Оттенки потерянной души

Серый, пасмурный день словно погрузился в мрачные тона хмурой осенней серости. Небо было затянуто тяжелыми облаками, которые скрывали светило, оставляя мир в тени.

Перед глазами возвышалось здание лицея, чей фасад навсегда запечатлелся в моем сознании. Сейчас оно выглядело совсем иначе, чем в недавнем видении. Пространство вокруг было однообразным и лишённым красок, словно было поглощено мраком и тьмой. Я буквально ощущала этот тёмный оттенок, который окутывал всё вокруг густой и неприглядной субстанцией.

Ноги словно приросли к земле, мышцы не поддавались контролю, а тело не отвечало на команды мозга. Я не мигая смотрела на фасад лицея, стараясь взять панику и бурлящий в душе страх под контроль.

— Диана, ты в порядке? — за внутренним монологом я не заметила, как рядом со мной возник грозный мужчина — бывалый следователь Николай Сергеевич. Его серая аура вновь отражала хладнокровие и профессионализм.

— Как и всегда, — я повернулась лицом к следователю. — Николай Сергеевич, по вам и не скажешь, что вы были в отпуске. Где следы солнечных лучей и морской загар?

— Я не стремлюсь подвергать себя воздействию ультрафиолета, — брови следователя сошлись вместе. — Но давай отложим все разговоры на позднее время. Сейчас нас ждёт работа — разбирательство с очередным трупом.

— Если это суицид, то нам здесь явно не место, — произнося эти слова, внутри меня что-то екнуло. — Николай Сергеевич, вы видели труп? Каким образом был совершён суицид?

— Давай мы вместе пройдем на место преступления и поговорим с очевидцами. И в этом деле твой «профессионализм» будет играть нам на руку.

— Профессионализм? — мои глаза бегали по фигуре следователя с сильной паникой во взгляде. — Сомневаюсь, что ваши знания могут уступать молодой девчонке и её незначительному опыту.

— Я имел в виду немного иной «профессионализм», — следователь едва заметно усмехнулся. — Твой опыт в контроле над диабетом и его амбулаторном лечении будут весомым преимуществом в этом деле.

— Диабет? — тело вздрогнуло и замерло в едином положении. — Как мой диабет может помочь в расследовании суицида?

— Я не смог понять всю картину целиком, но по предварительным данным жертва совершила суицид, вколов себе полный шприц инсулина, — голос мужчины стих. — Странный способ покончить жизнь самоубийством. Насколько я могу судить, это не самое приятное состояние — гипогликемия и смерть из-за глюкозного голодания.

— Не самая, — мои слова встали посреди горла. — Николай Сергеевич, давайте не будем делать поспешных выводов, не изучив все имеющиеся данные.

— Ты права, — следователь расправил плечи и направился в сторону школьного двора. — Узнаем всё на месте преступления и уже по имеющимся данным будем действовать дальше.

Мужчина уверенно шагал к входным дверям, а я, словно на ватных ногах, неуверенно передвигалась за ним. С каждым шагом ноги подкашивались, и меня охватывала дрожь. Что-то внутри меня уже знало, что нас ждёт в стенах учебного заведения, и я уже представляла себе картину, которая откроется нашему взору.

Оказавшись в помещении школы, я поняла, что мои опасения были не напрасными. Мрачные коридоры создавали гнетущую атмосферу, которая лишала душу последних красок. Николай Сергеевич уже давно покинул холл, и его шаги эхом разносились по лестничному пролёту. Мне ничего не оставалось, как поспешить за следователем и встретиться со страхом лицом к лицу.

Около одного из кабинетов уже собралась группа людей, чьи бледные лица отражали царившую вокруг атмосферу паники и страха. Тёмный, вязкий оттенок мрака, испускаемый душами всех очевидцев, был слишком заметен в окружающей обстановке. Мы со следователем подошли к одному из полицейских, который вёл допрос с одним из работников лицея.

— Андрей, что вам удалось выяснить? — спросил Николай Сергеевич, всегда предельно строгий и лаконичный в общении с полицией. — Судмедэксперты уже осмотрели тело?

— Николай Сергеевич, — полицейский, чей возраст не превышал тридцати пяти лет, прекратил допрос очевидца и обратил своё внимание в нашу сторону. — Эксперты ещё работают на месте происшествия, но версия с суицидом не была опровергнута. По всем данным, жертва действительно совершила самоубийство добровольно и совершила акт убийства собственными руками.

— А что насчёт имени жертвы? — спросила я, стараясь не смотреть в сторону приоткрытой двери классной комнаты. — Что удалось выяснить по поводу личности жертвы?

