Глава 9. Разговор по душам
2034 год
Мы вышли на улицу. Солнце показывало своим мягким, теплым, оранжевым светом, что на улице вечерело. Разложившаяся своими бетонными остатками парковка была приютом для брошенных автомашин. Бедные железки остались одни в безумном и пустом мире, им больше некому служить, они уж и сами не могут служить. Обглоданные последствиями ядерной войны, четырехколесные друзья человечества теперь стояли словно жестоко преданные этим же человечеством, которое бросило их умирать в одиночестве, будто бы они — это заяц, попавшийся в капкан, который никогда из него без помощи не выберется.
Посреди парковки стоял островок из земли, заросший травой, на котором, как на пьедестале, красовался большой дуб. Его ветки, разросшиеся в разные стороны, были грузно одеты в зеленые листья.
Вдалеке виднелась Москва, обрубки зданий выглядели неприятно. Такой ласковый солнечный вечер, который чуть ли не пинком отправляет в воспоминания детства, когда точно такая же погода нежно обливает душу и бьется в ноздри прохладно-тепло-пыльный воздух двора. На качелях сидит девочка из садика, с которой вы думали, у вас настоящая любовь, она наблюдает, как я играю в войнушку с ребятами, но недолго, за ней пришла мама, которая была в магазине. А нам с мальчишками, наскучив играть в стрелялку, пришла идея исследовать ближайшие гаражи и деревья, с помощью которых нам удалось забраться на крышу домов автомобилей. Весь этот поток ностальгии оскверняла нынешняя ситуация. Ты испытываешь приятные чувства и при этом наблюдаешь исковерканную действительность.
— Куришь? — вынув меня из размышлений, сказала Алина.
— Думаю, нет, но не откажусь.
Она протянула мне пачку, выдвинув большим пальцем одну сигарету. Я взял, прижал фильтр губами, и Алина тут же поднесла горящую кнопку «старт» для сигареты. Затянувшись поглубже, я с наслаждением выдохнул дым.
— А говоришь, что не куришь.
— Для меня это тоже открытие, — задумчиво сказал я.
В молчании мы стояли, смотрели на горизонт раскуроченной Москвы, нежились на солнце и курили.
— Давно ты здесь? — прервал я молчание.
— Нет, всего несколько дней.
— А мне показалось, что вы с Лешей давно знакомы.
— Тебе показалось, — вместе со словами она выдыхала и дым.
Она выглядела грустной, ее лицо напоминало лицо человека, который помнил и грустил о прошлом, лицо человека, который вынужден жить так, как он не хочет.
— Как ты зде...
— Оказалась? — она обогнала мои слова.
Я повернул голову и посмотрел на нее:
— Да.
— Пару-тройку дней назад я шла по лесу и набрела на раненого Лешу, рана была серьезная из-за большого кровотечения. Я помогла ему добраться и осталась здесь. Нет, не надолго, — она повернулась ко мне, — просто передохнуть.
— И куда же ты направляешься?
Она повернулась ко мне, и мы заглянули друг другу в глаза. Ее карие омуты удивленно не находили ответа на этот вопрос, в них плескалось сожаление и горечь, она вот-вот хотела ответить, издав тональность в глотке, но затихла, переведя глаза в пол, а потом на Москву. Она затянулась, выбросила сигарету щелчком и выдохнула серое облако.
— Знаешь, я начала курить всего неделю назад, — она повернула направо, махнув мне рукой, и мы пошли спокойным шагом вдоль гипермаркета.
— И зачем?
— Потому что я потеряла цель, потеряла огромный пазл своей жизни.
Мы повернули за угол и продолжили идти рядом с длиннющей стеной магазина.
— Я потеряла брата, он умер семь дней назад, — она шмыгнула носом и пальцами подвела глаза.
— Прости, что спросил. Соболезную.
— Нет, все хорошо. Мы с ним остались одни после бомбардировки. Родители были в центре города по делам, а мы с ним — на даче у бабушки. Когда все началось — центра Москвы уже не было, а мы спрятались в погребе. Поселок, конечно, остался цел, но люди свою целостность явно потеряли в те дни. Они будто сошли с ума, начали беспределить, убивать, грабить, насиловать. Если бы не бабушка, я бы давно была мертва, она прикрыла нас, оставшись в доме, а мы убежали.
Алина посмотрела вверх, тяжело выдохнув и прикусив нижнюю губу, кажется, ливень из слез стучался от воспоминаний.
