Разные обещания
«Жук точильщик и жук могильщик
у вас разные обещания»
- Ты слышал? – Край не хотел этого говорить, вырвалось само. Как тот крик, нет, жуткий вопль, излучение души в космос, которое задело его барабанные перепонки мгновение назад. Звук то ли шел издалека, то ли туман давил его обратно в утробу глотки, как кляп.
- Что слышал? – Фактор обернулся, застыл, насторожившись. Рассеянный луч фонаря уткнулся в асфальт.
- Кричал кто-то, - Край прислушивался до звона в ушах, но повторения не было. – Похоже... женщина?
Его спутник потряс головой, будто ему что-то мешало – вроде воды в ушном проходе:
- Я ничего не слышал. То есть... мне все кажется, будто капает что-то. Капает? – В глазах Фактора мелькнула тень надежды.
Край только качнул головой:
- Это у тебя, наверное, после укола.
- Наверное, - вздохнул Федор и пошел дальше, бормоча себе под нос. – У меня капает, у него кричат...
Капало у Края разве что из носа и то потому, что он уже давно и хронически мерз. Холод проник внутрь и растекся скользкой медузой в пояснице, запустил щупальца в ноги, делая их неповоротливыми и тяжелыми, как бетонные тумбы. Скорей бы уже подъезд, тепло и свет. И ступеньки, на которые можно присесть. Внезапно Фактор остановился и выключил фонарь:
- Вроде пришли.
Глаза постепенно привыкли к темноте, и Край различил слабое сияние прямо по курсу – будто они ныряли в масках и сквозь толщу воды видели огни далекой подводной жизни. Он понял, что они только что обнаружили Атлантиду.
- Что делать будем? – Поежился, стараясь засунуться поглубже в ворот куртки. – Вдруг т-там кричали-то.
Его начала бить дрожь, уже не только от холода, и челюсть будто зажила своей собственной жизнью, отстукивая чечетку на губно-зубных.
- А мы потихоньку, - спокойно и даже с какой-то радостью в голосе сообщил Фактор. – Зайдем и завинтим кран.
«Мужик, ты меня пугаешь», - подумал Край, но от слов воздержался. Все-таки четыре согласных, четыре четверти, на которых зубы готовы выстучать похоронный марш. Он побрел за спутником молча. В темпе хромой собаки. Подъезд, всматривавшийся в ночь одиноким окном, выплывал из мглы медленно и величаво, как айсберг. Внутри него было так же холодно. Фактор снова зажег фонарь. Свет лизнул пыльную лестницу, потыкался в стены и уперся в плотно набитый рюкзак, сиротливо притулившийся на площадке первого этажа.
- Узнаешь?
Край пробурчал нечто неопределенное: подъем выбил из него последнее дыхание, перед глазами запорхали черные мотыльки.
- Парня этого, Еретика, вещички, - пояснил Фактор.
- Ну вот и хорошо, - отдышался наконец Край. – Значит, и хозяин где-то здесь.
- Оба твои утверждения я бы поставил под вопрос, - носитель света указал лучом на приоткрытую дверь квартиры, которая приютила охранников. – Похоже, что-то тут не так.
«Тут все не так», - подумал поэт и прислонился к стене. Стена держать не хотела. Фактор прижался ухом к дверной щели.
- Капает? – Слабо поинтересовался Край.
- Наоборот, - мужчина толкнул створку и заглянул в открывшийся проем. – Слишком тихо.
Мгновение, и он исчез внутри. Край отлепился от стенки, хотя это было трудно – казалось, она запустила в куртку невидимые корешки, но он порвал их все и пошел, сосредоточенно переставляя ноги. Желтая дорожка кинулась под них обещанием Изумрудного города. Приветственно качнулся вперед косяк. Комната раскинулась маковым полем, приглашая соснуть. Но там не было ни Элли с Тотошкой, ни Льва, ни Страшилы. Только Железный Дровосек торчал в центре и пялился на городские Врата, изумрудно мигающие со всех экранов. Он пришел слишком поздно.
Потолок пополз вверх, но Край не испугался. Он знал, что Дровосек вынесет его отсюда. Обязательно вынесет.
