Пролог
— Ты готов? — прорезал тишину холодный баритон.
— Я не...
— Готов? — бесцеремонно оборвал он тебя на полуслове.
Ты просыпаешься на крыше многоэтажки.
— Что там, по ту сторону? — поинтересовался ты у собеседника, бесстрастно вглядываясь вдаль.
Да, последнее время ты часто засыпаешь в одном месте, а просыпаешься совершенно в другом.
Ты стоишь на краю крыши многоквартирного жилого комплекса «Эдем». Перед тобой открывается чудесный вид на каменные джунгли, обставленные рядами холодной стали навороченных моторизированных колесниц. Хотя нет, не совсем так...
По правде говоря, ты не видел абсолютно ничего вокруг себя — лишь какие-то неразборчивые очертания в радиусе пяти-шести метров. Однако ты точно знал, какая картина скрывается за удивительно плотной и бескомпромиссно непроглядной пеленой тумана.
Ты просыпаешься у здания мэрии.
— Свобода, — послышался ответ где-то рядом, — во мгле все мы наконец обретём свободу.
Ты просыпаешься в старенькой пригородной церквушке.
— Каждый найдёт свое предназначение.
Ты просыпаешься в захудалом доме терпимости.
— Нужно лишь сделать шаг.
Ты просыпаешься в полуразрушенном здании театра.
— Всего шаг.
Ты просыпаешься в международном аэропорту своего города.
— Шагни.
Ты стоишь на краю крыши многоквартирного жилого комплекса «Эдем». Перед тобой, за тобой, вокруг тебя — густой рыжеватый туман. Ты готовишься к прыжку.
— Ты готов? — повторил холодный голос в ожидании утвердительного ответа.
Ты готовишься к переходу по ту сторону.
— Да, — безучастно бросил ты.
— Это те врата, что соединяют миры, — продолжал он, указывая куда-то вниз. — Твоя душа попадёт в пространство, доселе неизведанное. То пространство, что каждый исследует в одиночку. Пути назад уже нет.
Переключение через:
Десять.
Девять.
Восемь.
Семь.
Шесть.
Пять.
Четыре.
Три.
Два.
...
Один!
Ты просыпаешься в своей кровати...
Нет, это не то. Для лучшего понимания, пожалуй, начнем с самого начала.
Пару лет тому назад...
Звон.
Внезапный мышечный спазм.
Сухость в горле.
Ты рефлекторно тянешься к телефону, чтобы вырубить потревоживший твой сладкий сон будильник.
— Половина девятого... Половина. Половина. Стоп! Половина?.. Где это я? Какой сейчас год? Почему я в одежде?
Не дождавшись ответа, отличного от собственного невнятного мычания, ты попробовал сдвинуть своё помятое тело с места.
Тщетно. Пронизывающая и в то же время сковывающая боль мигом охватила тебя. Было неприятно. И любопытно. Такое простое действие, как сползти с кровати, доселе не вызывало у тебя столь серьёзных затруднений.
Ты пробежался взглядом по комнате, как бы оценивая обстановку. Телевизор, тетради, старая, покрытая сантиметровым слоем пыли игровая приставка, книжная полка, виниловый проигрыватель — всё на своих местах.
— Помещение выглядит знакомо... Но разве у меня была приставка? Проигрыватель? Тетради? Чьи они?
Ты схватился за голову.
— Вспоминай! Вспоминай! — шипел ты себе под нос. — Вспоминай! Вспоминай! — никак не унимался ты. — Вспомнил!
«Кажется, моя девушка — студентка. Это её тетради... У меня ведь была девушка?..»
Ах да! Важная ремарка... Ты страдаешь антероградной амнезией. Именно так — у тебя проблемы с памятью. Серьёзные проблемы. Действительно серьёзные проблемы. Самые что ни на есть обременяющие проблемы! Периодические провалы, мимолётные вспышки, нередкие панические атаки, но если брать в целом, то окружающий мир ты воспринимаешь весьма и весьма... своеобразно — назовём это так.
Когда-то, давным-давно, ты упал... с велосипеда... кхм... да, с велосипеда! И, к слову, нехило так приложился головой. С того дня ты не запоминаешь ровным счётом ничего, ибо твоя кратковременная память даже при всём твоём желании — а оно, знаешь ли, всегда имелось — не перетекает в долговременную. Если выражаться человеческим языком, то решительно никакая новообретенная информация не колышет твой гиппокамп дольше считанного часа!