— Жертва — учительница русского языка и литературы Павлова Наталья Владимировна, — взгляд полицейского обратился к блокноту в своих руках. — Работала в этом учебном заведении последние двадцать пять лет. Имела хорошую репутацию среди учеников и коллег, была замужем и, по показаниям очевидцев, не имела причин для совершения суицида.

— Что ещё известно о жертве? — Николай Сергеевич задумчиво взглянул на стоявшую неподалёку женщину. — Были ли у неё проблемы личного характера или хронические заболевания?

Я понимала, с чем был связан вопрос следователя и какого ответа он ждал. Но моё нутро уже знало ответы на вопросы начальника и знало, как обстояли дела жертвы на самом деле.

— По тем данным, что нам предоставила администрация лицея, жертва страдала хроническими заболеваниями и, как любой человек, имела проблемы со здоровьем. Но вот что интересно, — полицейский пролистал свой блокнот, активно вчитываясь в написанный на листах текст. — Среди заболеваний жертвы диабета не наблюдалось, что немного странно, на мой взгляд.

— То есть жертва не болела диабетом и ей инсулин как таковой не требовался, — сказал Николай Сергеевич, обращаясь ко мне. — Диана, что скажешь на этот счёт?

— Мне сложно рассуждать о подобных вещах, не поговорив с экспертами, — я пыталась уйти от прямого ответа и отвести внимание следователя от себя. — Возможно, жертва скрывала проблемы с сахаром и колола инсулин в тайне от всех.

— Звучит здраво, — серые глаза Николая Сергеевича обратились к одному из очевидцев. — Но давай услышим заключение экспертов и поговорим с администрацией лицея лично. Мне всё же не даёт покоя этот суицид, как и способ его свершения.

Николай Сергеевич кивнул в сторону кабинета, и я, глубоко вздохнув, последовала за ним. Переступив порог учебного класса, я оказалась перед ужасающей картиной.

Просторное помещение было погружено в полумрак, который царил за мутными окнами. Серая промозглая масса грозовых облаков лишала комнату других оттенков, окрашивая ее в черный мутный цвет. Прямо перед письменным столом лежало плотное, бледное тело, чья кожа имела странный зелено-серый оттенок. Цвет промозглой серости был настолько омерзительным, что напоминал вязкую и густую грязь. Бледные, мутные глаза были приоткрыты, что придавало трупу еще более зловещий вид, чем при жизни. Редкие светлые волосы были спутаны и пропитаны остатками сальных желез. В помещении стоял неприятный запах кислоты и разлагающейся плоти, вызывая жжение и острое отвращение обоняния.

Я остановилась в дверном проеме, с предельной сосредоточенностью осматривая лежавший передо мной труп. Женщина выглядела так же, как и в моем видении. Та же одежда, тот же цвет волос и такая же гримаса страха, застывшая на мертвом и пустом лице. Мутный взгляд женщины был зеркалом души, поглощенной всепоглощающим отчаяньем.

— Елена Викторовна, что вы можете сказать со своей стороны? — строгий тембр Николая Сергеевича вывел меня из транса. — Что известно о жертве после проведения судмедэкспертизы?

— Николай Сергеевич, Диана Владиславовна, — к нам подошла женщина, обладающая статусом медицинского эксперта и много лет являющаяся главным специалистом в подобных вопросах. — Смерть наступила примерно восемнадцать часов назад. По всем признакам жертва самостоятельно сделала инъекцию инсулина. Отметины на большом пальце свидетельствуют о физическом воздействии на поршень шприца, что подтверждает версию о суициде.

— Что с отпечатками? Что показала дактилоскопия? — я решила рассеять охвативший меня транс и включить режим «следователя».

— Кроме отпечатков пальцев самой жертвы, других отпечатков не выявлено. — Женщина достала плотно упакованный контейнер с пустой шприц-ручкой. — На главной улике также не обнаружено других отпечатков. Однако есть одна интересная особенность.

— Особенность? — наши со следователем взгляды встретились. — Какая именно особенность?

— Жертва сделала прокол в область руки, что нехарактерно для диабетиков. Глубина прокола не соответствует ее комплекции, как будто жертва делала это впервые в жизни и не знала, в какие места следует делать инъекцию.

— То есть вы предполагаете, что жертва впервые в жизни колола инсулин? — брови следователя сошлись вместе. — Диана, что скажешь ты? В какие места обычно вводят инсулин и что за инсулин ввела себе жертва?

Я надела латексные перчатки и взяла упакованную в пакет улику. Я уже знала, какой инсулин использовала жертва и какой препарат был в моих руках. Но я не могла показать коллегам свою осведомленность. Все должно было выглядеть так, словно я видела улику впервые в жизни и не имела с ней никаких контактов ранее.

