глава 16
Лобовое стекло постоянно покрывал снег, который видимо не собирался заканчиваться. Обогрев согревал окоченевшие от холода пальцы, заставляя снимать уже мокрый шарф, от растаявшего снега. Рядом сидел Кирилл и его молчание с каждой секундой добивал девушку, иногда казалось, что он на зло задерживает дыхание, чтобы уж точно не издать звук в машине.
— Кирилл, — её взгляд секундо задержался на брате и удостоверившись, что он внимательно её слушает, она продолжила, — Я не хочу выходить на лёд.
И он замешкался чуть ли не проехал на красный и стоило прийти в себя, он резко нажал на тормоз. Его голубые глаза уставились на светловолосую.
— Опять отдашь золото? — ухмыльнулся тот, когда вернул взгляд на дорогу, — Ты меня удивляешь, Зайцева. Так отчаянно бороться за катание, а потом заявить такое.
— Да, Вы ведь были все против! — в порыве отчаяния сказала она, — Завтра.. — замешкалась та, — Завтра будет решающий прокат, от которого будет зависеть моё будущее.
— Ты справишься, — заявил он, — Зайцева всегда справляется.
И она была готова кричать, чтобы они прекратили слепо верить в неё. Ей хотелось спрятаться, спаси Самсонова, спасти себя. Всё что возможно задумала Калудина обязательно произойдёт.
— Ты в порядке? — спросил Егоров, смотря на анфас девушки.
— Мне кажется, что что-то случится.
****
Это был самый знаменательный день. Наблюдая со стороны, как места постепенно заполняются людьми, как на арене поднимается гул от студентов политеха, что пришли поддержать своих любимчиков.
Где-то вдали она заметила Кирилла, что сидел рядом с дядей. Ему даже не пришлось махать рукой, лишь один взгляд дяди говорил о многом. За спиной слышится, как каждый из участников разогревается, оттачивает последние пробелы с тренером перед прокатом.
— Аля, — отозвал её женский голос, — Ты справишься, — Тренер с надёжной смотрела на девушку.
Каждый взгляд, которые стали узнавать Алю, пугал девушку, а шепоты за спиной давили со страшной силой. На секунду ей показалось, что под её ногами тонкий лёд, который пропадает из-за неверного шага.
И когда трибуны были полны, выступление набирали обороты. Только вот для Али время текло медленно, словно каждая секунда давила на её плечи.
Её глаза искали самое сокровенное. Где-то в левом крыле, почти рядом с деканатом сидели родители. Мама явно была напряжена не меньше, чем дочь. Было видно, как ноги находится в постоянном движении от нервов, а руки трепетно сжимает ладонь отца, который безэмоционально сидел рядом. Он с интересом рассматривал каждую участницу, а после их выступления хлопал в ладоши, шепча что-то матери на ухо, которая явно спросила с ним о чём-то.
На студенческих места сидела Алиса, которая не обязана была приходить, но пришла и даже показала Але пальцы вверх в знак поддержки, и стоило ей расплыться в улыбке, как рядом с ней махнула ладонью Дарья. Лицо приняло недовольную гримасу, а напряжение снял Влад, что сидел на специальных местах для хоккеистов. Гордость института, что приносило им отличные победы, а теперь победу стоит принести и Зайцевой.
Судья объявил Алёхину, а это значит, что славу институту принесёт либо она либо Аля. Свет погас. Прожектор был направлен на девушку, на её красивый красный костюм, который подчёркивал только её достоинства. За время отсутствия Зайцевой она подтянулась. Каждое движение было отточено до малейших деталей, только вот какой толк, если она не попадает под музыку, от неё не изходит чувственность. Единственное в чем она превосходило Алю, так это четверной аксель.
И вот она с лёгкостью его прыгает. Люди аплодируют ей сидя на местах, а студенты ликуют. Свисты и череда падающих букетов на лёд заставили пробудить злость внутри Али.
Тьма сгущалась вокруг неё не постепенно, а рывком, словно занавес, внезапно сорвавшийся с петель и обрушившийся всем своим весом. Это была не просто темнота, а тягучая, обволакивающая субстанция, пропитанная едким запахом горечи и предательства. В её груди, там, где ещё недавно теплился огонёк надежды, теперь разгорался пожар ярости.
Злость росла, как злокачественная опухоль, пуская свои метастазы в каждую клетку её тела. Она чувствовала, как отравленная кровь пульсирует в висках, как сводит челюсти, словно она силится разгрызть саму себя изнутри. Дыхание стало прерывистым, хриплым, словно из её лёгких выкачали весь воздух и заменили его пеплом.
Кожа её пылала, словно её окатили кипящим маслом. Глаза, некогда лучистые и полные жизни, теперь горели нездоровым, хищным огнём. В них отражалась бездна, полная обиды и желания возмездия. Улыбка, которую она так часто дарила миру, превратилась в оскал, обнажающий острые клыки.
Тьма окутывала её мысли, заменяя светлые воспоминания и добрые намерения болезненными образами и жаждой мести. Голоса, ещё недавно звучавшие в её голове, призывая к милосердию и прощению, теперь были заглушены диким, первобытным криком ярости. Она переставала слышать разум, её вело лишь одно – желание причинить ту же боль, что испытывала она.
Злость меняла её, деформировала. Она чувствовала, как её плечи сгибаются под непосильным бременем обиды, как руки сжимаются в кулаки, готовые к удару. Она теряла себя, растворяясь в этой поглощающей, всеразрушающей тьме, превращаясь в воплощение мести, лишённое сострадания и жалости. Девушка медленно, но уверенно, становилась пленницей собственной злости, теряя всякую надежду на спасение в её тёмных и липких объятиях. Она падала, и падение это было ужасным, необратимым и совершенно одиноким, пока ладонь незнакомки коснулась её плеча.
Тренер с осторожностью смотрела на неё, аккуратно приводя её в чувства, когда гладила по плечам, когда шептала слова поддержки на ухо, когда в конечном итоге отпустила на лёд.