В осени

Бран не был таким невмешательным правителем, как Роберт, поэтому он часто посещал заседания малого совета, но у него не было ни вкуса, ни таланта к интригам. Это была значительная часть причин, по которым он держал Тириона рядом. Боги знали, что он не хотел использовать свои силы, чтобы быть в курсе интриг-внутри-интриг, которые характеризовали двор. Нет, пощадить Тириона и назначить его десницей было хорошим решением, которое освободило время Брана для других дел. Вещей, которые были важнее мелкой придворной драмы, таких как восстановление города и крепости.

Он вырезал для себя новые комнаты из остатков крепости Мейегора на нижнем этаже, чтобы его не пришлось нести по ступеням. Они были ближе к богороще. Так близко, что он мог видеть рощу из окон своего солярия. Вот на что он смотрел прямо сейчас - пристально вглядывался и искал, не увидит ли он еще какие-нибудь красные пятна. Да, там, может быть - когда ветер шелестел ветвями.

Стук в дверь отвлек его внимание от окна. Он кивнул Поду, давая разрешение мейстеру войти. Будущий мейстер , напомнил себе Бран, я должен научиться лучше держать себя в настоящем . Людям не нравилось, когда он говорил о будущем, и если им было неуютно рядом с ним, это сильно усложняло всю его работу. Поэтому Бран изменил утверждение в своей голове на Аколит. Аколит Сэма, оставленный присматривать за воронами, пока Сэм был в цитадели, вероятно, несущий для него сообщение.

«Привет, Астор», - поприветствовал его Бран. Мальчик был молод, лишь немного моложе самого Брана, но без способностей Брана. У него были светлые волосы, голубые глаза и кожа, которой нужно было видеть солнце. Он был высоким и худым, с игривыми ногами подростка, который еще не совсем дорос до своего тела. Его лицо было постоянно красным от бега по замку, а половое созревание все еще покрывало его крошечными красными прыщами. Однако его голос сначала созрел, превратившись в глубокий баритон, который никогда не ломался. Иногда он пел в септе, когда думал, что вокруг никого нет, и этот звук был сладок для Брана.

«Король Бран», - он изобразил поклон. Они часто разговаривали в отсутствие Сэма и были знакомы друг с другом. «У меня сегодняшние сообщения».

«Спасибо, оставьте их на обычном месте на столе», - Астор поспешил вперед и вытащил из карманов несколько небольших свитков, аккуратно разложив их на столе в порядке важности.

«Это обычная ерунда. Запросы от королевств на еду, торговые соглашения и тому подобное. Счета от строителей». Если Бран все еще мог беспокоиться, это беспокоило бы его. Серсея не была добра к казне королевства, как и Роберт до нее. Трон был банкротом и был должен деньги таким, как Железный банк Браавоса. Их не волновала смена режима, они хотели деньги, которые они дали Серсее, чтобы заплатить за Золотые Мечи. Денег, которых у короны просто не было. Бран, даже до того, как он стал Трехглазым Вороном, никогда не был хорош в деловой стороне управления своими землями. Взрослые делали все это за него, отстраняя его от деталей. Однако до сих пор Бронн находил способы производить достаточно монет, чтобы продолжать ремонт и вносить минимальные платежи в банк. У них было достаточно, чтобы содержать замок, но это было все. Он не мог платить людям за патрулирование Королевского тракта, и вдоль него начали появляться бандиты. Золотые плащи были немногочисленны и разбросаны, потому что оплата была низкой, и очень немногие из них пережили разграбление. Это была высокорискованная, низкооплачиваемая работа, которая не приносила особого престижа. Негодяи, которые теперь носили плащи, были самыми отчаянными из людей, и им нельзя было доверять. Но все наладится. Как только ремонт будет закончен, будет легче снова запустить поток золота. Люди смогут вернуться в город, чтобы жить и навещать его. Если город удастся вылечить во время восстановления, и он, и казна короны восстановятся.