— «Ренлиз» — инсулин быстрого действия, — я стала осматривать шприц-ручку и наклеенную на ней этикетку с маркировкой. — Его вкалывают непосредственно перед едой, и инъекции делают в область живота. Этот инсулин начинает действовать спустя десять минут после ввода и в зависимости от дозы дает быстрый эффект после попадания в кровь.

— Нам известно, какую дозу ввела себе жертва? — серые глаза следователя были сосредоточены на улике в моих руках. — Когда была произведена инъекция и через сколько наступила смерть?

— Жертва ввела себе все триста единиц раствора разом, что вызвало скоротечную гипогликемию и смерть, — судмедэксперт протянула следователю несколько листов. — Между моментом инъекции и смертью прошло всего лишь полчаса времени.

— Диана, сколько единиц инсулина требуется для вызова гипогликемии?

— Сложно сказать однозначно. Для человека, не страдающего диабетом, может хватить и пяти единиц.

— А что насчет трехсот единиц? Как подобная доза скажется на организме?

— Подобная доза убьет любого, — мой голос стих. — Для самого запущенного течения диабета любой эндокринолог предписывает не больше шестидесяти единиц за раз. Но я боюсь представить, что должен употребить человек, чтобы за раз ввести себе такие дозы инсулина, — мое тело стала сотрясать легкая дрожь. — Триста единиц — это практически мгновенная гипогликемия, которую сложно побороть и исправить.

— Ты подтверждаешь, что жертва намеренно ввела себе смертельную дозу инсулина, желая вызвать у себя гипогликемию и как итог смерть?

— Полагаю, что всё именно так и произошло, — моя дрожь усиливалась с каждой секундой. — Николай Сергеевич, по всем признакам это действительно акт суицида, причём, на мой взгляд, не самый гуманный.

— Я всё же не могу понять одного, — следователь присел на корточки, внимательно осматривая тело со всех сторон. — Зачем женщине убивать себя таким образом? Почему она не выбрала более распространённые и гуманные способы ухода из жизни? И, что ещё более интересно, что могло толкнуть её на этот отчаянный шаг?

— Может быть, жертву что-то тяготило и не давало ей покоя? — недавняя ненависть и одержимость начали поглощать меня, позволяя страху и сожалению раствориться в поглощающем душу мраке. — Что, если женщина испытывала муки совести и не смогла справиться с чувством вины?

— Боюсь предположить, какая должна быть вина, чтобы совершить подобный суицид, — голос следователя был полон напряжения. — Давай опросим администрацию и выясним мнение коллег жертвы о случившемся.

Как только я избавилась от латексных перчаток, дышать стало легче. Всё то время, пока я видела холодный труп и его грязный оттенок кожи, меня не отпускало чувство отвращения. Внутреннее чутье уже смирилось с тем фактом, что смерть жертвы лежала на моих плечах. Инстинкт самосохранения работал должным образом, заставляя разум предпринимать любые попытки скрыть следы совершенного преступления.

Вместе с Николаем Сергеевичем мы покинули мрачное помещение классной комнаты и направились в кабинет директора лицея. На моё счастье, столь высокую должность занимала совершенно незнакомая мне женщина, что позволяло избежать неловких и ненужных сцен.

Небольшой по размерам кабинет был точно таким же, как и в моём детстве. Письменный стол, стеллажи с наградами и дипломами, адресованными лицею, и большое окно, через которое в кабинет проникал бледный серый оттенок пасмурного дня.

За столом сидела женщина средних лет. Её русые волосы были собраны в строгую прическу, телосложение средней плотности облегало брючный костюм, а зелёные глаза были скрыты за очками в толстой оправе. Кожа женщины была неестественно бледной, по выпуклым щекам текли слёзы, а губы дрожали.

— Следователь следственного комитета по Ленинскому району Быстриков Николай Сергеевич и моя коллега Арбенина Диана Владиславовна, — в такие моменты от бывало следователя исходили яркие блики серого спокойствия и максимальной концентрации. — Ирина Георгиевна, мы можем провести с вами беседу по поводу случившегося в стенах вашего учебного заведения суицида?

— Я не могу поверить... — голос женщины дрожал. — Я пять лет занимаю должность директора, но на моей памяти в стенах нашего лицея не происходило ничего подобного. У нас одна из лучших репутаций в городе, и у нас всегда был высокий набор учеников. Я не понимаю, как... Как это могло произойти?

— Ирина Георгиевна, я понимаю, что вам сложно принять случившееся, но постарайтесь собраться и ответить на наши вопросы, — Николай Сергеевич кивнул в сторону женщины, призывая поддержать его стремление провести допрос в полном объеме. — Как давно вы работаете в этом учебном заведении?

