом, его рука, теплая и сильная, лежит на моей спине. Король останавливается передо мной, его взгляд, темный и пронзительный, задерживается на лице, а тяжелая рука – поддерживает мой подбородок.
От Бладборна пахнет совсем иначе, чем от Целестина. Нет того легкого, почти незаметного аромата свежего воздуха. Не просто благовониями и золотом, как я ожидала, а чем-то нескромно земным: горький шоколад, крепкий кофе и едва уловимые лилии. Этот запах неожиданный – чужой, но болезненно знакомый. Когда я была совсем маленькой, бабушка рассказывала, что лилии – это цветы, которые Госпожа Смерть дарит душам, оплакивающим утрату. Кого же оплакивает он? Кто оставил такую зияющую рану в его сердце, что она проступает даже сквозь маску власти и величия?
– Вы очень похожи на неё, – произносит Король, в его голосе сквозит усталость.
– Простите, Ваше Величество, – склоняю голову в почтительном поклоне. – На кого я похожа?
Он вдруг наклоняется ко мне так близко, что я чувствую его дыхание на своей щеке.
– Интересно, – шепчет он бархатистым голосом, – Ты действительно веришь в то, что говоришь всем?
– Ваше Величество, я не понимаю, о чём вы говорите.
Без дальнейших объяснений Бладборн выпрямляется и отступает на шаг. Его лицо снова становится непроницаемым.
– Фелиция Латебат, – громко объявляет Его Величество, и его голос эхом разносится по залу. – Проходит в третий этап Великого отбора. Она будет участвовать наравне со всеми остальными участницами. Такова моя воля.
В последней фразе взгляд короля, прикованный ко мне, становится особенно острым. И в этот момент, на долю секунды, вижу, как его глаза вспыхивают красным пламенем. Я невольно хватаюсь за руку Целестина, сжимая ее как можно сильнее. Хочу домой.