Яра
Она с криком перепрыгнула через низкую каменную стену, остальная команда была рядом с ней. Слева от нее начал гореть огонь, быстро облизывая стены хижины и поглощая солому крыши. Люди побежали, но это не принесло им пользы. Справа на нее напал мужчина, и она взмахнула мечом. Острая кирка не шла ни в какое сравнение с хорошей сталью. Его череп треснул, и брызнула кровь. Она выдернула меч и пошла к следующему. Не имело значения, сдадутся они или нет, все мужчины погибли. Команда забрала соляных жен, а детей забрали, чтобы вырастить на корабле, и в конечном итоге сделали их командой. Пожары вспыхивали, как цветы после сильного дождя, и она знала, что когда это место увидит заднюю часть их кораблей, оно будет не более чем серым пятном на горизонте.
Она старалась не болеть. Эти люди были простыми людьми. Они не хотели ничего, кроме как мирно выращивать урожай и корабли. Иногда они совершали набеги на города ради мяса, меда или золота, но чаще всего это было для того, чтобы утолить кровожадность ее дяди. Именно с этой практикой она пыталась покончить. Она пыталась заглушить крики соляных жен, но знала, что в темноте ночи она услышит их достаточно громко. Она никогда не перестанет их слышать. И она не черпала сил из своей атаки, не пыталась щадить их. За это она отправится в ад Утонувшего Бога, но она не ценила их жизни выше их собственных, и это была правда. Эти маленькие деревни были ничем, у них ничего не было, и все равно ее дядя забрал это. Это не заняло много времени.
Они не стали задерживаться, когда дело было сделано. Она вернулась к шлюпкам, и вскоре она снова оказалась на борту « Тишины» и стояла перед своим дядей. Он редко смотрел ей в глаза, чему она была рада, но ему нравилось заставлять ее стоять и слушать, пока он говорил. Она часами сидела здесь, на палубе, тихо слушая его неистовство. Сначала она спорила, но он был выше того, чтобы слушать. Он просто пригрозил скормить ее утонувшему богу, отпил морской воды и продолжил говорить. Теперь все было так же.
«Еще один славный пир для утонувшего бога. Еще больше соляных жен и малышей для нас. Силу старых обычаев нельзя отрицать», - сегодня он улыбался. Это был плохой знак. Он улыбался, когда дела шли по его пути, а его путь был безумием. Она старалась не чувствовать запах дыма, плывущего с берега. Он пах свининой. Она больше никогда не сможет есть свинину. Он повернулся и посмотрел на нее, его взгляд скользнул с головы до ног: «Жаль, что ты родилась без петуха. Ты сносный боец».
Она знала, что не стоит указывать ему на то, что она отличный боец, лучший в его команде, и что для этого не нужен член, но она сдержалась и вместо этого ответила: «Спасибо, дядя».
Он снова повернулся и уставился на море: «Тирошийцы не смогли нас остановить, и мирийцы тоже, хотя их попытки были жалкими. Их берега горят, и скоро пентошийцы разобьются о носы моей армады».
«Конечно», - согласилась она, слова казались ей отвратительными. Причина, по которой они оказали лишь символическое сопротивление, заключалась в том, что они все еще не оправились от опустошения, которое Дейенерис Таргариен нанесла их городам и флотам, но она не стала на это указывать. Если Эйрону было спокойнее приписывать себе заслуги за победы королевы драконов, то она не стала спорить. Но ее руки все еще чесались от лезвия, чтобы вонзить ему в горло. Но ни одно не подходило под руку. Ее снова разоружили, как только она ступила в лодку. Ее дядя использовал ее, как и всех остальных. И, кроме того, не имело значения, кто уничтожил все эти корабли; это была самая большая армада в мире. У него было более сотни кораблей, которые он захватил, пиратствуя в Ступенчатых Камнях. Корабли всех форм и размеров, всех видов конструкций, несущие паруса королевств и домов по всему миру. Она до сих пор не могла понять, как ему удалось сделать это так, что никто этого не заметил, особенно всевидящий король Вестероса.