— Работаю двенадцать лет, из которых семь занимаю должность директора, — женщина громко всхлипнула. — Меня перевели из тридцать шестого лицея как завуча, что позволило мне занять должность директора при выходе на пенсию прошлого директора.

— Ирина Георгиевна, что вы можете сказать о жертве? Как вы можете охарактеризовать погибшую? — Мне было сложно держать эмоции под контролем, но разговор с незнакомым и несвязанным с моим прошлым человеком позволял мне сохранять былой контроль.

— Наталья Владимировна работала в этой школе на протяжении долгих лет. Она имела несколько классных руководств за свою карьеру и была предельно внимательна ко всем ученикам.

— А что насчёт отношений жертвы с учениками? — Слова директрисы и её мнение меня не устраивали и толкали на эмоциональные поступки. — Как обстояли дела с прошлым Натальи Владимировны?

— Ученики всегда отзывались о ней только с теплотой, — голос женщины задрожал от волнения. — Я до сих пор не могу осознать, как она могла пойти на такой поступок. Наташа любила каждого из своих учеников, она была для них второй матерью.

— Ирина Георгиевна, что вы можете сказать о прошлом жертвы? — мои глаза снова наполнились гневом и злобой, которые отражались в их мрачном оттенке, поглощая зеленую окантовку зрачков. — Возможно, вы слышали о каких-либо неприятных эпизодах, связанных с деятельностью Натальи Владимировны?

— Я не помню ничего подобного, — глаза женщины заметались между мной и следователем, наполняясь легкой паникой. — Наташа всегда вкладывала всю душу в свою работу с детьми.

— Это точно, — я не осознала, как издала громкий рык. — Как вы думаете, что могло стать причиной самоубийства? Может быть, ее что-то тяготило и не давало ей покоя? Что-то, о чем она могла сожалеть и о чем ее совесть не могла забыть?

— Не знаю, о чем вы говорите, но Наташа не могла страдать от чего-то подобного. Это просто невозможно.

— Ирина Георгиевна, как вы думаете, почему жертва выбрала столь необычный способ суицида? — строгий голос следователя наполнил кабинет гнетущей атмосферой напряжения. — И как жертва была связана с инсулином? Может быть, она была подвержена высокому сахару и страдала от скрытого диабета?

— У Наташи не было диабета, это точно, — взгляд заплаканных глаз переместился в сторону окна, избегая наших со следователем взглядов. — Но я сейчас вспомнила одну историю, которую слышала много лет назад.

— Историю? — взгляд Николая Сергеевича похолодел, а серые глаза потемнели. — Что это за история и как она связана с жертвой?

—В классе Наташи произошёл неприятный инцидент с одной из учениц. Девочка страдала диабетом и потеряла сознание на заднем дворе школы. Наташа не уследила за ребёнком, и девочку нашли практически мертвой кто-то из работников школы. Тогда это дело наделало много шума, но мать девочки признала вину ребёнка и не выдвинула никаких обвинений лицею. Официально это событие было признано несчастным случаем, и о нём быстро забыли.

Слова директрисы заставили мои руки похолодеть, а пальцы сжаться в кулаки. Тело накрыла слабая дрожь, вызванная нервным напряжением. Я надеялась, что нынешнее руководство лицея не было осведомлено о произошедшей трагедии и не будет обсуждать этот эпизод с нами. Но все мои ожидания не оправдались, и судьба вновь толкала меня на тяжелые и непростые решения.

— Ирина Георгиевна, что вам известно об этом случае? — я не успела ничего сказать, как грозный тембр следователя перебил ход моих внутренних размышлений. — Кем была эта девочка и что с ней стало?

— Николай Сергеевич, я не уверена, что эта история важна для нашего дела, — по спине прошлась волна холода, и кожу обожгли холодные капли пота. — И нынешняя директриса пришла в школу после этого события. Сомневаюсь, что Ирина Георгиевна может знать что-то важное об этой истории.

— Лично я не застала этот случай и пришла в школу спустя три года после этой истории. Но между учителями ходили слухи, что ученица стала жертвой буллинга со стороны сверстников и её смерть была вызвана актом агрессии со стороны других учеников.

— Так эта девочка умерла? — взгляд следователя изменился, глаза расширились и наполнились сильным удивлением. — И как погибшая была связана со смертью этой девочки?

— Я повторюсь, мне известны лишь некоторые слухи, — произнесла директриса, с опаской оглядываясь вокруг. — Предыдущая директриса запрещала обсуждать эту тему в стенах лицея и строго пресекала любые разговоры на эту тему между учениками и сотрудниками.