— Можешь не рассказывать, если тяжело.
— Я не знаю, почему именно ты попался под этот разговор. Мне никому не удавалось рассказать об этом.
— Нельзя же такую гроздь тяжести держать в себе.
— Знаю, но я не хотела никому рассказывать, я и тебе не хотела. Все как-то само хлынуло.
— Я буду только рад поддержать тебя. К тому же я тебе должен за твое эффектное появление перед Марком, — с улыбкой сказал я.
Она улыбнулась в ответ:
— Да уж, этому дураку когда-нибудь точно прилетит по заслугам.
— Всегда всем прилетает бумерангом обратно. Как говорится: относись к людям так, как хочешь, чтобы они относились к тебе.
— Верно, — подчеркнула Алина.
— Ты не против, что я буду называть тебя Алиной? Али как-то оскорбительно.
— Конечно не против. Это Марк придумал, и я не в восторге от этого.
Продолжая идти вдоль стены, мы дошли до очередного угла и повернули. Теперь мы оказались с задней стороны гипермаркета, откуда меня заводили внутрь. Задняя территория была обнесена прозрачным серым забором в клеточку. Нас встречала будка КПП со шлагбаумом, а вдоль стены разместились зоны разгрузки, даже осталась пара грузовиков, никому не нужных грузовиков.
— В общем, — продолжила Алина, — мы с братом всегда были вместе и были опорой друг для друга. Он был на четыре года меня старше и всегда пытался меня чему-то научить, он никогда не давал меня в обиду. Классическая история настоящего брата и младшей сестренки, — усмехнулась она. — Все это время после мимолетной войны мы пытались выживать, как и все уцелевшие. Было безумно тяжело, но мы справлялись. У нас не было особо друзей, так как было сложно кому-то доверять, мы, конечно, останавливались в лагерях, что оборудовали выжившие, но надолго никогда не задерживались. Мы пытались вернуться в Москву, и у нас это получилось, но после увиденного нам стало ясно, что ничего хорошего тут мы не встретим. Все надежды пали, и мы не знали, куда податься. Мы приняли решение возвращаться в область, но это тоже был риск, после того, что случилось у бабушки, мы просто не могли вернуться туда же, было страшно. Мы шли по Дмитровскому шоссе на север и решили на указателе повернуть в сторону поселка Николо-Прозорово. За несколько дней ночевки мы никого там не встретили, было тихо и спокойно, там и решили остаться. Сколько же лет уже прошло с этого момента, — она покачала головой. — Все шло размеренно и спокойно. Мы обучились охоте и добывали пропитание в лесу, в воде тоже не нуждались, ее можно было достать из колонки, Усадебного пруда или водохранилища, которое располагалось рядом с поселком.
Мы дошли до двери, через которую меня заводили.
Внезапный шипящий крик раздался откуда-то сверху, и мы с Алиной подпрыгнули. Резким движением Алина вздернула свой калашников и прицелилась вверх на крышу. С крыши выглядывал часовой, который несколько часов назад увидел меня и сообщил остальным. Он смотрел на нас с ухмылкой и держал в руке рупор. Алина опустила автомат.
— А у вас все здесь с придурью? — звонко сказала Алина часовому.
— Вряд ли остались адекватные, — ответил часовой.
— Оно и видно.
— Я бы посоветовал вам повернуть обратно, потому что в той стороне находится Марк. И если вы, дамочка, не хотите быть облизанной его взглядом, и словами, и, вполне возможно, руками, то лучше шагать назад.
Так мы и поступили. Отдаляясь от часового, было слышно, что по рации у него спрашивали, что это был за шум, и кажется, начали негодовать от таких звуков, узнав их цель.
— Короче, семь дней назад в поселок приехали самые настоящие моральные уроды, и как в самом страшном сне, история с бабушкой, только теперь с братом, повторилась. Он остался в доме, отвлекая мародеров, чтобы я могла убежать. Уже находясь в лесу, я услышала выстрелы, а потом звонкую тишину. Я выждала, когда они уедут, и вернулась обратно в дом. Мой брат лежал на полу с простреленной грудью. Черт! — крикнула Алина. — Ну почему все так?
Я попытался успокоить девушку объятием, но она дала понять, что не нуждается в утешении.
— Несколько дней я плакала над телом брата и кляла себя в том, что не осталась с ним. Я уверена, что вместе мы бы справились и смогли бы дать отпор. Но брат был настойчив, можно сказать, он вышвырнул меня из дома. Бедный-бедный Ваня, безымянный герой, глупец в глазах убийц, супермен для меня.