Но не все было так плохо. Рабочие приезжали в город толпами, такие же отчаянные, как и все остальные в королевстве. Бронн разрешил им переехать в пустующие дома только за стоимость материалов, необходимых для восстановления дома, при условии, что владельцы были мертвы и не было найдено потомков. Это был кошмар для священников, но результаты того стоили. Целые районы были возрождены, и большая часть древесины поступала из Королевского леса, а деньги шли прямо в казну. Они принесли с собой рынок, людей, которые хотели посещать гостиницы, бордели и таверны.

«И», - продолжил Астор, прерывая ход финансовых мыслей Брана, - «этот странный, с твоей собственной печатью на нем».

Бран взял листок бумаги, который протянул ему мальчик, и прочитал сообщение. Новые глаза открылись в Узком море. Их корни хорошо политы и сильны.

Наконец-то. Прошли месяцы, пока Бран ждал именно этого сообщения, и оно наконец пришло. Он посмотрел на Астор: «Спасибо, это все».

«Да, ваша светлость», - Аколит вышел, и дверь тихо закрылась за ним.

«Подрик, я хочу посетить сердце-дерево», - Бран спрятал крошечный листок бумаги в складки своей одежды.

«Как скажешь», - Под схватил тяжелую одежду Брана со стены. Бран надел перчатки, пока Под подоткнул ему под ноги тяжелое одеяло. Холод был не тем, что он часто чувствовал, но ему сказали, что это из-за сломанного позвоночника, и ему нужно быть осторожным, чтобы не обморозиться. То, что он не чувствовал повреждений, не означало, что их не было. Случайное прикосновение рук Пода, когда он его укутывал, вызвало ряд реакций в его ногах, заставив нервы искриться и вспыхивать, а боль пронзила их. Его левая нога начала неконтролируемо подпрыгивать, и Бран стиснул зубы, его пальцы впились в подлокотники кресла, пока это не прошло, и боль, вызванная случайным контактом, не уменьшилась. Под, даже увидев это в сотый раз, все еще выглядел обеспокоенным.

Бран знал, что у него должна быть эмоциональная реакция на беспокойство Пода или на его собственное физическое недомогание. Он помнил, как мальчик Бран был таким злым, таким готовым наброситься на кого угодно, но он больше не чувствовал злости. Он больше ничего не чувствовал. Иногда он думал, что его душа была вычищена потоком информации, которую он получил, когда был убит Кровавый Ворон. Вычищена или заморожена и заперта в каком-то глубоком, глубоком месте внутри него. Бран снова задавался вопросом, почему Кровавый Ворон не был таким. Кровавый Ворон имел эмоции, он был печален из-за потери своей сводной сестры, он злился, когда Бран делал что-то, что ему не нравилось, он сочувствовал, когда Бран отчаянно хотел достучаться до своего отца в видениях. Теперь Бран был совсем не таким. Он даже больше не был Браном, и он на самом деле не знал, кем он был. Более того, он не мог пробудить достаточно чувств, чтобы заботиться.

Его кресло качалось и скрипело, когда Под выкатил его на улицу и на гладкую каменную дорожку, которая вела от комнат Брана к дереву сердца. Это тоже было новым дополнением, специально для Брана. Колеса плохо катились по траве и грязи. Под подтолкнул его вниз по дорожке, и никто из них не обращал особого внимания на тусклый, коричневый зимний сад вокруг них. Весной и летом он был ярко-зеленым, но сейчас все деревья спали. Единственными звуками были шепот ветвей в ответ на шаги Пода и перекатывание кресла Брана.

Они прибыли к сердцу дерева. Это был древний дуб, огромный и царственный, особенно теперь, когда все лозы были очищены. Но это было неправильно для сердца дерева, поэтому первое, что сделал Бран во время реконструкции, это посадил чардрево рядом со старым дубом. Они регулярно поливали его, и оно росло сильным. Под подкатил Брана на его обычное место в траве между двумя деревьями: «Спасибо, Под. Я буду здесь до запланированных испытаний».

