Пролог
Для некоторых детей место в жизни определяется практически с рождения.
Их путь предсказуем, как выверенная формула в учебнике.
Так было и у Саши.
Чета Рудневых была представителями интеллигенции в четвёртом колене. Отец - профессор, кандидат медицинских наук, мать - историк с безупречной репутацией.
Они дали сыну всё: блестящий ум, престижное образование, квартиру в профессорском доме. Всё, кроме любви.
С ранних лет Саша усвоил главный закон их семьи: любовь была эквивалентна достижению. Медали, грамоты, конференции - вот что заставляло родителей ненадолго вспомнить о существовании сына.
Со временем он понял: внимание отца и матери отнимала вовсе не наука, а их личная жизнь, которую они строили порознь.
Сначала винил себя, потом - их.
Именно тогда, в пылу детской ярости, он дал себе обещание: его семья будет другой.
Клятва, которую он похоронил в тот день, когда впервые ощутил сладкий вкус власти.
Сорок лет спустя Александр Руднев - не просто профессор. Он - царь и бог на кафедре лингвистики.
Его слово превращало бездаря в перспективного учёного, а неосторожного оппонента - в академическую пыль. А ещё... были приятные бонусы.
Студентки с дрожащими губами, приходящие «за советом», и замолкающие коллеги, едва он входил в преподавательскую.
Он был счастливо женат - если не спрашивать мнения жены, давно запившей антидепрессантами своё разочарование. Обеспечивал дочь, учившуюся за границей, и никогда не обижал аспиранток, если они первыми не обижали его.
Руднев мог бы поклясться, что не имел врагов.
Ну, если не считать зависти окружающих, пары щекотливых ситуаций со студентками и коллегу, чью гениальную, но сырую диссертацию довел до ума и опубликовал под своим именем.
Но это были не враги.
Это были ступени, по которым он поднимался.
Когда на его университетскую почту пришло письмо с предложением обсудить «деликатный вопрос», он не смутился.
Такие беседы случались регулярно - кто-то всегда пытался выбить себе поблажки.
В тот майский вечер воздух был пропитан ароматом цветущих каштанов, ему вдруг вспомнилось то детское обещание. "Какая наивная чушь", - мелькнуло у него в голове.
Тени сгущались над парком, когда он вышел к условленному месту.
- Ну, я пришёл, - сказал он, глядя на часы. - У нас пять минут.
Тишина.
Из-за старой липы шагнула фигура. Руднев не испугался - лишь поморщился. Он узнал этого человека, и это раздражало.
Последнее, что он подумал: как буднично выглядит пистолет с глушителем. Совсем не как в кино.
Никакого грохота. Просто глухой хлопок, как от лопнувшего шарика.
Сознание выключилось. Щелчок - и темнота.
Его тело обмякло и тяжело рухнуло на землю, будто мешок с картошкой соскользнул с кузова грузовика.
Немигающий взгляд академика уставился в темнеющее небо, по которому плыли белые лепестки.
Кажется, в его идеальной формуле нашлась ошибка.