— Мне очень жаль, — промолвил я. — Знаю, это тяжело, но не стоит винить себя, никто не знает, как могло бы все произойти, если бы осталась ты там. Возможно, и ты бы была мертва.
— А я и не против. Мне теперь незачем жить. Ради кого? Для кого? Мне нечем и некем дорожить, некого защищать.
— Защищай меня.
Она подняла свой взгляд на меня и несколько секунд смотрела не отрываясь. Как будто в этих словах она искала подвох или сарказм. Я же понимал, что это звучит как из дешевой мелодрамы, но все же выпалил.
Алина промолчала и продолжила монолог:
— В общем, сидя над братом, я взяла его сигареты и закурила. Я никогда не понимала, зачем он курит. Он в этом что-то находил, что-то необъяснимое для некурящих. Что-то душевное, какую-то атмосферу, какой-то смысл. На мои вопросы он всегда отвечал: «Даже не думай начинать курить». А я всегда думала, зачем же он это делает. И кажется, теперь я начала его понимать. Теперь мой брат живет в сигаретах, теперь никотин для меня — это напоминание о моем великом защитнике. Защитнике, ни разу не давшем слабину.
— Ты молодец, — кратко ответил я, понимая, что никакие мои слова воодушевления не сделают ее тяжесть потери легче.
— Я так не считаю. Я похоронила брата рядом с домом и просто пошла бродить, я пошла бродить без видимой цели и мечты. Я шла-шла, охотилась, ела, спала в спальнике, а потом снова шла. Жила, чтобы жить, и все. А потом наткнулась на Лешу, и вот теперь я тут. И каждый может меня обидеть. Но хрена с два, уроки рукопашного боя от брата я не забуду. И этот Марк будет получать с каждым разом больше, пока не отстанет или вовсе не потеряет свою способность быть последним ублюдком! — она повысила тон.
Она замолчала, поняв, что дала волю эмоциям, и снова превратилась в стальную девочку.
— И все же ты большая молодец. Легче стало?
— Да, немного. Спасибо, что выслушал.
— Не за что, — улыбчиво ответил я.
Мы шли в обратном направлении, к входу в магазин, огибая все те же углы здания. Алина закурила и снова предложила мне, я не отказался.
— А с тобой что приключилось?
— Хороший вопрос.
Удивленный взгляд Алины, окутанный дымом из ее легких, снова бросился на мое лицо. Заметив это, я улыбнулся.
— То есть ты не знаешь?
— Не знаю. Я проснулся в колодце без памяти и чудом смог из него выбраться.
— У-а-у, — она затяжно протянула.
— Да. Самое интересное, что этот колодец вроде как является моим убежищем, потому что в нем лежали мои вещи.
— Интересно. И что ты будешь делать?
— Буду искать дочь, — ответил я и выкинул сигарету, поняв, что мне уже неприятно курить.
— Дочь? — в очередной раз с удивлением произнесла Алина.
— Да, я нашел ее фотографию в колодце, и Леша рассказал мне, что она моя дочь. Вообще, если честно, грешным делом я подумал, что это моя невеста.
Алина усмехнулась и неожиданно для меня сделала мне неброский комплимент:
— А что, ты еще выглядишь очень привлекательно.
«Комплимент так себе, но спасибо», — подумал я про себя. В любом случае мне было приятно.
— А почему Леша знает, что это твоя дочь?
— Мы работали вместе до войны.
— Это ты помнишь?
Я задумался, но ответил:
— Нет, Алексей рассказал.
— И ты так просто поверил?
— Он описал, кто находится на снимке, до того, как я показал ему фотографию. Я думаю, это достойный аргумент, чтобы верить ему.
— Ну, тоже верно.
Мы миновали последний угол и увидели, как на парковке команда, состоящая из Марка и его товарищей, грузит какой-то громоздкий мешок в автомобиль. Около входа в гипермаркет стоял Леша и наблюдал за этим.
— Часовой-то, видно, ошибся, — сказал я.
— Видимо. Или Марк поспешил сюда.
Спокойным шагом мы подошли к нему. На улице стало заметно тусклее. Солнце зашло за горизонт.
— А куда ребята собрались? — спросил я.
— Мясо пропало, какой-то одаренный положил и забыл про него. Но зато вспомнил, когда вонь началась. Вот теперь вывозят.
— Там целый кабан, что ли?
