Там, где должно быть тепло.
Это случилось весной, когда город наконец начал оттаивать после затяжной, серой зимы. Свет становился ярче, воздух мягче, и всё вокруг словно начинало жить заново. На асфальте местами ещё лежала грязная вода, в которой отражались обрывки неба и обугленные ветви деревьев, но студенты уже заполнили улицы - громкие, смеющиеся, уставшие от замкнутых пространств. В общежитии несло порошком, старым пластиком, кипятком и чем-то неуловимо чужим, чем всегда пахнет общее жильё.
Джисона затащили на вечеринку. Ну как затащили, куратор строго велел всем первокурсникам прийти хотя бы на час. Он не стал спорить. Появился, как положено, отметился. Остался.
Комната была душной. Воздух густой, горячий, с привкусом вина, дешёвого дезодоранта, пота, табака. Пахло пиццей и чужими прикосновениями. Музыка, бессмысленно громкая, с тяжёлым басом. Кто-то курил прямо у окна. Кто-то танцевал, прижимаясь грудью к чужим лопаткам. Все говорили слишком громко, как будто боялись тишины.
Джисон стоял у стены, почти не двигаясь. Его стакан с водой оставался полным. Он не собирался пить. Не собирался говорить. Он просто смотрел. За парой у холодильника, где двое парней обнимались, смеясь. За девочкой с розовыми волосами, целующей кого-то в шею. За руками, чужими губами, склеенными телами. Всё казалось далёким, как телевизионный сигнал, идущий без звука. Он воспринимал происходящее без интереса, как что-то, к чему не имеет отношения. Как спектакль, где он не зритель и не актёр. Просто объект, стоящий в углу.
Он почти не удивился, когда рядом появился знакомый силуэт - парень из его подгруппы. Ынхо. Хан знал его по имени.
Тот был симпатичный, с мягкими чертами, с немного вьющимися волосами и лёгкой ямочкой на левой щеке, которая появлялась, когда он улыбался. А улыбался он часто. Лицо у него было открытое, немного наивное.
— Ты совсем как призрак, — сказал Ынхо, криво улыбнувшись. — Призрак на вечеринке.
Джисон посмотрел на него без особой реакции.
— Возможно, — ответил он.
— Тебе не скучно?
Хан не ответил. Не потому что хотел показаться загадочным или холодным. Просто не видел смысла. Вопрос был риторическим. Очевидным. Глупым.
Ынхо постоял рядом ещё секунду, потом медленно подошёл ближе и, чуть пригнувшись, дотронулся до его плеча.
— Тут душно. Хочешь, выйдем? Можем просто посидеть у меня. Я живу на два этажа выше.
Джисон сам не знал, почему пошёл за ним. Не потому что хотел. И не потому что чувствовал влечение. Просто.. впервые за долгое время захотелось проверить:
Может ли быть иначе. Может ли его кожа забыть. Может ли тело научиться чувствовать.
Комната Ынхо была тёплой. Жёлтый свет лампы, книги в углу, неубранная кровать, слегка влажное полотенце на стуле. Здесь пахло чем-то человеческим, домашним. Жизнью. Пространством, в котором кто-то дышит, спит, надеется, живёт.
Ынхо говорил о чём-то, о фильмах, которые недавно смотрел, о музыке, которую включал в маршрутке, о преподавателе, который бесил всех своей дикцией. Джисон слушал вполуха. Он не смеялся, не перебивал. Просто сидел на краю стула, положив руки на колени. Не прикасаясь ни к чему.
Потом наступила тишина.
— Можно?.. — вдруг спросил Ынхо, почти не дыша. Словно боялся разрушить хрупкую грань между возможным и невозможным.
Он подошёл ближе. Его рука аккуратно, почти невесомо, коснулась талии Джисона. Движение было осторожным, как будто он прикасался не к телу, а к льду, боясь оставить трещину. Его глаза задержались на лице Джисона, в них не было настойчивости, только желание понять, позволено ли. Потом Ынхо медленно потянулся к чужим губам.
И в этот момент всё сломалось.
Где-то глубоко внутри, в том месте, где он давно ничего не чувствовал, вдруг сжалось. Как судорога. Как обжигающая вспышка. Его кожа покрылась мурашками, не от возбуждения, а от ужаса. Отвращения. Тело вздрогнуло, вспоминая боль. Вспоминая страх. Вспоминая грязную руку на бедре. Мужской шёпот. Страх вырваться. И невозможность.
— Нет.
Он не сказал этого. Но в следующее мгновение его рука обхватила запястье Ынхо - резко, со всей силой, которую он не контролировал, и оттолкнул. Не со злобой. Не намеренно. Просто инстинкт. Паника, скрытая под лицом без выражения.
Ынхо с удивлённым лицом отлетел на кровать. Он смотрел на Джисона, как на что-то чужое, пугающее, неуловимое. В его глазах мелькнула растерянность, а пальцы дрожали.
— Прости.. — прошептал он. — Я не хотел тебя напугать. Я думал..
— Ты не напугал, — голос Хана прозвучал ровно. Почти глухо. — Просто не трогай меня.
Он развернулся и вышел.
Коридор казался длинным, слишком пустым. Воздух стал вязким, как жидкость. Он добрался до своей комнаты, сел на край кровати, сжал руки. Ладони дрожали. Долго.
Он понял: ничего не изменилось. Он мог говорить, мог ходить, мог отвечать на вопросы. Мог жить.
Но прикасаться к нему нельзя. Никому. Никогда.
Он - не для любви. Не для близости. Он - стеклянный. Прозрачный. Хрупкий. И тот, кто дотронется, разобьётся об него. Или разобьёт его самого.
С тех пор он больше не пробовал.