Справедливость также была частью королевского долга. Под кивнул и отошел на несколько ярдов, чтобы встать на стражу. Бран послал свое сознание в сеть деревьев, его разум повернулся на восток. Ему не потребовалось много времени, чтобы найти то, о чем ему сказал ворон - в Эссосе открылись новые глаза. Корабли, которые он послал на восток с тысячами молодых чардрев, начали прокладывать свой путь в эту странную землю. Их тщательно высаживали и поливали, и они выросли достаточно большими, чтобы на их новых стволах были вырезаны маленькие лица. Прямо сейчас большинство деревьев были в дикой природе, и смотреть было не на что, но некоторые были проданы дворянам. Одно находилось в саду морского лорда Браавоса, и оно было самым большим. Другие, как он чувствовал, пускали корни, но они еще не выросли по-настоящему и не имели лиц. Не было глаз, которыми он мог бы смотреть. Неважно, со временем они это сделают, и его досягаемость будет расти. Он сможет видеть все больше и больше.

Проверяя далеко разбросанные деревца, он услышал песню. Она всегда была там, эта песня, и она всегда привлекала его. Она была знакомой и навязчивой с какой-то холодной красотой, как солнце, расщепляемое на радуги призмами сосулек. В ней было что-то знакомое, что-то, что напоминало ему о доме. Это почти заставило его грустить, или заставило бы, если бы он все еще мог чувствовать грусть. Эти качества интриговали его, привлекали его; но было что-то глубоко тревожащее в песне и ее певцах, что-то, что заставляло его хотеть избегать ее. Если бы он не знал лучше, он бы сказал, что странная прелесть песни ужасала его. Песня была чем-то глубоким, ужасным знанием, которого даже такой человек, как он, не должен был иметь. Тип знания, которого он избегал, хотя знал, что в конечном итоге ему придется столкнуться с ним. Каждый раз, когда он отправлялся в мир деревьев, он слышал ее, и она преследовала его разум. Здесь, в его владениях, были части, которых он избегал. Однако сегодня, воодушевленный силой новых деревьев, он решил пойти навстречу песне, а не от нее.

Он последовал за его очарованием, позволив себе услышать и почувствовать песни хрустящего снега, почувствовать ласку холодных ветров и попробовать лед в воздухе. На север он пошел, на север, на север и на север, в земли вечной зимы. Возвращаясь сквозь годы, он наблюдал, как они падают, снежинки на ветру. Он обнаружил, что стоит где-то, что он узнал, пение немного затихло. Это, подумал он, было то, что он должен был увидеть.

Он стоял в месте, которое, как он знал, было на дне колодца в кухнях Ночной крепости. Перед ним была огромная дверь из чардрева с вырезанным на ней лицом. Лицо выглядело моложе, чем в последний раз, но не менее странным. У него были все те же слепые белые глаза, хотя морщин на лице было гораздо меньше. Оно светилось в чернильной темноте ночи на дне этого колодца, но не давало света. Бран помнил, насколько темным было это место ночью, и как долго его глаза привыкали. Он помнил, как он был напуган. Все это время, все его путешествие на север было только страхом и страданием. Теперь же он ничего не чувствовал и не нуждался в свете, чтобы наблюдать за происходящим перед ним.

Он услышал приближающиеся шаги и увидел факелы, светящиеся выше по ступеням, ведущим ко дну колодца, словно оранжевые кометы на фоне чернильной черноты. Когда он был здесь в последний раз, отсутствие крыши на кухнях пропускало лунный свет, но теперь крыша была, и факелы были необходимы. Люди были близко и уверенно ступали по лестнице, словно они уже проходили этим путем раньше. Бран задавался вопросом, когда же он успеет увидеть Ночную крепость в таком состоянии. Камень в глубине его живота прошептал ему: « Ты знаешь, когда. Ты знаешь, кто они» .

