глава 5
Я проснулся один в просторном номере, с головной болью, будто в висках застрял неудачный роман — страстный, но безнадёжно плохо написанный. Каждый удар пульса отзывался глухим стуком, словно кто-то методично долбил по черепу обухом топора.
Было ли это утро? Или уже вечер? Определить невозможно. Окон в комнате не было, а утро тогда, когда проснулся. Такой вот философский подход к расписанию.
Часы? Бесполезно.
Стрелки любых часов показывали то что хотели, самолично выбирая положение на циферблате. Они замирали, отставали, убегали вперёд или вдруг начинали вращаться против привычного хода издеваясь над самой идеей времени. Мои карманные показывали «без четверти вечность», настенные и вовсе предпочли остановиться в элегантной позе «хоть куда». Время, похоже, решило, что сегодня оно не работает.
Я приподнялся на локте, и комната медленно поплыла вокруг, как палуба корабля в шторм. На прикроватной тумбе стоял стакан с водой и серебряный колокольчик для вызова слуг. Что ж. Я перевернулся на живот, рухнул на подушку, пахнущую парфюмом и закрыл глаза. Может, в следующий раз, когда я проснусь, стрелки всё-таки решат вести себя прилично. Но тут желудок напомнил о себе урчанием, достойным спящего вулкана.
— Черт.
Пришлось встать. Ноги повиновались с явной неохотой. Первые шаги по комнате напоминали попытку новорожденного жирафа встать, все было слишком длинным, шатким и неудобным.
Умывальник в ванной комнате прекрасен, но не настолько как мое отражение. Зеркало над ним показывало мое отражение. Волосы как гнездо для птиц, а на щеке красовался загадочный отпечаток, похожий то ли на герб какого-то забытого королевства, то ли на след от пуговицы дивана.
— О, великолепно, — прохрипел я своему двойнику. Тот молча согласился.
Графин с водой стал спасением. Осушил его залпом, затем с тоской осмотрел одежду, брошенную на пол. Видимо, слуги получили чёткие указания: раздеть и только, возможно и кинуть одежду тоже. Фрак выглядел так, будто в нём не только танцевали до упаду, но и успешно отразили кавалерийскую атаку.
В этот момент за дверью комнаты раздались шаги. Быстрые. Четкие. Знакомые.
— Спишь? А ты жив. — голос матери резанул по нервам, как нож по стеклу. — Вставай. Через час мы на выходе. И тогда я понял — их стрелки моих часов наконец-то выбрали положение. «Без пяти минут ад».
— Почти готов! — бодро как мог ответил я. С трудом поднимаясь с колен. Сама проснулась, когда захотела, только раньше и зашла только чтобы надеть украшения с камнями.
— Ты что, молишься теперь своему гардеробу? — мать стояла на пороге, веер в руке постукивал по ладони в такт тиканью карманных часов.
— Размышляю о бренности бытия, — выдохнул я, хватаясь за спинку кресла и подпрыгивая, чтобы натянуть скомканную штанину.
- Размышляй быстрее. Хочу отобедать в ресторане. - она щёлкнула пальцами и из коридора, как джинн из кувшина, материализовался слуга с моим новым костюмом. Чёрный, свежевыглаженный, с едва заметным узором из серебряных нитей будто паутина, поймавшая лунный свет.
— Прекрасно, — пробормотал я, сдавливая виски ладонями в тщетной попытке остановить пульсацию. — Обед. Именно то, чего мне сейчас не хватало.
Мать проигнорировала мои стоны, развернулась и вышла, нарочно оставив дверь открытой. Слуга молча и бесстрастно протянул одежду. Я сунул руку в карман, кошелек подложили, часы тоже. Оставалось только не упасть лицом в суп.
Ресторан располагался на нижнем уровне казино, утопленный в полумрак, словно затянутый бархатной пеленой и сигарным дымом. Пространство было выстроено ярусами. Столы спускались каскадом, а в центре зала сестра золота. Статуя была с более скромным и чувственным лицом, но на этот раз не вода, не шампанское, а вино, рубиновыми струями стекающее в чашу из черного мрамора. Запах жареного мяса, трюфелей и чего-то сладкого ударил в нос, заставив желудок сжаться от голода и тошноты. А люди, как и мы пришли сюда в своем собственном ритме.
— Здесь, — мать указала на столик у бутафорского окна. За которым мерцал искусственный сад. Голубые фонари бросали призрачное сияние на механических птиц, застывших в вечном полёте среди стеклянных листьев.
Я плюхнулся в кресло, едва не опрокинув бокал с водой. Появившийся официант положил перед нами меню. Книжку в кожаном переплете, страницы которой пахли шафраном и дымом. Прикажи им и меню с остальных ресторанов тут же принесут.
— Закажи что-нибудь легкое, — прошептала мать, разворачивая салфетку с гербом казино. Я кивнул, скользя взглядом по строчкам. Все названия блюд звучали как заклинания: «Фазан, запеченный в золоте листьев», «Груша, утонувшая в шоколадной бездне». Голова кружилась.
— Суп, — выдавил я. — Просто... суп. - официант почтительно склонил голову.
— Вино из фонтана, — приказала мать, даже не глядя на него. — И утиные грудки с гранатовым соусом. - мать наблюдала за мной через край бокала.