— Откуда взялся такой запрет и с чем был связан столь строгий контроль со стороны администрации? Почему было запрещено обсуждать несчастный случай?

— Я до сих пор не могу понять этого, но... — женщина замолчала, пряча глаза. — Однако ходили разные слухи.

— И что это были за слухи? — следователь придвинулся ближе к столу, наклонив голову в сторону директрисы. — Ирина Георгиевна, прошу вас быть рассудительной и помочь следствию. Ваши сведения могут существенно облегчить нам расследование этого вопиющего случая и раскрыть все обстоятельства этого непростого дела.

— Могу я попросить вас сохранить наш разговор в тайне и не отражать его в протоколах?

— Уверяю вас, наш разговор останется конфиденциальным, как и ваши сведения, — темная аура следователя как будто посветлела. — Расскажите всё, что вам известно.

— Когда я пришла в этот лицей, между учителями ходили слухи, что несколько лет назад одна из учениц лицея была подвержена жестокой травле со стороны своих сверстников, что привело к смерти ребенка. Девочка была круглой отличницей и отличалась тихим характером. Ее травили в классе под руководством Натальи Владимировны. Поговаривали, что сама Наташа поддерживала издевательства над ребенком и не препятствовала актам насилия среди детей.

— Интересно, — рука Николая Сергеевича быстро записывала слова в ежедневник. — Вам известно, что стало с этим ребенком?

— В феврале две тысячи десятого года девочку нашли без сознания за школой. Говорили, что она была практически мертва и ее тело имело характерные отметины на коже. Девочка была вся в крови и рвоте, что было вызвано физическими увечьями.

— Ребенок умер? — я понимала, что мой вопрос звучит абсурдно, но должна была подать признаки жизни и включиться в разговор. — Вы знаете, что стало с девочкой?

— Кто-то говорил, что она умерла, кто-то — что ребенка успели спасти. Я так и не смогла понять всей истории целиком.

— Почему вы сказали, что ребенок умер из-за диабета? — взгляд следователя скользнул по написанному в его руках тексту. — Эта девочка попала в больницу из-за сахара или же физических увечий?

— Не могу знать. Официально девочка впала в гипергликемическую кому и умирала от высокого уровня сахара в крови. Я знаю лишь то, что родители девочки не выдвигали никаких претензий лицею и забрали ее документы спустя несколько месяцев после этого инцидента.

— То есть родители не признали смерть ребенка, — вопросы Николая Сергеевича все больше пугали меня, как и его желание погрузиться в эту историю. — Вы можете узнать, как звали этого ребенка и адрес его родителей?

— Николай Сергеевич, я не думаю, что этот случай связан с совершенным суицидом, — меня охватывала дрожь и страх, что следователь выйдет на меня и выявит истинную причину смерти жертвы. — Зачем ворошить дело пятнадцатилетней давности?

— Диана Владиславовна, я не узнаю вас, — взгляд следователя обратился ко мне, а его серая аура темнела на глазах. — Не вы ли проверяли все возможные версии и стремились любой ценой открыть истину?

— Николай Сергеевич, давайте обсудим все вопросы в отделении и наедине, — я бросила напряженный взгляд в сторону директрисы. — Не стоит нам вести подробные разговоры в присутствии очевидцев.

— Согласен, — следователь встал со своего места и протянул руку в сторону директрисы. — Ирина Георгиевна, если вы сможете вспомнить важные сведения, касающиеся этого дела, сообщите нам об этом.

Николай Сергеевич протянул директрисе свою визитку с личными данными. После короткого замешательства женщина приняла визитку и попрощалась с нами. Перед тем как покинуть кабинет директора лицея, мы услышали тихий женский голос:

— Наташа пыталась скрыть истинные причины произошедшей с той девочкой трагедии. Не могу знать, в чем там было дело на самом деле, но она явно сыграла свою роль в той истории и была не последней участницей тех событий. Видимо, суицид был связан с этой трагедией, и смерть столь странным способом была своеобразной кармой Наташи и ее платой за грехи прошлого.

Я была не в состоянии реагировать на слова женщины, особенно в присутствии Николая Сергеевича. Всё моё существо стремилось как можно скорее покинуть проклятый лицей, эти мрачные стены, пропитанные негативной энергетикой. Давящая атмосфера, давящий на разум оттенок тьмы и череда тяжёлых и болезненных воспоминаний обрушились на меня словно смертоносная лавина.

Ноги подкосились, и я потеряла равновесие, упав на пол. Сильные мужские руки немедленно пришли мне на помощь. Николай Сергеевич поддержал моё дрожащее тело, помогая встать. Без лишних вопросов он направился к выходу из здания, выводя нас обоих навстречу живительному воздуху.

