В плену Желаний

Дом гудел, словно встревоженный улей. Родители Изы, энергичные и суетливые, собирали чемоданы, обсуждая в полголоса списки необходимых вещей. Завтра они уезжали на долгожданный отдых. Далеко от шумного города, в тишину и уединение живописных домиков посреди густого леса. И что самое ужасное, вместе с ними ехала семья Алекса.

Семья Алекса и семья Изабеллы были давними друзьями, их связывали годы совместных ужинов, праздников и путешествий. Иза знала Алекса с детства, он всегда был рядом, добрый, внимательный и заботливый. Но после той страшной ночи она не могла видеть его, не могла слышать его голос. Он напоминал ей о ее слабости, о ее беспомощности, о том, что она оказалась втянута в эту грязную игру.

После той ночи Иза перестала ходить в школу. Она не могла смотреть в глаза одноклассникам, не могла отвечать на их вопросы. Она заперлась в своей комнате, погрузившись в молчание и отчаяние. Она не встречалась ни с Алексом, ни с Алексеем, стараясь вычеркнуть их из своей жизни.

Сегодня, вопреки своему желанию, она была вынуждена покинуть свою комнату и принять участие в этой фарсовой подготовке к отдыху. Она надела старый спортивный костюм, стараясь скрыть свою фигуру под бесформенной одеждой. Она не хотела привлекать к себе внимания, не хотела, чтобы ее рассматривали, оценивали.

Собрав необходимые вещи, она вышла во двор и принялась помогать родителям загружать чемоданы в багажник машины. Она делала все механически, не думая, не чувствуя. Она словно превратилась в робота, выполняющего чужую волю.

Родители, казалось, не замечали ее состояния. Они были слишком заняты своими делами, своими планами. Они улыбались, смеялись, предвкушали отдых. Они были счастливы.

Иза чувствовала себя чужой в этом мире счастья и беззаботности. Она понимала, что они не знают о ее страданиях, что они не понимают, как ей тяжело. Но она не могла им рассказать. Она боялась их реакции, боялась их осуждения.

Она смотрела на свои руки, которые послушно складывали вещи в багажник. Эти руки больше не были ее. Они были чужими, грязными, испачканными болью и унижением.

Ей хотелось закричать, заплакать, убежать. Но она не могла. Она должна была держать себя в руках. Она должна была дождаться подходящего момента.

Она знала, что этот отдых станет для нее настоящим испытанием. Она знала, что Алексей не оставит ее в покое. И она должна была быть готова к новой встрече.

Тени деревьев за окном машины сплетались в мрачный гобелен, расплываясь в одно сплошное пятно, пока Иза смотрела сквозь стекло, словно пытаясь увидеть будущее, в котором не было места для ее страха. Но в отполированной поверхности она находила лишь собственное отражение: бледное лицо, искаженное тревогой, темные круги под глазами, словно отметины бессонных ночей, и губы, сжатые в тонкую, решительную линию. Она казалась призраком, блуждающим по границе между реальностью и кошмаром.

— Иза, ты вообще меня слушаешь? — голос матери, пропитанный легким раздражением, вырвал ее из оцепенения.

— Конечно, — автоматически ответила Иза, ее разум был слишком далек от беседы, чтобы уловить хоть слово.

— Я говорю, что завтра вечером будет ужин с семьей Алекса. Ты хотя бы возьмешь с собой приличное платье?

Платье. Приличное. Для Алекса.

Воспоминания, словно осколки стекла, вонзились в сознание. Ее пальцы непроизвольно сжались в кулаки, ногти болезненно впились в нежную кожу ладоней.

— Возьму, — прошептала она, словно выдыхая последний вздох надежды.

Мать удовлетворенно кивнула, снова погружаясь в обсуждение маршрута с отцом. Иза закрыла глаза, пытаясь заглушить нарастающую панику.

Они не знают. Они не понимают, насколько все серьезно.

Но хуже всего было то, что Алекс знал. Он знал, чего она боится, знал, от кого она бежит. И все равно ехал с ними, участвуя в этой жестокой игре, в которой она была пешкой.

Место было очаровательным — слишком очаровательным, чтобы быть правдой. Деревянные коттеджи, словно сошедшие со страниц сказки, с огромными панорамными окнами, террасы, утопающие в каскадах зелени, и вдалеке, за изумрудными кронами деревьев, озеро, сверкающее под косыми лучами заката. Идиллия, призванная усыпить бдительность.

Иза стояла на пороге своего временного жилища, кутаясь в тонкую толстовку, словно та могла защитить ее от невидимой опасности. Холодный ветер, проникая сквозь ткань, царапал кожу, напоминая о ее уязвимости.

— Ну как тебе? — отец, с теплой улыбкой, обнял ее за плечи, излучая уверенность, которую она так отчаянно хотела разделить.

— Красиво, — прозвучало в ответ, безжизненно и безэмоционально.

— Отдохнешь, наконец. А то в последнее время ты какая-то… — он запнулся, подбирая слово, стараясь не задеть ее.

— Уставшая, — закончила за него Иза, пряча за этим словом целую бездну страха.

Он кивнул, но в его глазах промелькнула тень тревоги. Он видел, что с ней что-то не так, но не знал, как помочь.

Ночь опустилась на городок как тяжелый занавес.

Она не могла спать.

Комната была слишком тихой, слишком просторной, слишком чужой. За окном шелестели листья, рассказывая свои вечные, безразличные истории. Ветер, озорной и настойчивый, стучал тонкой веткой в стекло, словно кто-то отчаянно пытался войти. Или, быть может, выбраться.