«И после того, как мы заточим наши мечи на костях Пентоша, ну... тогда мы отправимся к нашему истинному будущему. Я видел его, племянница, я видел его во сне. Ты тоже его не видела?»
Он заставил ее выпить ужасный напиток, от которого его губы посинели. Тень вечера, как его называли. Иногда он окрашивал ее рот, но он утверждал, что было бы пустой тратой времени заставлять ее пить его так же часто, как он пил, и поэтому он давал ей его только раз в несколько дней. Ее сны были ужасны, но она сомневалась, что они были такими же, как у него. Она солгала: «Да, дядя. Я видела твою славу во сне».
Все, что она видела, был ужас, хотя для Аэрона ужас и слава были одним и тем же, предположила она, «Конечно, ты видела. Я найду королеву драконов и заберу ее дракона. Я сделаю ее своей парой, и мы победим всех. Все меньшие боги поклонятся нам; семеро будут первыми, а затем красный бог, и бог теней, и каждый из старых богов тоже. Затем Утонувший Бог восстанет и возьмет меня в свой сосуд, и кракены последуют за мной...»
Она слышала одни и те же тирады полсотни раз. Она не верила ни одному из них. Ветер и слова. Дейенерис умерла и исчезла два года назад. Конечно, ходили слухи, но это были всего лишь слухи. Люди не возвращаются из мертвых, и она не была исключением из этого правила. Аэрон, однако, казалось, верил каждому слуху, который слышал о ней. Королева драконов была в Дотракийском море, нет, в Миэрине, затем на Драконьем Камне. Следующий слух должен был привести к появлению женщины на « Тишине» , Яра была в этом уверена. И Аэрон верил им всем.
«...все будут поклоняться мне и утонувшему богу, или я скормлю их Кракенам. Видишь ли ты это, племянница? Видишь ли ты их извивания? Видишь ли ты кровь, текущую в море?»
«Я могу», но это была всего лишь кровь убитых ими простых людей. «Какое море окрасится в красный цвет?»
«Все они! Все принадлежат утонувшему богу! Все преклонятся перед ним и его славой! Все будут пить сладкую морскую воду, утонут и получат поцелуй жизни. У всех будет шанс подняться сильнее и крепче!»
«То, что мертво, умереть не может», - ответила она по привычке. Он снова ответил на ее вопрос, не дав ей ни малейшего намека на свои истинные планы.
«Слишком верно», - должно быть, он чувствовал себя особенно откровенным этим вечером, потому что продолжал нести чушь: «А вы знали, что я был в старой Валирии? Вот где я получил эти доспехи».
«Правда?» - засомневалась она. У него была броня, и ни у кого другого не было комплекта из валирийской стали, но было полсотни мест, где он мог ее достать, особенно если он совершал набеги на Эссос.
«Ты заходишь слишком далеко, задавая мне вопросы», - нахмурился он, и Яра попыталась вернуть себе его настроение. Он будет жесток, когда его настроение изменится, а у нее не хватит смелости смотреть, как сегодня ночью погибнет еще больше людей, или еще хуже... нет, она не будет об этом думать.
«Прости меня, пожалуйста, я только хотел проявить интерес к твоей истории», - однажды Аэрон не поддался бы лести, но этот человек был сломлен. Он был тенью двух ее дядей, никогда не был ни собой, ни Эуроном, но худшим из обоих, а Эурон любил лесть.
«Ну, кто бы не хотел услышать рассказы о Дымящемся море? Об Оросе и Тирии? О самой Валирии? Море кипит, а горы все время растут, красные реки текут с их вершин. Когда-нибудь полуостров возродится, и Валирия вернется. Я видел это во сне. Я буду там, летая над всем этим на драконе».
Яра не знала, что сказать, поэтому ответила что-то спокойное: «Это будет великолепно».
« Я буду славен. Я буду всеми богами Валирийской империи, возрожденными, и никем из них. Что-то новое», - Яра молчала, не имея больше слов, чтобы подбодрить его. «Ты молчишь, что ли? Ну что ж, давно пора закончить твой день».