Как только я ощутила дуновение осенних ветров и приятную живительную морось, дыхание возобновилось. Окружающий мрак и чернота грозовых облаков словно окутывали сознание, лишая былых эмоций. Водоворот страхов начал утихать под действием непроглядной темноты.

— Диана, что с тобой? У тебя приступ? — раздался голос следователя, возвращая меня в реальность из накрывшего разум мрака.

— Не знаю. Мне внезапно стало дурно, закружилась голова. — Руки непроизвольно потянулись к горящему огнём лбу. — Такое бывает. Сами знаете.

— Что с глюкозой? Ты утром завтракала? — в такие моменты строгий начальник превращался в заботливого отца, проявляя сочувствие и понимание.

— Не успела. — Я не хотела говорить следователю об очередном приступе и его последствиях. — Глюкоза должна быть в пределах нормы.

— Проверь на всякий случай. Техника — это хорошо, но опирайся на внутренние ощущения.

Я поспешила поднести телефон к встроенному чипу на руке, который уже многие годы помогал мне контролировать это «проклятье» под названием сахарный диабет. Цифры на экране показали заветные 6,8 миллимоль, что соответствовало норме для любого здорового человека. Взглянув на экран телефона, мужчина стер следы напряжения с лица, а его взгляд смягчился.

— Рад, что твоё состояние не связано с очередным приступом гликемии. — Следователь отпустил моё тело из объятий, позволяя вдохнуть кислород полной грудью. — Тебе помочь добраться до дома?

— Как я могу судить, у нас с вами полно работы. — Взгляд непроизвольно обратился к мрачному фасаду лицея. — Нам предстоит заполнить кучу бумаг и предоставить отчёт полковнику в ближайшее время.

— Знаешь, я бы не спешил с составлением отчёта и закрытием этого дела. — Я заметила, как серая аура бывалого следователя стала испускать тёмные, мрачные блики. — Что думаешь по поводу услышанного? У тебя есть версии, что случилось с жертвой и какую роль сыграла история четырнадцатилетней  давности в данном случае?

— Не могу знать. — Ложь давалась мне непросто, как и сохранение самообладания.—  Но если рассуждать логически, то жертва могла испытывать вину из-за совершённой в прошлом ошибки. По вине этой женщины погиб невинный ребёнок, который испытал страшные мучения и отчаянье. Девочка умирала в страшной агонии, страдая от длительного приступа кетоацидоза. И самое страшное в этой истории, что учительница пыталась скрыть свою причастность к этой ужасной трагедии и много лет скрывала истинные причины смерти ребёнка и свою вину.

— Почему ты решила, что жертва была причастна к смерти ребёнка и испытывала вину по этому поводу?

— Не могу назвать вам точную причину. Но внутреннее чутье подсказывает, что учительница была повинна в смерти девочки и была причастна к этой трагедии.

— Интересное предположение. — На лице следователя отразилась глубокая задумчивость. — Предлагаю дождаться сведений администрации лицея по поводу девочки. Что, если кто-то из родных этого ребёнка решил совершить месть и совершил убийство в отместку за смерть своего близкого?

— Я сомневаюсь, что кто-то мог бы так поступить, — мои мысли были далеки от той точки зрения, которую пытался донести Николай Сергеевич, и его настойчивость только усиливала мое недоумение. — Прошло уже четырнадцать лет. Зачем кому-то ждать так долго, чтобы отомстить?

— Это хороший вопрос, — густые брови мужчины сошлись вместе. — Предлагаю узнать имена одноклассников той девочки и имя самой ученицы. А затем мы постараемся найти связь между этими событиями и того, кто мог бы быть связан с обеими смертями.

— Николай Сергеевич, вы же слышали, что родители девочки не выдвинули никаких обвинений и признали, что смерть их дочери была следствием несчастного случая. Я не считаю правильным ворошить эту историю и напоминать родителям о потере их дочери много лет назад.

— Диана, я не могу понять тебя, — взгляд серых глаз следователя был прикован ко мне. — С первого дня работы в управлении ты стремилась узнать правду и добраться до истины любой ценой. Почему в этот раз ты стараешься игнорировать столь очевидные факты и все значимые зацепки по делу?

— Я по личному опыту знаю, что такое диабет и его последствия. И я не хочу возрождать в людях то отчаянье и боль, которые они испытывали при потере ребенка.

— В таком случае я прошу тебя остаться в стороне от этого дела. В последнее время ты выглядишь неважно и подвергаешься сильным перегрузкам. Возьми неделю отпуска и проведи это время в спокойной обстановке рядом с близкими. Я возьму это дело на себя и разберусь с ним без посторонней помощи.