Лилит снился один и тот же сон. Она выходила из квартиры, и лестница выворачивалась изнанкой. Она шла по девственно-белым ступеням, но вместо того, чтобы спускаться, поднималась выше и выше. Здание громоздилось у нее над головой, упираясь подвалом в ядро земли. А в пролетах мелькал Игнат – он шел по обратной стороне лестницы, по правильной стороне, с системой за плечами. Он шел на крышу. Лилит хотела догнать его, остановить, но их пути никак не пересекались – ведь она бежала по белым ступенькам, а Игнат – по серым.
Она всегда думала, что белое – это правильно, и поэтому не могла понять логику сна, не могла до сегодняшнего дня. До сегодняшнего дня она всегда выбирала белое. В паспорте у нее стояло «русская» по отцу, хотя мать была казашка. Детство прошло по военным городкам, где каждый раз новенькой приходилось зубами выгрызать себе место под солнцем, но это не отбило желание служить в армии – отбил отец, быстро ограничивший амбиции дочери до МВД. Лилит послушно пошла на юрфак, а потом взбрыкнула и подала заявление в ФСБ. Туда ее не взяли, зато пригласили в МСИИС. По истечении пятилетнего контракта мечта, наконец, сбылась. Перспективную сотрудницу перевели на оперативную работу в новосформированное УБЭГ.
«Sky Demons» были ее вторым заданием: неуловимая группа бейсеров, пробиравшаяся на секретные объекты, а затем сливавшая видеоотчеты об акциях в сеть. МСИИС, бессильная обнаружить, откуда «демоны» выходят в интернет, передала это дело в Управление. Лилит поручили, учитывая ее увлечение парашютным спортом, внедриться в группу. Именно в процессе этого внедрения на горизонте возник и быстро приблизился Игнат.
Они познакомились на бейс-форуме. Ему было всего девятнадцать, только что из Норвегии, где развозил газеты, собирал клубнику и выгребал навоз 24х7, зарабатывая... нет, не на учебу или машину. На новую снарягу. В питерской тусовке его хорошо знали, он стал пропускным билетом Лилит в замкнутый мирок больных BASEумием. К сожалению, к «демонам» парень отношения не имел, как и многие его друзья, громогласно утверждавшие обратное. Между ней и Игнатом все успело зайти далеко, когда в очередном лагере Лилит встретила Блу.
Блу был легендой и «демоном», на этот раз настоящим. Ей удалось его впечатлить, и не только прыгом в двойке. Из Крыма Игнат возвращался один. Он позвонил ей в ту ночь, когда «демонов» брали на объекте. Лилит обнаружила звонок только на следующий день и набрала знакомый номер – чтобы узнать, что уже слишком поздно. Она так никогда и не узнает, был ли это несчастный случай или... Игнат сам выбрал свою смерть. Когда они расставались у Качи-Кальона, он сказал ей кое-что. Тогда казалось – глупость ревнующего мальчишки. Теперь...
Теперь ей больше всего хотелось, чтобы в ту ночь она взяла телефон. Чтобы успела все ему объяснить. Чтобы он понял и... нет, не простил. Забыл. Как вышло, что ее белая сторона оказалась изнанкой лжи? Лилит бежит по неправильной стороне лестницы, и врет любимая песня Игната о том, что всегда можно сменить дорогу.
Первое, что Край услышал, была тишина. В тишине дышало что-то тяжело и страшно, с хрипами. И еще она воняла – кисло и мерзко, так что свербело в подкорке. После некоторого сопротивления веки разлепились. Свет ударил по зрачкам – нестерпимо белый. Рука долго блуждала в пространстве, прежде чем нашла и протерла слезящиеся глаза. В размытом далеке вырисовался четырехугольник окна с черным пятном в центре: как паук, в паутине света скрючился силуэт, накрывавший комнату волнами вони. Край сморгнул, еще раз. Зрение сфокусировалось, мозг выдал идентификацию картинки: старик в кресле-каталке. Сидит и смотрит в окно. И тут же тревожный сигнал: какой старик? Какой свет? Где Фактор?!
- Кто... вы? – Выдал он прерывающимся голосом, пока ладони нашаривали опору и нашли – пол. – Что вы тут делаете?
Кресло качнулось назад, развернулось. Колючие глаза уставились на него с обтянутого пергаментной кожей черепа.
- Я тут живу, - беззубые челюсти с трудом пережевывали слова. – А вот что тут делаешь ты?
- Я... – Край встал на четвереньки, выпрямился, опираясь о стену. Фотографии в старинных рамках поплыли эскадрой в Японское море, – не знаю. А где я?