— Ты помнишь, что сегодня вечером прием у герцогини? - я чуть не поперхнулся водой.
— Теперь помню. Я в таком состоянии даже шнурки завязать не могу, а ты хочешь, чтобы я вел светские беседы?
— Хочу, чтобы ты не опозорил меня в очередной раз. — она отломила кусочек хлеба, но не стала есть, лишь перекатывала крошки между пальцами. — Знакомые будут там, и ты должен показаться перед ними нормальным и никаким больше.
—Ешь, — приказала мать. — Тебе понадобятся силы.
Я не ответил. Вместо этого посмотрел в «окно». Движения птиц слишком плавные, слишком совершенные, чтобы быть настоящими
Официант принес суп. Пар поднимался над тарелкой, как дым от костра. Первая ложка обожгла губы будто само блюдо сопротивлялось тому, чтобы его ели. Мать тем временем разглядывала зал, ее взгляд скользил по гостям, выискивая кого-то. Или проверяя, не следят ли за нами.
— Если проявишь хоть тень приличия, — начала она, всё ещё не глядя на меня, — этот вечер может тебя даже позабавить. — я фыркнул, снова подувая на ложку:
— Сомневаюсь.
— Ты даже не представляешь, о чём речь.
— О герцогине? О её бесконечных интригах? О "особых" гостях? — я махнул рукой и капля супа упала на скатерть, оставив жирное пятно. — Все одно и то же.
Мать нахмурилась, но не стала комментировать мою неловкость. Вместо этого она вдруг наклонилась чуть ближе, понизив голос:
— На этот раз будет кое-что интереснее. Говорят, она привезла новую диковинку.
— Опять механическую безделушку? Или карты, которые сами себя тасуют?
— Нет. — ее губы дрогнули в подобии улыбки. — Говорят, это живое.
— Живое. Что именно? — переспросил я, но мать уже откинулась назад, снова став невозмутимой, будто она просто упомянула о новом сорте чая, но запивала его вином.
— Вот это ты и узнаешь. Если, конечно, не проспишь прием из-за своего... состояния.
Герцогиня, герцогиня, герцогиня.
Герцогиня славилась своей коллекцией «необычного»: механические звери, заспиртованные аномалии в толстых колбах и предметы с сомнительной историей, от которой по спине бегут мурашки. Но живое... Это открывало простор для фантазий. От редкого зверя из дальних джунглей до чего-то куда менее... презентабельного.
— Она не стала бы показывать что-то заурядное, — пробормотал я, отодвигая тарелку.
— Разумеется, нет, — мать потянулась за бокалом вина. — Но если ты устроишь сцену, как в прошлый раз...
— Я не устраивал сцену. Я просто указал на то, что ее «редкий артефакт» был подделкой.
— Громко. При всех. На языке, который половина гостей не поняла, но тон, о, тон они уловили прекрасно. — её ноготь звякнул по стеклу. — К тому же ей безделушка нравилась.
Я стиснул зубы, вспомнив, как герцогиня тогда улыбалась. Выбирала между удушением меня голыми руками и дарением чего-то "особенного". Вроде тех перчаток, после которых у графа Т. отсохли пальцы через неделю.
— Буду тише воды, — пообещал я.
— Ниже травы, — добавила мать.
— Где-то между. - она вздохнула, но больше не настаивала.
Официант подал новое блюдо. Что-то с мясом в дымящимся соусом, которое я лишь ковырял вилкой, будто ожидая, что оно оживет и заговорит. Мысли возвращались к «диковинке». Живое. Может, зверь из легендарных лесов, что скрываются за туманами на краю карты? Или... что-то иное?
— Ты даже не пробуешь.
— Я пробую. Видишь? — я ткнул вилкой в мясо.
— Ты тычешь.
— Это мой способ выразить восхищение. И вообще, когда там отец вернется?
Эти слова повисли между нами. Мать замерла с бокалом на полпути ко рту, хрусталь сжали сильней.
— Когда вернётся. — она поставила бокал так аккуратно, боясь раздавить его. — Ты знаешь, что его дела... непредсказуемы.
— Но он писал, что скоро.
—Его «скоро» может длиться годами. — её голос стал резче, будто она отрезала ножом конец фразы. — Или ты забыл, как в прошлый раз он обещал быть к твоим четырнадцати, а появился лишь когда тебе исполнилось восемнадцать?
Я замолчал. Отец. Человек-загадка, чьи письма приходили с опозданием в месяцы, а визиты были короче, чем перерыв между актами в театре. Его последнее письмо лежало у матери в шкатулке, потрёпанное, с обрывками фраз: *«Временные затруднения... будь осторожен с ...» *.
— Может ему «неудобно» возвращаться.
— «Неудобно», — она повторила это слово с горькой усмешкой. — Твой отец мог бы вернуться даже под арестом, если бы захотел. Разговор на эту тему окончен.
Вставая, её тень скользнула по скатерти, пытаясь сбежать первой. Я последовал, всё ещё чувствуя, как горячий суп и винные пары борются за право остаться во мне подольше.
— Нужно развеяться. Ты идёшь со мной на природу, — она поправила перчатку, — но, так уж и быть, будем раздельно. —Пора двигаться дальше.