Вот ты, к примеру, посещаешь ресторан, забегаешь в уборную, чтобы вымыть руки или просто облегчиться, а когда выходишь в блестящий, пышущий светом зал, не имеешь и малейшего представления о том, где находишься и как там оказался.
Мда-а, на длинной дистанции ты явно не игрок! Ну-у-у... или почти не игрок. Повезло лишь в главном — ты знаешь, кто ты есть, ты уведомлен о собственном постылом заболевании и горазд продумывать свои последующие шаги до тех пор, пока-а-а... До истечения отведённого времени, короче! Во благо же собственного удобства и какой-никакой безопасности ты наловчился вести дневник.
— Дневник! — воскликнул ты. — Нужно найти дневник!
Ты принялся лихорадочно рыться в карманах бордового пиджака в попытках нащупать запропастившуюся кожаную обложку.
«Что за уродский пиджак?»
Пиджак, брюки, постель, прикроватные ящики, стол, шкаф, тумбочка — пусто.
— Твою ж мать! Сука! Сука! Сука!
Похоже, эта негаданная потеря серьёзно тебя огорчила...
Окно.
— Ни черта не видно! — уверенно констатировал ты, вглядываясь в безликий затуманенный горизонт. Складывалось такое впечатление, будто бы какой-то заскучавший хулиган незаметно для всех разместил белоснежный холст по ту сторону оконной рамы.
«Люблю туман. Помогает не обращать внимания на давно наскучивший вид улицы. Да и смотреть там не на что. Вечная стройка. Иногда кажется, что эта стройка идёт настолько долго, что уже успела стать главным достоянием нашего микрорайона. Эдакий памятник человеческой бездарности и никчёмности. Да уж... — ты тяжело вздохнул. — Но разве может обыкновенная стройка быть вечной? Она идёт от силы-то несколько лет. Пять-шесть? Не помню. Но какая это доля от вечности? Конечно, если сравнивать с вечностью, то любой отрезок времени покажется крохотным, незначительным...»
Ты приостановил свои глубокие размышления, когда обратил внимание на пустующую половину кровати.
— Ещё тёплая...
Значит, совсем недавно на ней кто-то лежал. Помимо тебя, разумеется.
Тут напросился вполне резонный вопрос: «С кем я спал этой ночью?». Ты, однако, не стал долго этим задаваться, поскольку здесь, в сущности, было не так много вариантов: на ум приходила или дама сердца, или очередная «подруга» с сайта для знакомств — одно из двух. Тетради же — ну те, о которых ты уже благополучно забыл — косвенно подтверждали первую догадку.
— Я помню девушку. Да. Красивую девушку. Тёмные волосы, голубые глаза, налитые губы и... печаль. Она была... опечалена. Я её обидел? Навредил ей? Куда же она пропала?..
Ты был сбит с толку. Продолжал рыскать в поисках своей облезлой книжицы.
— Да где, мать вашу, этот дневник?!
Пройдя вдоль комнаты, ты как можно тише отворил скрипучую деревянную дверь и, прихрамывая, выполз из своей душной берлоги. Медленно шаркая по коридору, ты заметил, что дверь в соседнюю спальню закрыта.
«Она там! — с полной уверенностью в своей правоте заключил ты. — Конечно! Ведь я так беспокойно сплю! Просто ужас! Ворочаюсь, скриплю зубами, бормочу всякое — кошмар! Да и к двери я этой отродясь не прикасался...»
Зайдя на кухню и попытавшись налить себе воды из краника, ты на пару-тройку секунд завис, рассматривая в окне причудливые узоры улицы, окутанной клубящимся рыжеватым потускнением, и не сразу обнаружил, что стакан не наполняется. Ты был, мягко говоря, недоволен, когда понял, что воды нет.
«Отключили? Как давно? Стало быть, я не оплатил счета. Если, конечно, это моя квартира...»
Благо в весенний сезон ты всегда оставлял воду в холодильнике, дабы насладиться ею в самые душные дни. Ты помнил, ибо это — одна из устоявшихся привычек, так скажем, инстинктивных.
«Вода. Она в морозильнике, а значит, я здесь жил... какое-то время...»
— Она тёплая. Слишком тёплая. Квартира обесточена дольше 3 часов — минимум.