Двое из более крупных членов экипажа приблизились по жесту Аэрон, и она восприняла их прибытие как увольнение, каковым оно и было. Она знала, куда они направлялись. Сначала она пошла пинаться и кричать, заставляя их бороться на каждом шагу, но теперь... теперь она смирилась с тем, что неважно, как сильно она пинается и кричит, результат тот же. У нее не было причин тратить энергию и терпеть побои, которые всегда следовали за ее выходками. Поэтому она спустилась под палубу к койке, в которой ее держали.
Она вошла в тусклую комнату без окон и услышала, как за ней захлопнулась и заперлась тяжелая дверь. В фонаре горела свеча, и ее ждала тарелка с едой. Ну, половина тарелки с едой. Другая половина уже была съедена. Патрек посмотрел на нее со своего гамака: «Насколько плохо было на этот раз?»
Она села на маленький табурет, прикрученный к полу возле пня, который служил столом. Патрек был причиной того, что Яра терпела все, что делал ее дядя. Как только Аэрон понял, что она не ненавидит его, он стал ее мальчиком для битья. Каждый раз, когда она отказывалась что-то сделать, это означало боль для Патрека. Она не могла этого допустить. Она бы не допустила этого, даже если бы не полюбила его; он представлял собой единственный шанс на будущее для Железных островов. Она понятия не имела, как и сможет ли она сбежать от Аэрона, но она рискнула бы только в том случае, если бы Патрек пошел с ней. Поэтому он стал рычагом давления для ее дяди.
«Достаточно плохо», - она оторвала кусок хлеба и окунула его в теплое рагу. Их повар был на удивление хорош, но Яра попыталась проигнорировать тот факт, что свежая провизия была получена в результате набега, который они совершили, «В этот раз было много детей».
Он сочувственно поморщился, зная, что самым тяжелым для нее событием было похищение. «Сегодня он, похоже, был в хорошем настроении».
Яра кивнула: «Это значит, что завтра он будет ужасом. Мы близко к Пентосу».
Патреку никогда не разрешалось выходить из комнаты. «Он что, собирается напасть на Пентоши?»
Она откусила кусочек и проглотила: «Думаю, да, но трудно сказать. Он все время кричит и кричит и отказывается выдать какую-либо реальную информацию».
«Интересно, что, по его мнению, вы сделаете с этой информацией».
«Не знаю, но я бы что -нибудь сделала , так что он прав, что держит это при себе», - она сделала несколько глотков рагу.
«И до сих пор нет информации о том, дошел ли посыльный корабль?»
Она покачала головой и доела остатки рагу: «Если и так, то никакой помощи на горизонте не видно. Ни с севера, ни с юга».
«Да, пустая гавань Солнечного Копья тоже меня все еще беспокоит».
«Это очень странно, знаешь ли. Вороны не прилетали уже несколько дней. Сначала я думал, что это дело рук Аэрона, но его все больше раздражает их отсутствие. Все, кого он посылал, так и не возвращаются, так что если у него и есть шпионы в Зелёной Земле, они не смогли ему доложить».
Щелчок замка был единственным предупреждением, которое они получили, прежде чем дверь открылась. Один из безъязыких немых, которые были экипажем корабля, вошел с чашкой. Яра внутренне застонала, точно зная, что в ней. Она ненавидела пить это из-за всех кошмаров, которые оно вызывало, но все же взяла чашку. Внутри была чернильно-синяя жидкость, которую Аэрон навязывал ей раз или два в неделю. Она поднесла чашку к губам, и, как всегда, первый толстый глоток чуть не вызвал у нее рвоту, но она знала, что станет лучше, поэтому проглотила. Вкус изменился, когда она проглотила: соль и море, хороший сыр и эль, ее любимые клубничные пироги. Если бы у заката был вкус, он был бы на вкус как чернильное вино. Это было то, что она ненавидела больше всего в этом напитке... что она любила его пить, даже несмотря на ужасные видения. Это была надежда в этом темном месте, а надежда была чем-то, что она не могла себе позволить. Во всяком случае, не таким. Нет, надежда, которую она лелеяла, побуждала ее строить планы, а не мечтать.
