Стеклянная Лира

Всё началось с обычного вечера.

Лира сидела в наушниках, слушала плейлист, который они собирали вместе, и листала ленту, пока не наткнулась на его «онлайн» в мессенджере. Сердце ёкнуло. Ничего необычного. Просто тревожное чутьё.

Через минуту она увидела это:
«Ольга: спасибо, что ответил. Не ожидала.»

Сообщение мелькнуло на экране случайно — но этого хватило.
К горлу подкатил ком. В глазах — обида. Это была одна из его бывших.
Он обещал не отвечать им. Обещал, что прошлое там, где и должно быть — в прошлом.

Она написала:

«Ты сказал, ты её заблокировал. Почему ты ей отвечаешь?»

Ответа не было почти полчаса.

За это время в её голове случился ураган: воспоминания, тревоги, слёзы, тошнота.
Когда он всё-таки ответил, было коротко:

«Просто вежливость. Не начинай, пожалуйста.»

Не начинай.
Эти два слова резанули глубже, чем любое оскорбление.

Ссора разгорелась моментально.
Она писала быстро, со слезами. Он — коротко, сдержанно, будто устал.
Она чувствовала себя преданной, ненужной, маленькой.
Он — загнанным, уставшим, раздражённым.

«Ты не представляешь, как мне больно, когда ты просто говоришь “не начинай”, будто я придумываю! Ты не понимаешь, как я живу от твоего взгляда, как я люблю тебя — всем до последней капли. А ты?..»

Он не отвечал полчаса. Потом сорвался:

«Ты опять истеришь. Я не могу каждый день жить в твоих эмоциях, Лира. Мне тяжело!»

Она ушла в тишину.
А он — пошёл искать плечо Давида.

Давид и Эйрен

«Опять всё через слёзы и крики. Я устал. Я люблю её, но мне кажется, я не могу дышать.»

Давид ответил сразу, хоть и был на работе:
«Брат, такие как она — одна на миллион. Не жди, что она будет стальной. Она Лира. Она живёт чувствами. Или ты держишь её — или потом не жалуйся, что потерял.»

«Но у меня и правда иногда чувства пропадают. То люблю, то не чувствую ничего. Это нормально?..»

«Это жизнь. Но она — не временная. Не путай это. Она держится за тебя, когда ты в нуле. Не разрушай её.»

Лира, Мариэль и Верея

Лира рыдала в ванной, сгорбившись на холодном кафеле.
Телефон не замолкал — Мариэль и Верея были с ней в одном ритме.

— Ты серьёзно? Он ответил бывшей? — Верея кипела. — Дай мне его номер. Я ему разъясню.

— Верей, не нужно... — всхлипывала Лира. — Я просто хочу, чтобы он был рядом. Он — мой человек.

— Тогда скажи ему об этом. Но чётко, — подключилась Мариэль. — Ты не слабая. Ты — просто живая. И это прекрасно. Он должен понять: тебя нельзя любить "в полсилы".

Подруги в какой-то момент даже написали Эйрену сами.
Коротко. По делу. По-сестрински.

Мариэль: «Ты нужен ей. Ты обещал быть рядом. Не отпускай её в одиночество, если сам обещал быть якорем.»
Верея: «Она не истерит. Она любит. А ты себя спроси — ты готов потерять такую любовь?»

Прошло два дня молчания.
Лира не писала. Просто ждала.
Не потому что хотела, а потому что не могла дышать иначе.

И на третий вечер он написал:

«Мне стыдно. За то, что я делал тебе больно. Я не достоин твоей любви, Лира. Но я умоляю, позволь мне снова заслужить её.»

Они созвонились. Она молчала, слушая, как дрожит его голос.
Он говорил о страхах, о чувствах, о том, как в нём всё то затухает, то вспыхивает снова.
А она... она просто сказала:

«Я не требую, чтобы ты был сильным. Я прошу быть рядом. Даже когда не чувствуешь ничего — просто оставайся. Остальное я дотяну за нас двоих.»

И снова всё затихло.
Они остались вместе.
Не потому что не было боли. А потому что была воля остаться рядом несмотря на неё.

Они созвонились ночью.
Эйрен говорил долго. Честно. Медленно.
Словно боялся, что любое неловкое слово снова разрушит хрупкий мост между ними.

Лира слушала — не перебивая, не дыша. Только сердце стучало в унисон с его голосом.

— Я не знаю, почему со мной это происходит. То я чувствую всё так ярко, что не могу заснуть. То — будто выключается свет, и я не знаю, люблю ли я вообще хоть кого-то.
— Ты всё равно выбираешь меня. Даже в темноте. — шептала Лира. — Я это чувствую.

Они говорили о прошлом, о ревности, об их страхах.
Он пообещал — быть внимательнее.
Она — больше не срываться, а говорить.
Они оба поняли: любовь — это не отсутствие проблем, это умение с ними работать.

Когда разговор закончился, на сердце у обоих стало легко.
Впервые за долгое время они чувствовали:
Мы снова вместе. И не просто так. А осознанно.

В другое время и в другом ритме развивалась иная история — история дружбы Мариэль и Илая.

