Лицо крови
Подземелье было холодным, как сама правда. Амелия спустилась туда в чёрном костюме, с волосами, собранными в высокий хвост. На лице — ни капли макияжа. Только шрамы и сосредоточенность. За ней не было никого. Охрана по её приказу осталась наверху. Этот разговор должен был произойти наедине.
Леонардо Ван Дорн сидел на стуле с наручниками, пристёгнутыми к полу. Он выглядел спокойно. Почти слишком. Как будто ждал её всю жизнь.
— Значит, ты пришла. — Его голос был низким, почти ласковым.
— — Не тешь себя, я пришла не за прощением, — ответила она холодно, подходя ближе.
— — Нет. Ты пришла за истиной. И ты её получила.
Амелия наклонилась к нему:
— — Почему? Почему ты исчез? Почему оставил нас на того чудовища, что мы называли отцом?
Леонардо посмотрел ей прямо в глаза. И впервые в его взгляде мелькнула боль.
— — Потому что я думал, что мертва твоя мать. Я думал, что вас двоих не существует. Нас предали, Амелия. Моя семья... моя кровь. Я поверил в их ложь.
— И что теперь? Ты хочешь, чтобы мы жили как счастливая семья? Забудем всё? — её голос сорвался. — Ты думаешь, ты мне отец, потому что генетика сказала так?!
— — Я не требую прощения. Я хочу, чтобы ты знала: всё, что у тебя в венах — не зло. Это сила. И только ты решаешь, кем ты будешь.
Амелия сделала паузу. Она стояла перед ним. Слишком близко.
Затем медленно подняла руку — и ударила его по лицу.
— Это не прощение. Это напоминание. Я стала собой без тебя. И если ты останешься, ты будешь жить по моим правилам.
Леонардо усмехнулся, несмотря на удар.
— — Значит, ты действительно моя дочь.
Амелия медленно подошла к двери и бросила через плечо:
— Не смей называть меня дочерью. Ты получил шанс. Один. Используй его с умом. Иначе — даже ты станешь лишь ещё одним телом в списке.
И с этими словами она ушла, оставляя его в темноте.
Прошло пять месяцев с того момента, как в их жизни появился настоящий отец Амелии и Ронана. Он не требовал прощения — он его заслуживал. Каждый день, каждое утро, каждое появление в особняке было шагом к восстановлению утраченного. И пусть она не называла его «отец», в её глазах уже не было той ярости, что была в первый день. А Ронан... Ронан давно простил.
Сегодня всё было иначе. Дом наполнился тревожной тишиной, которую нарушил только голос Адама:
— Амелия... Пора.
Она сидела в их спальне, в белом пеньюаре, с руками на круглом животе.
— Он готов? — шепнула она, подняв глаза.
— Он ждёт встречи с тобой, — улыбнулся Адам, целуя её лоб. — Пора познакомиться с сыном.
Когда её везли по коридору, весь дом стоял. Все смотрели с замиранием сердца. Ронан держал её за руку, Адам — вторую. Даже отец, который был совсем недавно чужим, теперь шагал рядом, как опора.
Время остановилось.
Роды были сложные, долгие. Амелия не кричала — она боролась. Она держалась за жизнь, за своего сына. И вот... спустя часы борьбы в тишине раздался первый крик. Мальчик. Крепкий, здоровый.
— Поздравляю, — сказал врач, передавая малыша Амелии. — Это сын.
Она разрыдалась. Впервые за многие месяцы — от счастья.
— Его имя... — она взглянула на Адама. — Кейден. Кейден Уокер-Шиллер.
Адам кивнул, держа её за руку.
Прошёл месяц с момента рождения Кейдена.
Особняк изменился. Он больше не был местом страха и боли. Вместо этого в нём слышался смех. Детский. Амелия улыбалась — искренне, мягко, почти по-детски. Ронан, с новыми протезами, каждый день носил племянника на руках, притворяясь драконом, которого малыш пытался победить.
Адам... Адам не отходил от Амелии. Он обожал каждую её эмоцию, каждое прикосновение, каждый её взгляд, когда она смотрела на Кейдена, словно мир стал идеальным.
Амелия принимала подарки — от мафии, от союзников, от простых людей. Но самое главное — она принимала любовь. От Адама, от брата, от ребёнка, от себя.
Сегодня в особняке был праздник. Дом утопал в белых и золотых украшениях. На огромной террасе стоял длинный стол, заставленный блюдами, а в центре — колыбель Кейдена, украшенная лентами.
— Сегодня мы не просто отмечаем его появление, — сказала Амелия, поднимая бокал шампанского. — Мы празднуем новую жизнь. Новую нас. Мы — семья. Мы — свет. И пусть никто больше не посмеет сказать, что я — монстр. Потому что монстры умеют только разрушать. А я... научилась создавать.
Толпа замерла. А потом — аплодисменты, слёзы, смех.
Адам встал рядом с ней и прошептал:
— Ты создала меня заново. И всех нас.
Амелия посмотрела на него, прижалась лбом:
— Ты был моей последней надеждой... и стал моим домом.
И в тот вечер над особняком взошла луна. Чистая, серебристая. Спокойная.
Больше не будет крови. Только жизнь. Только любовь. Только свет.