Chapter 7.
На руках у тебя кровь такая непривычно горячая, густая, каплями-струйками срывается с пальцев. Тебе подсознательно животно страшно, но внешне - бесстрастная маска, из-под которой на лацкан падают капли слёз, оставляя темнеющие полосы на пыльной одежде. Ты, закрывая судорожно трясущимися руками голову, падаешь на грязную землю, когда над головой эхом разносится взрыв. В ушах пронзительно, оглушающе пищит, этот звук надолго поселяется в голове, а на зубах что-то хрустит. Не то песок, не то само зубное крошево.
Голову вправо - там лежит, задыхаясь в предсмертной агонии неизвестный солдат с кишками наружу, развороченным нутром. Кислотой подкатывает утренний завтрак, оказываясь рядом на жухлой траве. Не заботясь о чистоте одежды, ты утираешь свисающую с губ ниточку слюны, на щеке остаётся рдяный след крови того, чьего имени ты не знала.
Дрожащей рукой загружаешь патроны в автомат.
Бах! - и человек в нескольких метрах впереди падает безвольным мешком. Больно, должно быть.
Бах! - и еще один на землю оседает, только кричит еще и так удивленно, словно не думал, что так случится, озирается по сторонам.
Бах! - и в тебе умирает еще частичка человека.
Ты уже не можешь есть - мгновенно перед глазами кишки, кровавое бурое месиво, мгновенно рвёт. Только нечем уже. Кто-то великодушно подносит к самым губам флягу. "Выпей", говорит, и ты жадно делаешь несколько глотков, тут же закашливаясь. В глотку словно залили раскалённое масло, но в голове прояснилось, исчезла обволакивающая мысли дымка.
Ты воровато, рассеянно заглядываешь в мутное сколотое по краям зеркало, прислонённое к стене барака, видя в отражении не себя - Юнги. Его впалые от недоедания и стресса щёки, светлые вихры волос, торчащих птичьими перьями из-под фуражки, его чёрные пустые глаза. Теперь ты знаешь, почему они стали такими неживыми.
Ты, закашливаясь, просыпаешься и ещё долгое время лежишь на постели, отупело глядя в светлый потолок, в себя приходя.
Сны с каждым днём становятся всё реалистичней, затягивают внутрь себя, высасывают жизненные силы, и видеть эти ужасы жизни, на которые ты не подписывалась, с каждым днём всё сложнее. В Юнги умер весь человек, а теперь он постепенно умирает в тебе.
А на первом этаже снова играет пианино, резко затихая, когда ты ступаешь на лестницу.
- Зря перестал, - сонно произносишь ты едва слышно, больше сама себе, чем кому-либо ещё. - Красиво.
И музыка снова возобновляется. Ты ёжишься - неужели услышал?
На кухне уже хозяйничает Шуга, и ты заботливо насыпаешь ему корма, а уже потом себе разбиваешь яйца на омлет. Пока кот ест, ты наблюдаешь за ним и, не зная, с кем ещё поделиться, говоришь всё ему.
- Он был убийцей, Шуга. В людей стрелял, я знаю, чуть с ума не сошёл. Это тяжело, но. . .
- Осуждаешь меня? - с забавой раздаётся из-за дверей. В проёме, прислонившись к косяку, стоит Юнги, наблюдая за тобой с ленцой. Как ты могла забыть про то, что ничего в этом доме не укроется от призрака?
- Нет, не могу, хотя хотела бы. У тебя не было выбора.
- Только не надо, - ядовито шипит он, приближаясь, и это до того выглядит опасно, что ты забываешь, что он вообще-то не может тебя коснуться. - Меня жалеть.
- Сдалась тебе моя жалость, - фыркаешь ты. - Я и не собиралась, умерь пыл. Можно вопрос?
Дух вскидывает подбородок.
- Удиви.
- Почему ты именно здесь? Ты же умер на корабле.
Ему неприятно это вспоминать - это видно. По дрогнувшему уголку губ, по потемневшим глазам. Но тебе, справедливости ради, плевать.
- В саду развеян мой прах. Призраки остаются рядом с телом.
- Буду обходить стороной кладбища, - поводишь плечами ты. Голос твой становится мягче. - Юнги. . . Спасибо за ответ.
- Иди к чёрту, - легко отвечает он, уходя.