— Да! Сука, целый кабан. Надо же было про мясо забыть, — Леша зашел в гипермаркет, продолжая бурчать себе под нос.
Мы наблюдали, как машина сдала назад, выехала, повернула и уехала. Алина докурила сигарету и точно таким же щелчком выбросила ее в сторону парковки.
Так же как и Леша, мы зашли вовнутрь, идя прогулочным шагом, я пересказал уже во второй раз свое приключение Алине. Мы разожгли костер, мило беседуя, и подогрели тушенку из моего рюкзака, который я оставил в комнате Леши. На улице стемнело, мы поужинали, и нас поклонило в сон.
— Ладно, — зевнув, сказала Алина, — я спать пошла.
Тут же я понял, что не позаботился об этом вопросе днем и спать мне было негде.
— Слушай, а ты не знаешь, где я могу прилечь?
— Спальник есть?
— Нету.
— Даже его нет, — она задумалась. — Пойдем за мной.
Я встал и пошел за девушкой, уже думая, что она мой закадычный друг. Мы шли вдоль касс до стены, она зашла в бывший магазинчик сотовой связи. С полки взяла фонарь и осветила помещение. Комнатка была неуютная, весь хлам, который в ней был, Алина, видимо, просто сгребла в одну кучу, но даже при этом места здесь немного. На полу у стены стояла раскладушка, скорее всего, не ее, а подаренная Алексеем, потому что из своего рюкзака Алина дала мне свой спальник.
— Держи.
— Спасибо большое.
— Я так понимаю, никакое место ты себе не подготовил для сна, так?
— Да.
— О чем же ты думал?
— О тебе, — хотел сказать я, но сказал это про себя и тут же начал себя ругать. Мне нужно найти дочь, а я думаю про Алину.
— Не знаю, — наконец вслух ответил я. — В голове каша от всего происходящего. Я только сегодня узнал, что мира-то не существует больше, что, оказывается, у меня есть дочь. А я даже не знаю, жива ли она, я даже не знаю, где она, в какой-то деревне под названием Семивраги.
— В Семиврагах хорошо.
— Ты бывала там?
— Да. В детстве мы ездили туда с родителями к их друзьям. У них тоже были дети, так что мы вместе играли, было весело.
Из коридора донесся звук хлопнувшей двери и мужские голоса. Алина быстро подлетела к входу магазинчика и закрыла вертикально выдвигающуюся дверь.
— Марк?
— Хрен его знает, но проверять в любом случае не хочется.
— Как же мне выйти теперь?
— А где ты собрался спать, если ты место себе не подготовил? Сегодня в одной комнате переночуем.
Я удивился, но был рад такому стечению обстоятельств.
— Спасибо.
Она стояла возле двери и в щель пыталась увидеть, кто пришел, опосля обернулась на меня, посветив фонарем, и произнесла:
— Раздевайся.
Очутившись в другом измерении от этого слова, мой мозг выплеснул чувство восторга и страха одновременно. Я стоял с выпученными глазами и гадал в голове, почему она так сказала.
— Ты чего замер?
Я спустился на землю.
— Прости, задумался, что ты сказала?
— Говорю, не раздевайся, тут холодно ночью, замерзнешь.
— А, понял.
Алина поставила фонарь на полку так, чтобы могли ориентироваться. Мы стали готовиться ко сну. Я расправил спальник, а девушка раскрыла плед, после взяла с полки фонарь, и мы нырнули в свои спальные места. Послышался звук выключателя на фонаре, и мы очутились в темноте. Я лежал и признавал себя дураком за то, что я подумал, за то, что мне послышалось, за то, что эта девушка завладела моими мыслями.
— Когда ты планируешь выдвигаться за дочкой? — спросила Алина.
— Как можно скорее.
— Тогда завтра. Я пойду с тобой, — уверенным голосом сказал она.
— Хорошо, но зачем тебе это?
— Я знаю, каково это — потерять всех. Хочу помочь.
— Алин, — произнес я во мрак комнаты.
— Да?
— Ты... ты хороший человек, — пропыхтел я, тут же не поняв, зачем я это сказал.
— Далеко мне до хорошей, да к тому же и трусиха, — скорбя по брату, ответила она.
— Если ты трусиха, то у меня самая лучшая память на свете. — Мы тихо засмеялись в темноте.
— Спокойной ночи, — ее нежный голос донесся трепетом до моих ушей, по нутру разлилась теплота с необычным дрожанием.
— Спокойной ночи. — Мы уснули.