Она протянула пустую чашу немому, стыд бурлил в ее кишках и жг ее грудь. Или это был глоток? Она никогда не могла сказать. Патрек взял ее за руку, и они крепко держались. Она посмотрела на него, и он сделал то, что делал всегда, когда они заставляли ее пить вино. Он говорил о хороших вещах. О вещах, которые они любили: «Когда мы вернемся домой, мы пойдем в лучший бордель в Сигарде, ты и я вместе. Мы будем напиваться до бесчувствия и петь непристойные песни, пока наши горла не заболят. Мы опустошим лучшие винные бочки моего отца, мы будем пить арбор-золото, пока нам не станет тошно от сладости. Я отведу тебя в лес, и мы найдем несколько прекрасных молодых ястребов и вместе их обучим. Увидишь. Мы вернемся на Железные острова и станем жирными и богатыми от всей торговли и богатства».
Как всегда, она позволила ритму его голоса успокоить ее и позволила его образам проникнуть в ее разум. Они никогда не уменьшали кошмары, но она не думала, что это причиняет боль. Сон подкрался к ней, заставив ее зевнуть: «Мне пора искать свою кровать».
«Да. Эта штука всегда так с тобой делает», - мягко улыбнулся он ей.
Она улыбнулась в ответ и встала, направляясь к своему гамаку. Она легла, натянула на себя одеяло и посмотрела на него, снова зевая: «Я благодарна, что ты здесь. Я бы никому не пожелала видеть дядю, но... я рада, что я не одна».
«Как и я. Думаю, мы все-таки не так уж плохо подходили друг другу», - это были последние слова, которые она услышала от него, прежде чем сон поглотил ее, увлекая сквозь свою черноту в беспокойные сны.
Началось все так, как это часто бывало. Ее безумный дядя, двадцати футов ростом, ступил на берег, за ним следовали темные щупальца. Она никогда не знала, где они приземлились, и не была уверена, что это имеет значение, потому что результат всегда был один и тот же. Смерть. Люди бежали, шли, живые трупы. Не шаркающие голубоглазые монстры Короля Ночи, нет, а раздутые, гниющие люди, убегающие от него, не осознающие, что они уже мертвы. Ядовитый дым душил воздух, заполняя ее легкие, пока она едва могла дышать.
«Это рай, племянница», - пел он, и безумная улыбка не сходила с его лица. Его зубы были белыми и острыми, заточенными до кончиков. Он поднял глазную повязку, и хлынула черная морская вода, утопив всех, кроме нее.
Чернота потянула ее вниз, вода наполнила ее легкие, но она все еще могла дышать. Она шла все ниже и ниже, тонула, падала. В воде двигались вещи, на которые она не хотела смотреть. Она знала, что это были монстры, мерлинги и всевозможные существа, все из которых с радостью забрали бы частички ее рассудка. Ее уши закладывало и кровоточили, и она все равно тонула. Она пыталась плыть, но, как ни странно, не могла. Вода забрала ее, она принадлежала ей. Она вырвалась из нее, приземлившись на черный каменный пол, покрытый рябью отражений волн, которые парили высоко над ней. Это было по-другому, но тогда... все видения были такими, даже когда начинались одинаково.
Она с трудом поднялась на ноги, мокрая насквозь, с нее капала вода, густая как мед. Она превратилась в чернила, пока она смотрела, капая на пол и исчезая. Она услышала треск и повернулась на звук. Тысячи тысяч корон из плавника были сложены вместе, достигая половины водного потолка. Одна упала, и отскочила вниз по горе, покатилась по полу, ударившись о носки ее ботинок и упав к ее ногам. Она подняла ее и поняла, что это была корона, которую сделал Эурон, та, которую она сломала и бросила в море.
«Нет!» - закричала она, и ее голос эхом отдался в этом странном месте. Она бросила корону в темноту.