— Но, Николай Сергеевич, я не...

— Отставить! — громкий мужской возглас заставил меня вздрогнуть. — Диана Владиславовна, с завтрашнего дня вы официально отстранены от дел и отправляетесь в краткосрочный отпуск. Это прямой приказ вашего начальства и решение вышестоящего по званию сотрудника. Приказ понятен?

— Так точно, — посыл следователя и его грозный вид не оставили мне иного выбора, кроме как подчиниться. — В понедельник я оформлю отпуск в отделе кадров и подпишу ваш рапорт у полковника Быстрикова.

— Вот и славно, — крепкая мужская ладонь хлопнула меня по спине. — Диана, за семь лет нашей совместной работы ты стала частью моей семьи и стала мне своеобразной дочерью. И как любой заботливый отец, я стараюсь уберечь своего ребенка от ошибок и наставить его на путь истинный. Так не разочаруй своего «отца» и принеси покой в душу старика.

На моих глазах выступили редкие слезы. Слова, сказанные строгим начальником и опытным следователем, стали для меня полной неожиданностью. Я и не предполагала, что этот грозный мужчина может заботиться обо мне, как отец о дочери.

Слова застряли у меня в горле, и я лишь кивнула, поспешив покинуть его общество. Он оставался на своем месте, пока я не села за руль. Темный салон автомобиля вновь напомнил мне атмосферу проклятого лицея и его мрачные коридоры. Этот черный непроглядный оттенок поглощал сознание, погружая меня в пучину мрака и отчаяния. Вязкая грязная аура недавно пережитого ужаса обволакивала душу, гася последние остатки ее светлой стороны.

Мои зеленые глаза наполнились черными бликами ненависти и злости, которые сочились из всех щелей, словно неизвестная зловещая субстанция из фантастических фильмов. Они приобретали пустой и зловещий вид, как у безжалостного и бесчувственного чудовища.

Монстр, который искал выход на свободу долгие и мучительные года, наконец-то нашел путь к свободе. Он поглотил остатки здравомыслия и забрал мою душу в объятия темного мрака. Ненависть стала единственным чувством, которое продолжало жить внутри этой мрачной и черной, как смоль, души.

Мои пальцы потянулись к телефону, который лежал на приборной панели автомобиля. Мысли снова были окутаны густым черным смогом, лишая возможности действовать здраво и осмысленно. Движения тела происходили неосознанно, как и все мои действия. Я понимала, что сознание больше не принадлежит мне прежней. Теперь я была полностью отдана во власть черной вязкой, безумной и одержимой ненависти.

Телефон издал несколько длинных гудков. Я давно перестала пытаться понять происходящее и контролировать ситуацию. Мне было безразлично, что сделает этот безжалостный монстр и какие планы он пытается осуществить.

— Слушаю, — череду громких гудков прервал хриплый мужской голос.

— Евгений Александрович, вас беспокоит следователь Диана Владиславовна Арбенина, — слова, которые вырывались из моего горла, больше не принадлежали мне. Они принадлежали темной и зловещей сущности, которая взяла верх над разумом человека. — У меня появилось срочное дело к вам. Как скоро вы сможете явиться на разговор?

— Вы нашли мою машину? — голос мужчины заметно оживился. — Неужели вы действительно смогли найти этого недоумка, который забрал мое законное имущество?

— Практически, — разум монстра не видел ничего постыдного во лжи и был готов на все, чтобы добиться желаемого. — И для завершения этого дела мне требуется как можно скорее провести с вами приватную беседу.

— Я сегодня работаю в вечернюю смену. Если вам требуется встреча, то я буду ждать вас у себя в мастерской.

— Пришлите мне адрес в личном сообщении. Я приеду к вам в самое ближайшее время.

Где-то на краю сознания робко звучал тихий голос здравого смысла, словно пытаясь протестовать против происходящего. Однако его тихий тембр был почти неразличим в этом мраке, окутывающем меня, словно чёрная пелена безумия и ненависти.

Как только на экране телефона появился заветный адрес, я быстро покинула пределы лицея. Дорога до конечной точки прошла словно в тумане. Я не замечала дорожные знаки, пешеходов, светофоры и проезжающие мимо автомобили. Всё моё существо стремилось как можно скорее найти свою жертву и осуществить задуманное, пока следственные органы не поймали настоящего убийцу.

«Вы прибыли», — произнёс механический голос навигатора, возвращая меня к реальности. Взгляд упал за пределы лобового стекла, где располагался гаражный кооператив советских времён. В одном из гаражей дверь была приоткрыта, а на фасаде висел выцветший баннер: «5е колесо. Шиномонтаж».