Визгливый смешок взметнулся под низкий потолок, посыпался штукатуркой, перешел в сипатый надрывный кашель. Край слушал, как что-то клокочет во впалой груди под остатками когда-то, кажется, синей рубашки, смотрел на мокрое пятно, расползшееся по штанам старика, и думал, что уже знает ответ. Он ошибался. Ввалившийся рот распахнул свою черную утробу и выдохнул:
- В гостях у сказки.
- Я нашел тебя в энциклопедии, - сказал Игнат ей в спину, пока Лилит запихивала в чехол скатанный спальный мешок.
- А я и не знала, что уже знаменитость, - фыркнула она, сдувая со лба пропитанные потом пряди.
- Не ты, а твое имя, - очевидно, парень решил не реагировать на игнор. – Ты вообще знаешь, что оно значит?
- Мне больше нравится версия о демоне, - Лилит надавила на спальник коленом, но лоснящаяся мягкая масса никак не желала лезть в слишком узкое отверстие. – Первая жена Адама звучит как-то... ветхозаветно, не находишь? К тому же, – она снова расстелила мешок на траве и принялась тщательно сворачивать, - я хочу быть не только первой, но и единственной.
- Я хотел того же, - Игнат присел на корточки, поймал ее руку своей – со стороны, наверное, казалось, что он просто помогает ей паковаться. Лилит отвела взгляд, чтобы не утонуть в приливе его глаз. Отняла руку.
- Прости.
Спальник скользил под ладонями – ее и Игната, или они скользили в синей пучине, глубже и глубже, но в отличие от нее, ему нужен был воздух, и, наконец, он отстал и вынырнул на поверхность. Лилит дернула шнур, затягивая горловину чехла. Ткань жалобно треснула.
- У тебя все еще будет – только не со мной.
- Лилит...
Она не отозвалась. Все уже было сказано. Осталось только приторочить спальник к рюкзаку.
- В переводе это значит «тень сердца», - продолжил он. - Похоже, от твоего сердца, и правда, осталась только тень.
То, что он попал, Фактор понял еще там, под кустом шиповника. Но только теперь сообразил, насколько. Потому что речь шла уже не только о роялях. Ну, кому, кому могло прийти в голову тащить с собой больного, который, того и глядишь, врежет от сквозняка?! Да, то, что Шива психопат, можно считать окончательным диагнозом, но разве от этого легче? Вот, пожалуйста, Врата здесь, прямо под носом, а где его славная команда?! Рядом – один ее жалкий бессознательный остаток, мальчишка, у которого то ли почки отказывают, то ли печень. Аптечка, положим, в рюкзаке есть, только толку от нее... Тут скорую вызывать надо, хотя, как – не очень ясно. Эх, был бы он реаниматором, а не стоматологом!
Федор бросил в углу коврик, подхватил под мышки костлявое тело, перетащил. Уложил беспомощно мотнувшуюся голову на надувную подушку. Укрыл походным одеялом. Так, что у нас тут? Телефонный аппарат притулился у компьютера. Может, хоть этот работает? Серая трубка молчит в руке, не желая общаться. А что с интернетом? Фактор шевельнул мышкой, и картинка с флегматично плавающими золотыми рыбками сменилась стандартным синим фоном и... чертовым окошком с запросом пароля. Ни на что особо не надеясь, он пошарил по столу – девчонки в офисе часто хранили пароли на бумажках, приклеенных к монитору, но тут обитали не секретарши – подсказок не было.
- Там где ляжет тень, там где ляжет тень...
Федор вздрогнул, когда колонки разразились визгливыми звуками. Очевидно, он задел что-то в поисках пароля.
Там где ляжет тень - вдаль дорога
Праведная тень, праведная тень
Праведная тень сердца Бога.
Тень, тень, тень, сердца тень.
Лилит давно уже не слышала фортепиано – слишком далеко забралась по лестнице вверх... или вниз? Новая музыка, просочившаяся сквозь одну из дверей, несла с собой восточные ритмы и скрежет металла. Два голоса, высокий и низкий, сливались в острие стрелы, указывающей путь. Тени ходят там, куда их хозяевам попасть и не снилось. Тени странствуют по стенам и потолкам, безнаказанно пересекают границы, без страха ныряют в темноту и становятся только сильнее от света. Если от меня осталась только тень, думала Лилит, что мешает мне сменить сторону?