Иза ворочалась в постели, измученная бессонницей, потом резко села, обхватив колени руками. Ее мысли, словно стая взбесившихся птиц, метались в голове.

Он знает, что ты здесь. Он всегда знает.

Мысль пронзила ее, как лезвие кинжала, высекая боль и страх на ее сознании.

Алексей.

Он должен был знать. Он всегда был на шаг впереди, словно читал ее мысли, предугадывал каждое ее движение.

Она потянулась за телефоном, как утопающий за соломинкой, но тут же одернула себя. Нет. Никаких сообщений. Никаких контактов. Полное молчание. Это был единственный способ оставаться в тени.

Но телефон вибрировал, нарушая тишину.

Один раз. Два. Пульсирующая дрожь, как зловещее предзнаменование.

Она замерла, словно парализованная, боясь даже дышать.

На экране всплыло уведомление, холодное и безжалостное:

«Ты думала, что убежишь?»

Сообщение пришло с незнакомого номера. Цифры, не имеющие значения, кроме одного: они подтверждали ее худшие опасения.

Но она знала, кто его отправил. Она чувствовала его присутствие, словно ледяной ветер, проникающий в самую душу.

Иза спустилась вниз, натянув на себя маску спокойствия, выученную до автоматизма. Ее лицо стало непроницаемым, как мрамор.

— Доброе утро! — мать, с непринужденной улыбкой, поставила перед ней тарелку с яркими фруктами. Изобилие, призванное скрыть истинное положение вещей.

— Спасибо, — ответила Иза, взяв яблоко, но не притронулась к нему. Еда казалась безвкусной, как пепел.

— Сегодня приезжает семья Алекса. Ты… будешь вести себя нормально?

Иза подняла глаза, в которых плескалось скрытое раздражение.

— А как я обычно себя веду? — в ее голосе звучала ирония, которую мать предпочла не заметить.

Мать вздохнула, понимая, что любое слово может обернуться взрывом.

— Просто… будь добрее. Алекс переживает из-за тебя.

Алекс переживает.

Она едва удержалась от горького смеха. Его переживания — это последнее, что ее волновало.

Они приехали.

Иза стояла у окна, словно пленница в башне, наблюдая, как из элегантной машины выходит Алекс. Он выглядел так же, как всегда: высокий, уверенный в себе, ослепительно улыбчивый, идеальный до тошноты. Играющий роль, в которой не было места искренности.

Он поднял голову и увидел ее. Его взгляд задержался на ней, словно он оценивал ее, взвешивал.

Иза не отвела взгляда. В ее глазах застыла ледяная ненависть.

Ты не войдешь в мой мир снова. Я не позволю тебе.

Но он улыбнулся — так, будто между ними не было ничего, кроме приятных воспоминаний, так, будто он искренне рад ее видеть.

Вечер превратился в мучительное представление.

Ужин.

Смех, фальшивый и натянутый. Бессмысленные разговоры.

Иза сидела, как статуя, втиснутая в рамки приличия, изредка отвечая на вопросы, которые казались ей насмешкой.

— Изабелла, — отец Алекса, добродушный и снисходительный, налил ей вина. — Ты стала такой… взрослой.

Она почувствовала, как Алекс пристально смотрит на нее, изучает, словно хищник, выбирающий жертву.

— Спасибо, — сказала она без эмоций, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Алекс рассказывал, что ты хочешь поступать в университет за границей? — продолжал он, явно пытаясь завести разговор.

Иза медленно подняла глаза.

— Да.

— Но зачем так далеко? — мать, с натянутым смехом, попыталась сгладить неловкость. — У нас тут прекрасные вузы.

— Я хочу уехать, — сказала Иза четко, отчеканивая каждое слово, словно объявляя приговор.

На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим тиканьем часов.

Алекс перестал улыбаться. Маска идеальности треснула, обнажив холод и расчетливость.

— Может, передумаешь? — мягко сказал он, но в его голосе слышалась угроза.

Она посмотрела на него, вкладывая в этот взгляд всю свою ненависть и решимость.

— Нет.

Не в силах больше выносить этот фарс, она вышла на террасу, жадно вдыхая холодный, но освобождающий воздух.

— Ты все еще злишься на меня.

Иза не обернулась. Она знала, что это Алекс. Она чувствовала его присутствие кожей, как предчувствие беды.

— Я не злюсь, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. — Мне просто все равно.

Он шагнул ближе, нарушая ее личное пространство, вторгаясь в ее крепость.

— Ты не можешь просто так стереть все, что было между нами.

— Могу. И я это сделаю.

Он схватил ее за руку, его пальцы сжали ее запястье, словно в тисках.

— Иза…

Она резко вырвалась, словно от прикосновения огня.

— Не трогай меня.

Его глаза потемнели, в них вспыхнул гнев.

— Ты думаешь, он тебя отпустит? Алексей?

Сердце Изы бешено заколотилось, словно в предсмертной агонии.

— Что ты знаешь об Алексее?

Алекс усмехнулся, в его глазах читалось превосходство.

— Больше, чем ты думаешь.

Они не были одни.

Иза почувствовала это на уровне инстинкта. Кто-то наблюдал за ними.

Длинная, искаженная тень скользила по темным стволам деревьев, медленно, неумолимо приближаясь к дому.

Алексей ждал своего часа. Его терпение было безграничным, а планы — зловещими. Иза знала это, и этот знание парализовало ее страхом. Но она также знала, что должна бороться. За себя, за свою жизнь, за свое будущее. Потому что свобода — это единственное, что у нее осталось.