Началось всё с фраз в переписке, с обмена взглядами через экраны.
Илай был холодноват, немногословен.
Но Мариэль умела пробиваться даже сквозь броню военных.

— А ты всегда такой серьёзный? — писала она.
— Я не умею иначе. — отвечал он.

Он нравился ей. Не внешностью, не статусом. В нём была сдержанная сила.
Словно он мог защитить кого угодно — но не себя.

Она шутила. Дразнила. Иногда писала слишком колко. Иногда слишком резко.
И не всегда замечала, как её слова резали по живому.

— Слушай, у тебя там что, снова смена? Или ты просто игнорируешь, потому что я скучная?
— Нет, просто у меня 16-часовой пост, в пустыне, с одной рукой в бронежилете. Прости, что не могу развлекать.

Такие моменты стали частыми.
Он не отвечал долго. Она злилась. Закрывалась.

Он не знал, как ей объяснить, что не может просто быть.
Что его реальность — это не «напиши когда освободишься», а «выживи до утра».
Что он не игнорирует — он защищает, просто не так, как ей нужно.

А она — не понимала.
С её стороны всё выглядело иначе.
Молчание. Холод. Стена.

— Если тебе не интересно — просто скажи. Я не держусь.
— Не всё крутится вокруг тебя, Мариэль.
— Знаешь, ты груб.
— А ты — обижаешься на то, чего не понимаешь.

Слово за слово — и стена между ними росла.

Но они всё равно не прекращали общение.

Слишком уж многое связывало:
общее чувство одиночества,
похожее видение мира,
и то редкое ощущение, что этот человек не такой, как все.

Иногда она писала:

— Скучно.
И он отвечал: — Жив. Уже плюс.

Иногда она молчала — и он чувствовал, что она обижена.
Иногда он молчал — и она злилась, но не могла перестать думать о нём.

Илай не умел объяснять чувства.
Но они были.

Он заботился.
Просто по-своему.

Мариэль чувствовала: где-то внутри у него — буря.
Но он не подпускал её к ней.
Он был слишком занят, слишком вымотан, слишком ранен.

А она — была слишком жива.
Слишком чувствительна.
Слишком нуждающаяся в чьём-то внимании.

Их диалоги становились короче, холоднее.
Но за ними всё равно что-то оставалось.
Что-то не сказанное. Что-то недолюбленное. Что-то настоящее.

Мариэль и Илай общались всё реже.

Нет, они не ссорились так, чтобы разорвать нить — просто тянули её на разные стороны.
Он — в своём суровом, выжженно-сером мире, полном долга и недосказанностей.
Она — в своём, более мягком, чувствительном, наполненном ожиданиями и тоской.

Иногда она писала первой:

— Ну, ты там как?
Ответ приходил через день:
— Нормально. Работа.

Иногда он — писал первым, из ниоткуда:

— Ты в порядке? Видел пост — будто уставшая.
Она:
— Уставшая от молчания.

Диалог угасал.
Но всё равно оставался.

Не было открытой вражды, не было разрыва.
Просто — тишина, в которой всё ещё было место для них.
Как будто никто не решался быть первым, кто признает:

-“Мы больше не те.”

Пока их связь становилась ледяной и осторожной, Лира и Верея — наоборот, расцветали в своей дружбе.

Они катались в трамваях, выходили наугад в центре города, покупали чипсы, смеялись, делали абсурдные фото и обсуждали всё подряд:
любовь, жизнь, родителей, смыслы, стиль, смерть, музыку, парней, боль и свободу.

— Я бы хотела быть как ты, — сказала Лира как-то, сидя на бордюре с пластиковым стаканом сидра.
— Не стоит, — усмехнулась Верея. — Я просто красиво прикрываю свои провалы и делаю вид, что всё под контролем.

— Но ты сильная.
— А ты настоящая. И в этом ты сильнее, чем думаешь.

Когда Лира созванивалась с Эйреном — всё внутри неё замирало.

Он отвечал ей голосом, который она любила: немного уставший, чуть ленивый, но всегда — её.

— Как ты, солнце моё?
— Греюсь тобой, как всегда, — улыбалась она.

Они обсуждали будущее.
Планы.
И даже глупости — что подарить друг другу, если когда-нибудь встретятся.
Он говорил:

— Хочу тебе купить кольцо. Простое. Но чтобы ты знала — ты моя.
А она шептала:
— Я уже.

В те дни, когда Эйрен был занят,
Лира гуляла с Вереей.
Когда Эйрен возвращался — они возвращались друг к другу.
Словно каждая ссора, каждый холод между ними только подтверждал, что они не могут долго быть по разные стороны тишины.

А где-то далеко,
Илай сидел на своей военной базе, курил на крыше казармы, и смотрел на уведомления.
Имя «Мариэль» больше не светилось так часто.
Но когда светилось — сердце билось иначе.

Мариэль же, глядя на телефон, ловила себя на мысли:

-Он так и не стал моим. Но и чужим не стал.

Они все жили в ритме сердца.
Падали.
Поднимались.
И держались за то, что не умирало.

За связь, даже если она стала слабее.
За дружбу, даже если она изменилась.
За любовь, даже если она требует компромиссов.