- Меня забыли, - в голосе старика не было ни жалости к себе, ни обиды, ни гнева. Простая констатация факта. Край подумал, что это будет его первым желанием, если он выберется отсюда через Врата или без оных – забыть все, как страшный сон.
- Очень удобно, правда? – Продолжал калека, кривя бесцветные, сползающие влево губы. – Они ушли и оставили меня здесь. Знали, что не смогу спуститься без лифта. Дед с возу, кобыле легче, - костлявые плечи мелко затряслись, в груди засипело в такт, ввалившиеся глаза заслезились, и Краю трудно было понять, смеется старик или плачет. – Кобыла, это значит Анька моя. Вырастил паскуду на свою голову. Решила, раз их выселяют, зачем в новую-то квартиру старый хлам тащить? Вот и бросила меня тут, как чемодан без ручки или дырявый чайник.
Глаза Края невольно скользнули по стене с фотографиями в поисках Аньки, но нашли только улыбающуюся круглощекую девушку с кудрями до самой рамки, вряд ли способную претендовать на звание паскуды.
- Но как же вы... – он замялся, не зная, как лучше сформулировать не дававший покоя вопрос, - выжили здесь все эти годы? Один?
- А кто сказал, что я выжил именно здесь? – Старик подмигнул ему, сморщив землистые черепашьи веки, и довольно сложил руки на животе.
Лилит направила на себя фонарь. Яркий луч пронзил ее, словно меч. Черная растрепанная тень перегнулась через перила, скользнула по стене. Девушка подняла руку повыше. Свесилась со ступенек, сложилась пополам и сунулась головой на ту сторону.
- Тень сердца взойдет... Тень сердца взойдет...
Понеслась бесшумно по следам Игната – все выше и выше. Никогда еще она не была так высоко. You are getting higher than Impire State, baby. Вот уже и последний этаж, выход на чердак и - железная дверь. Лилит ударилась о нее, растеклась чернильным пятном. Заперто. Даже тени не могут проходить сквозь запертые двери. Заметалась по площадке, то вытягиваясь длинными руками-ногами, то сжимаясь в безголовую пульсирующую кляксу. Позвала эхом голоса:
- Игнат! Игнат!
Если бы она могла сказать ему, хотя бы один единственный раз...
Где-то в недрах пустого дома пронзительно затрещал телефонный звонок.
Край вздернул голову: послышалось ему или...
- Это не нам, - уверенно бросил его собеседник.
- Откуда вы знаете? – Край двинулся было к двери, да споткнулся о собственную мысль: разве тут не отключены телефоны? Или это аппарат в комнате охраны? А может, заработал мобильник у кого-то из ребят?
- Здесь вам не тут, и тут вам не здесь, - ехидно бросил старик ему в спину.
- Что вы хотите этим сказать? – Край повернулся к креслу-каталке со странным чувством, будто калека роется в его мозгу корявыми когтистыми пальцами.
- Для здесь все равно, есть ли вообще этот дом или вот это дерево, - старик слабо махнул на что-то в ярком пятне окна, - или даже Врата. Я, например, лично уверен, что ничего этого здесь не существует, включая меня самого. Забыт и вычеркнут из времени, я теперь тутошний, точка.
Край потер виски. Телефонная трель вонзалась прямо в кость черепа, заставляя вибрировать что-то внутри.
- Но если мы не здесь, то где же?
- Я-то тут, - старик многозначительно поднял иссушенный временем палец. – В тени шелковицы жду пения трубы. Вопрос в том, где ты, юноша.
Если бы Фактор верил в бога, он мог бы сказать, что Всевышний ответил на его молитвы, - недаром его так активно поминали вопящие из динамиков торчки. Едва Федор перекрыл им кислород, закрутив звук, до ушей донеслась далекая, но такая отрадная телефонная трель. Где-то в этом доме с привидениями была связь с внешним миром, и этой связью он вознамерился воспользоваться.
- Потерпи, парень. Я быстро, - бросив последний взгляд на по-прежнему бесчувственного Края, Фактор выскочил за дверь.
Телефон стоял на столе в центре пустой комнаты, стоял так, будто специально ждал только ее. Судя по его виду, делал он это уже давно – вместо сенсорной панели или даже кнопок его украшал диск с дырочками, в которых прятались когда-то черные, а теперь грязно-бурые цифры. Казалось, округлая желтоватая трубка подрагивала, испуская заливистый зов. Черные пальцы легли на холодный пластик, назойливый звон прекратился.