Группа достигла площадки перед дверью, и Бран взглянул на лидера. Это был человек Ночного Дозора, окутанный чернотой своего ордена. Такой темный, но свечение двери, казалось, гудело в ответ на присутствие человека. Он был высок и коренаст, как брат Брана Робб, с такими же чернильно-черными волосами и длинным лицом, столь обычными среди Старков. Кожа этого человека была бледной даже в свете факела. Он обладал странным качеством, молодой, но состарившийся на тысячу лет за короткую жизнь. И среди спутанных черных кудрей покоилась корона из темного железа, шипастая и выглядящая опасно.

Мужчина шагнул к двери, не колеблясь; он явно привык к этому. Он не вздрогнул, как Бран, когда дверь ожила и спросила: «Кто ты?»

«Я - дозорный на стенах. Я - огонь, что горит против холода, свет, что приносит рассвет, рог, что будит спящих. Я - щит, что охраняет царство людей».

«Тогда пройди», - ответила дверь, как Бран и предполагал, как и тогда, когда Сэм произнес те же слова. Теперь, как и тогда, рот двери открывался все шире и шире, растягиваясь за пределы своего должного размера, пока рот не стал не более чем кольцом морщин вокруг дыры в стене. Холод хлынул из дыры, заставив факелы замерцать. Бран не чувствовал его, но помнил затхлый, ледяной запах.

Мужчина повернулся к группе позади него и сказал: «Любовь моя?»

Они расступились, переминаясь на маленькой площадке, чтобы пропустить кого-то еще. Это была женщина, увидел Бран, с кожей белой, как снег, и гладкой и безупречной, как лед. На ней было длинное синее платье, и никаких мехов, защищающих ее от холода, хотя Бран мог видеть, как ветер из туннеля ерошит пряди ее длинных, серебристо-белых волос. На ее щеках не было румянца, а губы не были розовыми. Она выглядела странно и потусторонне, но все еще прекрасной, и это впервые тронуло Брана с тех пор, как он покинул пещеру Кровавого Ворона. Он хотел ее, понял он, и чувство усилилось, когда она подняла глаза, и он увидел ее глаза. Ярко-голубые, как пылающие, холодные звезды. Они притягивали его, заставляли хотеть ее, в то время как звездный жар в них отталкивал.

Она подняла глаза от свертка, который несла в руках. Бран был так отвлечен ее лицом, что не заметил, что она несла. Младенца - его крошечный кулачок сжимал ее палец. Она покачала его и проворковала, улыбнувшись, затем подняла глаза на мужчину в короне: «Я здесь».

«Вы готовы?» - спросил он.

«Всегда», она подошла ближе и нежно положила запеленатого младенца в руки мужчины, и дала ему последний поцелуй. Улыбка, непрошеная, появилась на лице мужчины, когда он посмотрел на младенца, «Будьте в безопасности, мои любимые».

«Мы не будем долго», - пообещал он. Она наклонилась ближе, и он наклонился, целуя ее. Это был не нежный, любящий поцелуй, это был поцелуй страсти и огня. Языки мелькали у них во рту, а дыхание тяжело втягивалось через носы. Они целовались и целовались, а мужчины, которые все еще ждали на лестнице, смотрели куда угодно, только не на своего господина. Это был единственный признак их дискомфорта, но когда мужчина и женщина расстались, они, казалось, вздохнули с облегчением.

«Я буду ждать тебя здесь», - сказала она, похлопав его по груди и напоследок быстро поцеловав в губы. «Передай привет моему отцу».

