ДВЕНАДЦАТЬ
- У вас неблагополучная семья? - спросила Елена Геннадьевна, вежливо прикрывая пухлой ладошкой зевок.
- В каком смысле?
- В смысле - неполная? - задушевным голосом пояснила Елена Геннадьевна и придала своим мутно-голубым коровьим глазам, упиравшимся в бифокальные стекла, еще более вопросительное выражение.
- А при чем тут?.. - мрачно сказала Марина.
- Ну, я прослеживаю некоторую связь. - Елена Геннадьевна скрестила сметанно-белые, усеянные браслетами и пигментными пятнами руки на груди и явно приготовилась к долгой доверительной беседе. - У вашего мальчика имеют место нарушения психики. Это действительно очень серьезно.
Елена Геннадьевна была школьным психологом.
- Какие нарушения?
- Отсутствие внимания, неспособность сконцентрироваться, нарушения памяти, сонливость... - Елена Геннадьевна сняла очки и принялась остервенело, с громким чавкающим звуком тереть руками глаза, - на уроках мальчик не может сосредоточиться...
Марина молчала.
- ...У мальчика плохая успеваемость, мальчик... - Елена Геннадьевна на секунду застыла, вдохновенно подыскивая какой-нибудь еще более удачный синоним, - не проявляет к занятиям интереса.
- Понятно, - сказала Марина.
- Понятно? - изумилась Елена Геннадьевна и перестала выковыривать из глазниц их скользкое содержимое. - А больше вы мне ничего не хотите сказать?
- Что, например?
- Например... то, что у двенадцатилетнего мальчика совершенно нету друзей, вас не удивляет? - Елена Геннадьевна аккуратно вставила очки обратно, в красную лоснящуюся ямку на переносице.
- Максим очень дружит с сестрой - и ему этого вполне достаточно.
- Простите, но я почему-то не вижу между ними большой близости.
- Просто они учатся в параллельных классах - вот вы и не видите. Мне пора, - устало сказала Марина.
- И что, вы совсем не замечали в поведении сына каких-нибудь странностей за последние... э-э... два года? - не сдавалась Елена Геннадьевна.
"Странностей, - грустно подумала Марина, - сколько угодно "странностей". Не тебе же о них рассказывать, безмозглая ты лягушка".
- Не замечала.
Марина поднялась.
- И между прочим, его ужасающая физическая форма, - школьный психолог вдруг резко привстала и совершила в сторону удаляющейся родительницы странное движение рукой - словно собиралась ухватить ее за подол пальто, но
в последний момент передумала, - это не просто обмен веществ... У человека все взаимосвязано, да! - и психика... и душа...
Марина осторожно прикрыла за собой дверь.
"...И тело - да - и тело - да - и тело", - застучало у нее в голове в такт шагам.
***
Когда же все это началось? Действительно два года назад? Три?
Чем больше она об этом думала, тем больше ей казалось, что не два и даже не три, а четыре года назад, после той злополучной, растянувшейся на месяц болезни, - уже тогда что-то нарушилось и в душе, и в теле ее сына.
Сначала совсем немного... Сначала в нем просто появилась какая-то задумчивость, отрешенность, что ли. Он практически перестал гулять. Приходил из школы и сидел все время дома, рисовал, писал что-то в своей тетрадочке. Иногда - все реже и реже - за ним заходили мальчики из соседних домов, с которыми он раньше дружил. Были веселые, запыхавшиеся. Нетерпеливо давили грязными пальцами на кнопку звонка. Приносили с собой новенький, хрустящей бежевой кожей обтянутый мяч. Говорили:
- Здрасте, тетя Марина! А вот можно, Макс с нами погуляет?
- Конечно, можно, если он захочет.
Но он не хотел. По-взрослому вежливо и уверенно отказывался, фальшиво улыбался. Настороженно ждал, когда за ними закроется дверь.
На их девятый день рождения гости пришли только к Вике. Максим отказался сидеть с ними за праздничным столом, унес свою долю угощения в детскую и весь вечер провел там один.
Потом... Что было потом? Когда все сталодействительно очень серьезно? Когда ему было десять?