- Алло?
- Лилит, это я, Игнат.
Фактор остановился, запыхавшись. Он бежал вверх, перепрыгивая через две ступеньки, когда телефон внезапно затих. В ушах пел высоковольтный провод тишины, да молоточками стучала кровь. Что, если ему просто почудилось? Вроде как эта постоянная капель... Нет. Нет! Это должно быть где-то здесь, поблизости, иначе бы он просто не услышал звонка даже сквозь «бумажные» стены хрущевки. Он поднялся на площадку и толкнул дверь квартиры с покосившейся цифрой «восемь».
- Я хотел тебе сказать...
- Я хотела тебе сказать...
Слова столкнулись, запутались буквами. Оба замолчали, давая другому время продолжить, и снова начали одновременно:
- Давай ты первый...
- Ты первая...
Снова молчание, только слабый шорох в трубке, будто прилив, навечно заключенный в раковине. Наконец волна вынесла на берег слуха жемчужины.
- Смерть – это больно, - низкий глуховатый голос Игната. – Я не хотел умирать.
- Прости, прости меня! – Заторопилась Лилит. – Я думала, у меня будет много времени, чтобы тебе это сказать, но я ошибалась. Это самая страшная моя ошибка. Время – оно осталось, а тебя больше нет. Я должна была сказать тебе тогда... – она замялась, сознавая, как плоско и банально прозвучат ее слова. Почему, когда люди говорят о самом важном на свете, они делают это одинаково? Тысячелетиями повторяют одну и ту же короткую фразу, затертую языками, как серебряная монета, давно потерявшая свой первоначальный вес.
- Ты сказала мне это. Один раз, - голос Игната звучал так, будто он улыбался. – Помнишь, когда?
Лилит мучительно напрягла память. Нет, это невозможно, она никогда бы такое не забыла. Слишком серьезно относилась она к большим словам, а «люблю» было из их числа. Тяжелое и гладкое, как синий кит, оно не могло выскользнуть из ее рта незамеченным.
- Не помнишь, - он не злился, скорее поддразнивал ее, как это частенько случалось раньше. – Вот что бывает, когда упьешься в муку.
В обществе Игната «упилась» Лилит только однажды, причем в муку - это еще мягко сказано. Она уже не помнила, какой был повод, да и вообще мало что помнила из событий той ночи, кроме безумного секса в ванне с продолжением на кухне, где она и вырубилась – прямо на узком топчанчике у загруженного грязной посудой стола. Значит, тогда.
- И ты поверил мне, пьяной-то? – Спросила, сама еще не веря поднимающемуся из живота облегчению.
- In vina veritas, - усмехнулся Игнат, - что в переводе с латыни значит «лучше пьяное признание, чем никакого».
- Это была правда, - выдохнула Лилит все накопившееся в ней тепло. – Блу, демоны – это просто работа, которую требовалось сделать. Я думала, что, когда все закончу, смогу вернуться к тебе, но...
- Я тоже был для тебя работой?
Она боялась этого вопроса, но лгать теперь было немыслимо.
- Только в начале. Пока не узнала тебя по-настоящему.
Вот так. История повторяется. На экраны выходит римейк. Телохранитель влюбляется в Уитни, снайпер – в свою мишень. Как ее с Игнатом угораздило затесаться в мелодраму?
- А своих товарищей ты успела узнать по-настоящему?
Лилит нахмурилась, прижала трубку плотнее к уху:
- Каких товарищей?
- Тех, с которыми сюда пришла.
Лилит невольно оглянулась через плечо, будто там, на пороге могла стоять вся компания сталкеров с Шивой во главе:
- Откуда ты... Почему ты спрашиваешь?
- Да так, - Игнат хмыкнул, или это в трубке зашуршало. – Просто интересно, помешает ли это тебе их предать.
- Не знаю, где я, но зато точно знаю, где хочу быть – как можно дальше отсюда, - Край отвернулся от старика, казавшегося черным провалом на светлом фоне окна, и шагнул к выходу из комнаты. Поздно. Облупленная дверь стремительно скрывалась под сиреневыми обоями в ржавых потеках: вспучившееся бумажное полотно лезло со всех четырех сторон, будто кожа, в темпе ускоренной съемки затягивающая рану. Край бросился к дверному проходу, ставшему стеной, зацарапал гнойно пузырящуюся преграду, подцепил ногтями, рванул... Клок обоев остался у него в руках. С окаменевших от старого клейстера газет посыпалась под ноги штукатурка вперемежку с дохлыми мухами. Нет... Нет, это не газеты. Слишком неровные строчки в колонках. Да и не колонки это вовсе – строфы, а в строфах такие знакомые слова.