Мужчина кивнул и повернулся к двери. Он пошел по длинному коридору, и Бран последовал за ним. В этом зале не было ничего примечательного. Он был длинным и высеченным из цельной скалы, на которой была построена стена. Но на этот раз, даже несмотря на то, что он был далеко во времени и пространстве, Бран почувствовал странное покалывание на коже, когда следовал за мужчиной. Это было не больно, просто странно. Как будто все его конечности заснули и просыпались. Он задавался вопросом, почему он так себя чувствует, но теперь он ничего не мог с этим поделать.

На другом конце мужчина вышел в ночь. Здесь было намного светлее, полная луна отражалась от снега. За ними стена тянулась в небо, твердая и сияющая в лунном свете. Перед ними были люди. Шестеро из них сидели на лошадях, а один стоял на земле рядом со своей лошадью. У них был такой же вид, как у женщины - белоснежная кожа, длинные светлые волосы и ярко-голубые глаза. Бран знал эти глаза, они преследовали его во сне и наяву, и нет. Он знал их сияние, но эти люди не были похожи на тех, кого он видел. Другие, которые прошли через стену, были уродливыми созданиями, морщинистыми и мертвыми, с тощими волосами и ртами, полными острых зубов. Эти люди обладали той же потусторонней красотой, что и женщина. Они были едины с ночью и со снегом, и носили доспехи, которые заставляли их выглядеть так, будто они мерцают, когда они идут. В лесу их было бы почти невозможно увидеть. На спинах или на бедрах у них было оружие из такого тонкого льда, что можно было увидеть только одно из них, сдвинутое, и луна отражалась от его поверхности. Их лошади тоже были другими. Белыми и красивыми, и очень живыми. Их седла и сбруя, казалось, были сделаны из того же материала, что и доспехи.

Мужчина не проявил никакого страха перед ними, он просто подошел к человеку, стоявшему у его лошади. Он слегка наклонил голову в приветствии: «Добрый вечер, отец-законопослушник. Ваша дочь передает вам привет».

«Она не придет?»

«Ты же знаешь, что теперь, когда она находится по мою сторону стены, она не сможет ее пересечь».

«Я надеялся, что она найдет способ обойти это. Неважно, дай мне увидеть ее. Дай мне увидеть мою внучку», - голос говорил обычным голосом, но звучал как холод зимы. Он звучал как уют снега и песня потрескивающего озера. Что-то шевельнулось в Бране, когда он услышал это, что-то похожее на... ностальгию? Тоску по дому? Это не могло быть правдой, он не испытывал привязанности ни к чему, не говоря уже о давно умершем Другом. Он отодвинул тревожное ощущение в сторону, чтобы сосредоточиться на том, что видел.

«Мы назвали ее Муар. Твоя дочь так выбрала», - он положил ребенка на руку высокого, неземного существа перед собой.

«Это из нашего рода», - в его голосе, казалось, прозвучала удовлетворенная нотка, хотя Брану было трудно сказать, потому что интонация была для него слишком странной. Это было похоже на то, как когда Лиф говорила с ним, ее голос было трудно связать с ее настроением.

Мужчина отступил на несколько шагов: «Значит, это выполнение нашего договора? Одна девушка отдана за ту, что была взята?»

«Да, но не забудь о нашей другой сделке», - ответил он, вскакивая на лошадь.

«Север помнит», - ответил человек из Ночного Дозора, - «Но это мой брат выполнит эти условия, а не я. Убедитесь, что ваш король знает об этом и не придет сюда искать».

«Он знает, человек. Он знает», - больше ничего не сказал Другой и повернулся со своими стражниками, поскакав к лесу с запеленутым ребенком. Мужчина, казалось, больше не думал об этом и не обращал на это внимания, повернувшись к отверстию в стене, из которого он пришел.

Бран знал, что это то, что он должен был увидеть, потому что песня, которая всегда дразнила его, снова стала громче, соблазнительнее. Она звала его в следующее место, в следующее время. Он последовал за ней, скользя из этого времени куда-то еще дальше в прошлое.