За окном по-прежнему царила атмосфера тусклой осени. Тёмные грозовые облака отбрасывали мрачные тени, делая мир унылым и угрюмым. Без промедления я направилась к мастерской.

Внутри помещения стоял спёртый запах резины и химикатов. Я громко кашлянула, чтобы привлечь внимание сотрудников. Из дверей подсобного помещения вышел уже знакомый мне мужчина, чей вид снова напомнил мне о прошлом. Всё, что произошло с момента нашей первой встречи много лет назад, привело меня к этому дню и этому моменту.

— Это вы, — прокуренный и хриплый голос нарушил тишину в помещении.

— Я, — я не стала церемониться и сразу приступила к выполнению долгожданного плана мести. — Жизнь, конечно, смогла опустить тебя на самое дно, но, на мой взгляд, ты не познал истинного отчаянья и не отмучился должным образом.

— Что вы несёте? — тело парня вздрогнуло, а губы искривились в хищном оскале, обнажив кривые пожелтевшие зубы. — Это какой-то извращённый юмор следаков?

— Это не юмор, а карма, — чёрная аура ненависти начала выходить наружу, окутывая мастерскую неприглядным и грязным смогом. — Ты не представляешь, как долго я ждала этого момента.

— Ты умом тронулась? — мозолистые пальцы схватились за лежавший неподалёку гаечный ключ. — Лучше проваливай по-хорошему и подлечи свою голову.

— Женя, а ты всё такой же. Жизнь тебя ничему не научила, как и не научила признавать свои ошибки и находить в себе силы для раскаяния, — чернота моей собственной души стала окутывать тело парня, словно вязкое и смертоносное болото. — У тебя есть последний шанс раскаяться в совершённом грехе и в свершенном много лет назад убийстве.

— Да ты совсем крышей поехала! — помещение мастерской наполнилось громкими криками. — Что ты несёшь? Какое ещё убийство? Я пришёл к вам за своей машиной и за тем ублюдком, что угнал её!

— Ублюдок здесь один, — я подошла к парню и схватила его тело мёртвой хваткой, впиваясь ногтями в грязную и бледную кожу. — Точнее, вас было шестеро. Шестеро ущербных и закомплексованных идиотов, что ради собственной забавы убили невинную девушку на школьном дворе.

— Откуда ты... — тело парня вздрогнуло и замерло. — Никто не убивал эту ботаничку. Она была больна и умерла по собственной вине.

Бледная аура недоумка окрасилась яркими бликами страха. Ложь, смешанная с накрывшим его разум ужасом, испускала желто-красные волны. Сердце в груди стучало слишком часто, выдавая громкие и частые удары в груди.

— Знал бы ты, как «грязна» и омерзительна твоя ложь, — в который раз моя душа стала высасывать яркие блики исходившей от парня ауры, лишая его разума и всех чувств. — А теперь ты молча вслушаешься меня и сделаешь всё так, как я скажу.

Чернота моей собственной души начала проникать в душу парня словно смертоносный и безжалостный вирус. Эти вязкие и мрачные путы захватывали душу жертвы, словно голодный и разъярённый зверь долгожданную добычу. Грудь сдавило неописуемой и нестерпимой болью, которую я не испытывала никогда ранее. Но чернота ненависти была сильнее всех остальных чувств. Она заглушала болевой синдром и провоцировала меня на продолжение действий.

— Ты ощущаешь эту одержимую ненависть, злость и поглощающее разум безумие. Она разевает тебя изнутри и лишает здравого рассудка. Твоя душа теперь поглощена этой ненавистью и злобой, что не дадут тебе покоя до конца твоих дней. И для того, чтоб избавиться от этого невыносимого чувства, ты должен отплатить всем, кто заставил тебя пройти через эту адскую пытку. Все те, с кем ты свершил расправу над той девчонкой, должны умирать в муках и страданиях. Ты должен заставить их страдать. Всех и каждого.

Напоследок отплати своей женушке и её любовнику за свою несчастную жизнь. Рустам и Катя давно встречаются у тебя за спиной и на протяжении всех этих лет делали из тебя дурака. Так позволь себе выплеснуть весь этот мрак на проходимцев, что наставили тебе рога и обманывали тебя всё это время. Они оба должны заплатить за этот обман. Катя и Рустам станут твоими последними жертвами, и они утонут в чёрном омуте отчаянья и ненависти, в которых ты утопишь этих двоих. Пусть твоя месть свершится должным образом, и пусть все виновные наконец-то заплатят за все свои грехи. Одержимость и ненависть будут с тобой до последнего вздоха, пока смерть не разлучит вас.