ты не туда попал:
в колодце ушла вода
в колодце железный пол
колодец стоит столбом
- Как можно дальше тут не пройдет, - захихикал сзади калека. Пружины кресла издевательски поскрипывали в унисон.
Край заметался по периметру комнаты, простукивая стены, обдирая полосы ржавой бумаги, усеянные паучьими яйцами и словами, - всюду была сплошная стена слов. Он даже в окно выглянул, единственное свободное место, отпихнул каталку с ее вонючим обитателем – высоко, не выпрыгнуть. Обессилев, сполз спиной по строчкам, обхватил исцарапанными руками колени:
- Что же, выхода нет?
- Все зависит о того, куда тебе надо, - старик с трудом подкатил кресло на старое место, толкая колеса высохшими, похожими на тараканьи лапки ладонями. – И надо ли вообще.
- Надо, - твердо произнес Край. – Мне надо во Врата.
- Зачем? – Уродливая голова качнулась. – Подохнуть ты можешь и здесь. Тихо, никого не беспокоя. А я подожду тебя под шелковицей.
- Я не собираюсь подыхать, - огрызнулся Край.
- Да ну? – Бельмастые глаза прищурились, ловя его на прицел.
По спине сороконожкой побежал холодок: неужели этот полутруп догадался?
- Не сейчас, - нехотя пояснил Край. – Меня ждут товарищи. Да! Наверняка, меня уже ищут.
- На твоем месте я не стал бы слишком на это рассчитывать, - бурые пятна на морщинистой коже съехались к вискам, рот запал беззубой ухмылкой. – Твои приятели сейчас слишком заняты.
- Ты что-то знаешь? – Стряхнув сороконожку страха, Край поднялся с пола. – Где они?
- Ну... Я бы сформулировал вопрос иначе: когда они?
- Издеваешься?! – Край схватил спинку кресла и дернул изо всех сил, грозя перевернуть. – Где они? Говори!
Тараканьи лапки вцепились в подлокотники, бугристый череп замотался на синей цыплячьей шее:
- Хватит! Хватит... Они еще здесь!
- Где? – Край еще раз тряхнул старика для острастки. – Говори, или я... такого пенделя тебе отвешу, что окажешься там, - он крутанул каталку, чуть не вывалив содержимое на подоконник, - скоростной бандеролью.
- Река, - простонал калека, хватаясь за грудь: в ней снова клокотало, будто там закипала картошка, и его узловатая рука все пыталась приподнять крышку, чтобы выпустить пар. – Рыжая девушка и ее преступление плывут по великой реке. А в ванной не завернут кран... Нет, не завернут, и вода вот-вот перельет через край.
- Да хоть тут все затопит, и тебя заодно! – Край потянул шпингалет окна, но тот и не думал поддаваться, намертво впаянный в раму старой краской и временем. – Где Фактор? Где Лилит?
Старик хрипел что-то нечленораздельно, на серых губах пузырилась вонючая слюна. Осмотревшись, Край сорвал со стены фотографию в большой металлической раме и с размаху засветил ею в стекло. Осколки разлетелись беззвучно, серебристым сверкающим дождем посыпались вниз, кометным хвостом за лицом кудрявой улыбающейся девушки. Свет, ворвавшийся внутрь, обжег роговицу, горячей кистью мазнул по открытой коже.
- Бесконечность, - голос старика шипел, испаряясь. – Под ее знаком.
Похолодало. Край открыл глаза. В тишине мигали зеленым экраны, как фасеточные глаза никогда не спящего чудовища. Где-то далеко, метры бетонных перекрытий спустя, хлопнула, закрываясь, как крышка колодца, дверь.
Парашютная система
Мониторинг социальных и интернет сетей
Управление по борьбе с экстремистскими группами
Умрет (сленг врачей)
Шмели. Тень сердца.
Ты становишься выше Эмпайр Стейт Билдинг, беби. В английском сленге фраза имеет еще одно значение: как тебя прет, беби. Фраза из песни Janelle Monáe "We Are Young".
{~