Он стоял снаружи небольшой деревянной крепости. Теперь он был южнее, насколько он мог судить, но не был уверен, куда именно привела его песня. Земля была зеленой и плодородной, а леса расстилались по вершинам холмов. Клубы пара поднимались в воздух откуда-то из этого леса, за этой небольшой крепостью. Там также была роща чардрев, а не просто одно чардрево. В этом месте было что-то знакомое, но он не мог вспомнить, что именно, и, находясь во власти песни, он не мог заглянуть сквозь время. Он услышал голоса, доносящиеся из рощи, и пошел по утоптанной тропе на поляну. На небольшой поляне среди деревьев был дымящийся черный пруд. Он понял, что у всех деревьев были лица. Все они смотрели, их глаза были в разных направлениях. Его взгляд остановился на одном рядом с озером, на маленьком, новом дереве. Но, он понял с удивлением, он знал это лицо. Это было лицо сердечного дерева Винтерфелла, хотя сейчас дерево было еще молодым.

Винтерфелл? Я в Винтерфелле? Насколько далеко во времени я должен быть, чтобы там не было каменной крепости, даже Первой крепости. Это было до стены, до первой Долгой Ночи, до Брана Строителя, даже до дома Старков.

Затем его внимание переключилось на двух мужчин, стоящих на берегу пруда, возле гигантского древнего чардрева. Они были похожи друг на друга, старше и моложе. Скорее всего, отец и сын. Они не носили сталь и не держали клинки. Вместо этого они были одеты в бронзовые доспехи, исписанные рунами, которые, как знал Бран, принадлежали первым людям. Он знал, что мечи, висевшие у них по бокам, хотя и в ножнах, будут бронзовыми, когда их вытащат. Они были слабо защищены от холода, и действительно, на земле не было снега. Так что это определенно помещало эту сцену задолго до того, как возвели стену. Вероятно, и до белых ходоков, если было так тепло. В то время, когда настоящее лето все еще иногда приходило на север. Кто были эти люди, которые спорили? Он подошел к ним ближе, чтобы лучше видеть и слышать их.

«Они наши враги!» - прорычал старик, повысив голос. Не в гневе, а в жарком споре.

«Они наши друзья, некоторые из них - члены семьи!» - парировал младший так же страстно. «Они родственники вашего народа в Кейлине».

«Это может быть правдой, но они все равно напали. Мы более близкие родственники к людям, Джоран, а не Дети. Они не люди, и они практикуют темную магию. Ты знаешь, что они сделали с землями на юге!»

«Рука? Ну, а если бы кто-то вторгся в ваш дом и начал его крушить, вы бы не сделали ничего, чтобы выгнать их, остановить поток? Если бы они прямо сейчас начали переливаться через стены, что бы вы сделали, отец?»

«Загоните их обратно в густые леса, - разрешил он. - Но эти земли им больше не принадлежат».

«Мы делим их. Они не нападают на нас. У нас нет причин присоединяться к южанам, которые снова отступят на юг после того, как получат нашу помощь, оставив нас убирать беспорядок», - лицо сына смягчилось. Это было знакомо Брану, и он не мог вспомнить, почему. Ответ все время ускользал из его головы, просто был вне его досягаемости: «Я знаю, что ты скучаешь по ней. Я тоже. Но это был несчастный случай».

«Я не могу их простить. Ты же знаешь, я не могу. Случайность или нет, они забрали ее у нас, и я не могу с ними помириться. Я не могу».

Джоран вздохнул, его лицо было полно печали и той усталости, которая появляется только после долгой битвы. «Тогда вы с Брэндоном сделаете то, что считаете нужным».

Старший мужчина не ответил, но выражение его лица было таким же, как у его сына: «И что ты будешь делать?»