«Я возьму то, что ты выбросишь», - вернулся ее дядя, и он был больше. Корона была на его голове, но щупальца все еще тянулись за ним. С них капала морская вода, кожа была грубой и свободной поверх сильных мышц. Присоски пульсировали и искали что-нибудь, за что можно ухватиться, даже когда усики на концах обвились вокруг конечностей и шеи ее дяди. Он не обращал на них внимания, слишком широкая улыбка все еще была на его лице. Когда он шел, морская вода капала на камень, как кровь, и усики двигались в такт его шагам. Для него был трон, и он сидел на его белом как кость сиденье. Челюсти и зубы поднимались позади него, как корона, длинные, как его собственная рука, и зловеще острые, «Я убил всех ложных богов и забрал их силу. Я бог, Яра. И я сделаю тебя богиней».
Это была угроза, а не обещание. Она ничего не сказала. За его спиной она увидела кресло из морского камня, нависшее над ним в мерцающем мраке, по крайней мере в три раза больше, чем оно было в жизни, руки Кракена двигались и танцевали. Масло на его поверхности блестело и капало, разбрызгивая на белизну зубов, окружавших Аэрона. Капля размером с ребенка упала на его огромную голову, и он не заметил, даже когда скользкое масло потекло по его коже и в его неизменную улыбку, окрасив белые зубы в черный цвет. Пока она смотрела, одна из его рук протолкнулась вниз и в его голову, через спину и через глаз, который он держал закрытым глазной повязкой, гротескно извиваясь. Он никогда не признавал этого, он просто выплеснул еще больше своих разглагольствований и бреда. Слова нахлынули на Яру, как океан, и она проигнорировала их.
Потолок рухнул и затопил их всех. Она едва могла двигаться снова, и она знала, что таилось во тьме. Аэрон был смертью и гниением, и он приведет с собой своих монстров. Она плыла так быстро, как могла, и знала, что он преследует ее. Существа глубин бежали от него, не беспокоя Яру. Позади нее раздался громкий звук, рев, как будто все море разгневалось. Волна, подобной которой она никогда не чувствовала, накрыла ее, закружила и унесла под воду. Она не могла ее видеть, не должно быть таких глубоких волн... течений, да, но она знала разницу. Она была беспомощна в его хватке, и каким-то образом она знала, что это дело рук ее дяди.
Она прорвалась на поверхность, оседлав огромную волну против своей воли. Она поднялась в воздух на ее спине, пока она становилась все выше и выше. Она нашла гавань. Перед ней был город, и она не могла сказать, какой это был город. Она не могла вспомнить ни одного города, в котором она когда-либо была. Это мог быть Сигард или старая Валирия, и она не смогла бы заметить разницу. Волна, ее волна, обрушилась на берег и затопила город. Здесь жили мертвецы, как и во всех других снах, и они бежали от волны, только чтобы быть поглощенными океаном. Над головой она услышала крик дракона.
Так много людей умирает. Так много людей страдает. Она была до смерти больна от бессмысленной смерти. Но ночь за ночью, это все, что ей когда-либо показывали. Она ненавидела эти сны и ненавидела свое собственное бессилие. Она была пассажиркой в видениях, не более того. Ее собственное бессилие душило ее, лишало дыхания, делало ее слабее, чем даже глубокий океан. Она презирала его... но не себя. Она презирала силу наркотика, который ей дали, и силу этих видений. Как они смеют так использовать ее собственный разум? Как они смеют предполагать, что ее избили?
НЕТ.
Она крепко держалась за свой гнев, позволяла ему питать ее, позволяла ему сжигать ее, и она... толкала . Она не знала против чего, и не знала, что произойдет, но все было бы лучше, чем ночь за ночью ужасных видений. Это был ее собственный разум. Она отказывалась позволять другим принимать решения за нее. Поэтому она боролась, толкала и напрягалась против веса, который тянул ее тело вниз, против уз, которые держали ее рот закрытым и не позволяли ей произнести ни одного слова, которое не было предопределено сном. Волна поднялась, и дракон снова закричал отчаянным криком. Никто не командовал Ярой Грейджой, когда она этого не позволяла. Она могла быть в ловушке наяву, но не здесь, не в своем собственном разуме. Это было нарушение, которого она не потерпит.
«НЕТ!» - закричала она. Видение разбилось вдребезги. Все почернело.