«То, что я думаю, я должен», - он повернулся и ушел, направляясь прямо к Брану. Именно тогда Бран узнал его. Рыжевато-белокурые волосы, темные глаза. Он уже видел этого человека однажды - привязанного к гигантскому чардреву, с кляпом во рту, напуганного, окруженного детьми, и с обсидиановым кинжалом, торчащим из груди.

При этом осознании песня снова стала громче, и сцена начала исчезать, но Бран больше не хотел видеть больше. Он еще не был готов столкнуться с этим. Он не был готов увидеть это. Он не знал, что когда-нибудь будет готов, но теперь он определенно не был готов, поэтому он вырвался из хватки песни и оставил все это позади. Он выскользнул из кожи деревьев обратно в свою собственную и снова оказался в богороще в Красном замке. Теперь, однако, королевская гвардия выстроилась вдоль тропы от дерева к замку.

Там было шестеро, и он знал, что скоро будет седьмой. Он решил, что будет хорошей практикой выбрать по одному человеку из каждого из оставшихся королевств, за исключением Железных островов. Они не делали рыцарей и не желали быть частью Королевской гвардии. Поэтому при выборе своей Королевской гвардии он имел некоторые ограничения - никаких наследников, слишком много было убито в войнах. Никого, кто был женат или уже не в расцвете сил. Бран, скорее всего, проживет долго, и он хотел, чтобы члены его Королевской гвардии оставались с ним как можно дольше. И они все еще должны быть рыцарями или теми, кого Бриенна считала достойными рыцарства.

Бриенна, будучи родом из Тарта, представляла Штормовые земли. Под был из дома Пэйнов в Западных землях. Бран считал это особенно удачным, потому что это означало, что ему не нужно было включать Ланнистеров. Их все еще было много, и они были склонны создавать проблемы. Хостер Блэквуд, уже рыцарь, был третьим сыном лорда Блэквуда и ветераном войны пяти королей на стороне Старков и Талли. Брану нравилось, что Блэквуды все еще поклонялись старым богам, и из-за этого он отдавал им предпочтение перед Бракенами. Поэтому Хос стал представителем Речных земель. Достичь этого оказалось трудно, несмотря на его размеры. Но один из изгнанных лордов дома Пик пережил уничтожение Золотых Мечей Дени. Они были изгнаны, а Пики все еще контролировали Звездный Пик, так что он не был наследником ничего, но отец Брана много раз говорил ему, что протягивание руки к жизни побежденного врага может превратить его в верного друга. Поэтому он дал Торману Пику место в королевской гвардии и снял изгнание, унаследованное им от отца. Его семья оказалась благодарной за воссоединение со своими родственниками, особенно теперь, когда им не нужно было выяснять, где он должен быть в порядке наследования.

Джейслин Байуотер, человек, родившийся и выросший в Королевских землях, ранее был командиром Золотых Плащей. Он верно служил городу и, судя по рассказам, дошедшим до ушей Бриенны, помогал многим, кому мог, во время разграбления. Он был старше, чем хотелось бы Брану, но Бриенна настояла на том, что им нужен кто-то с опытом и связями с простыми людьми, поэтому ему дали место в награду за храбрость во время разграбления. Выбор из Долины оказался особенно трудным, потому что многие дома там пострадали и потеряли во время войн. Бран даже подумывал взять кого-нибудь из горных племен, но Тирион отговорил его, сказав, что это в любом случае бесполезно. Они никогда не покинут свои горы. В конце концов, выбор представился в виде молодой женщины, рекомендованной, как ни странно, Робином Арреном. Ее звали Майя Стоун, и она была старшим бастардом Роберта Баратеона. Она была принята в Ройсы Врат Луны давным-давно и обучена сражаться наряду с другими навыками, которыми она обладала. Бриенна сразу же прониклась симпатией к этой яростной, независимой молодой женщине и посвятила ее в рыцари, оценив ее навыки. Она, возможно, была немного недостаточно квалифицирована, но не больше, чем Под, и они так долго искали кого-то из Долины, чтобы занять эту роль, что упустили ее из виду.

Седьмой член был выбран по рекомендации Арианны Мартел. Она выдвинула Арчибальда Айронвуда в качестве кандидата от Дорна. Он был племянником лорда Айронвуда и стал опытным бойцом в Эссосе. После возвращения он заскучал и стал склонным к неприятностям. Он был немного слишком грубым для вкусов Бриенны и немного глупым для Тириона, но он был опытным бойцом и, кроме того, преданным. Поэтому его тоже посвятили в рыцари. Он также отличался тем, что был самым большим и сильным человеком в Королевской гвардии, и из-за этого Бран временно назначил его на должность Королевского правосудия. Он хотел кого-то, кто был бы достаточно силен, чтобы совершать быстрые и чистые казни. Заставлять осужденных страдать было не тем, чего хотел Бран, и хотя он сам мог бы размахивать мечом, он не мог этого сделать. Однако Арчибальд согласился выполнить эту работу при условии, что кто-то другой будет назначен как можно скорее. Он был большим и сильным, но не злым, и ему не нравились черные камеры. Ему не нравилось казнить людей.

К несчастью для него, сегодня был рабочий день для Арчибальда. Он вошел с дальнего конца рощи, позади человека со связанными за спиной руками. Мужчина был худым, его каштановые волосы были длинными и лохматыми, а карие глаза пустыми. На нем были грубые штаны и дешевая льняная рубашка, а руки были связаны за спиной. Он выглядел почти ошеломленным, снова увидев солнце, и он все время моргал на небо и хмурился. Он пошел по дорожке к королю, но это было почти так, как будто его ноги шли этим путем против его воли. За ним маячил Арчибальд, ростом шесть футов шесть дюймов и сложенный как бочка. Солнце светило на его лысую голову, и гримаса была вырезана на его лице. Его белый плащ развевался позади него, аккомпанируя легкому скрипу пластин его эмалированной белой брони и топоту его тяжелых сапог. На боку у него был меч, но это был не вестеросский клинок. Он использовал тяжелый, длинный клинок с мягким изгибом. Не такой, как арак, который использовали дотракийцы, но с одним длинным изгибом. На другом бедре он носил боевой молот. Он предпочитал молот для битвы, но для таких вещей требовался меч.

За исключением звуков, издаваемых двумя мужчинами, идущими по тропинке, в роще было тихо. Даже ветер, казалось, затих, и вороны, которые всегда толпились вокруг Брана, замерли. Заключенный выглядел все более и более замкнутым, когда он подходил ближе, и было очевидно, что он принял свою судьбу. Что еще он мог сделать? Он был худым и не таким уж высоким, и до и после суда сидел в черных камерах. Там было семь членов королевской гвардии и король, который мог снять его кожу, когда бы ему ни захотелось. Не было никакого способа, которым он мог бы спасти свою собственную жизнь.

Когда они прибыли, они начали церемонию без особой помпы. Они сделали достаточно, чтобы это показалось излишним, поэтому Бран сказал слова: «Дэвиан, ты был осужден и признан виновным в убийстве. Наказание за убийство - смерть. Поэтому мы собрались здесь, чтобы привести приговор в исполнение. Я отдаю твою плоть и твой дух воле старых богов и сосудов, в которых они обитают».

Бран кивнул Арчибальду, и тот толкнул Дэвиана на колени перед чардревом. Мужчина не рыдал и не умолял, он просто смотрел стеклянным взглядом, который был у него с тех пор, как он вышел на тропу. Арчибальд выхватил меч, и одним быстрым движением все было кончено. Тело упало вперед, кровь брызнула на белую плоть дерева. Она поливала землю, погружаясь в грязь, вытекая густыми струями из обрубка шеи мужчины. Бран наблюдал, как она распространяется, и он чувствовал вкус железа, и чувствовал, что становится немного сильнее.