Опустошив бутылку, ты осознал, что пол-литра тебе не хватило. Конечно, ощущение, что во рту кто-то сдох, пропало, но жажда и противная сухость в горле всё ещё не покидали тебя.
«Странно. Похмелья не ощущаю, но обезвоживание... и ноги. Болят ноги... Может, дело в погоде?» — ты задавал всё больше бессмысленных вопросов, в то время как твоя тревога нарастала с необъяснимо высокой скоростью. Ты снова выглянул в окно и, будто бы завидев эту картину впервые, опешил от удивления: «Ничего не видно! Такое вообще бывает? И как вы мне прикажете идти... стоп... Куда идти?».
— Нужна бумага. Нужно раздобыть карандаш и бумагу. Нужно срочно записать... Нет! Нет, нет, нет. Приведи себя в порядок. Да. Нужно привести себя в порядок...
Семь жгучих шагов до ванной. Забавно, ибо на последнем шаге ты едва ли не рухнул на пол из-за стрельнувшего внезапной болью колена. Ты еле сдержал вырывавшийся из тебя крик.
— Нет, это точно не из-за погоды... — со стрекочущей хрипотцой пробормотал ты, держась трясущимися пальцами за ногу.
Подытожив, что с такими болячками не помешало бы обратиться к своему участковому терапевту, ты пошёл умываться.
Открыв кран, ты пришёл к будоражащему умозаключению, что с подобными особо выдающимися когнитивными способностями стоило бы денёк отоспаться дома: «Второй раз на те же грабли! Воды-то нет».
— Думаю, где-то тут должна быть канистра с водой или что-то наподобие...
Всё верно! На такие бытовые казусы у тебя в запасе всегда имелось пару доверху наполненных баклажек и небольшая пластиковая тара. Тебе оставалось лишь вспомнить об этом.
Кое-как свершив свой утренний «ритуал» по приведению себя в порядок — если, конечно, торчащие во все стороны волосы на голове можно было назвать порядком, — ты проследовал в свою комнату.
«Интересно, как часто моё утро проходило... вот так?»
Поддавшись какой-то странной неотложной компульсии заглянуть в окно ещё раз, ты отворил его настежь. Туман потихоньку рассеивался и ты уже мог разглядеть затянутую нежной дымкой улицу, в какой-то мере загадочную и незнакомую, таинственную и такую манящую.
Тебе открылся вид на обыкновенный спальный район с необыкновенно скучными «достопримечательностями».
Всё — хоть ты этого точно и не знал — было как прежде: слева стояли старенькие серые панельки, совсем рядышком виднелась потёртая временем вывеска «Продукты 24», а возле неё — табличка с надписью «Хлебный». С правой же стороны красовались громадные монолитные новостройки: они величественно возвышались над дряхлыми совковыми строениями, некогда гордо носившими статус советской жилой архитектуры 50-х годов.
Груды песка и камня, пыль, грязь, какой-то строительный мусор, жёлтый подъёмный кран и наполовину достроенный комплекс «Эдем» — всё это безобразие дополняло и без того до абсурда хаотичную планировку жилого и, попрошу заметить, вполне обитаемого района.
Ты был в замешательстве. Всякий раз, когда подворачивалась возможность лицезреть этот богомерзкий пейзаж вновь, ты, сам того не осознавая, ненароком задавался одними и теми же инстинктивно донимающими вопросами: «Да сколько можно? За столько лет не достроить этот жалкий ЖК? И куда только деньги уходят?».
В действительности ты и знать не знал даже приблизительные сроки работ, однако сетовал на прораба с таким энтузиазмом, что аж слюни текли. Да, таких, как ты, хлебом не корми, дай только пожаловаться.
Ещё с полминуты ты пялился в окно, внимательно разглядывая местные «красоты». Что-то в них было не так. Что-то на первый взгляд мелкое и, казалось, вовсе неуловимое выбивалось из общей картины.
Всю эту дворовую «идиллию», что ты с экой необъяснимой жадностью и превеликим отвращением поедал глазами, нарушала одна странность, которой ты внял далеко не сразу.
Взгляд влево. Взгляд вправо.
Вздох.
Повеяло холодом.
— А куда люди-то подевались?.. На часах, — ты взглянул на свои серебристые ретро-Casio, — уже 9:03, а на улице ни души...
Не было слышно ни возни шумных соседей, ни мотора машин, ни пения птиц, ни лая собак. Да что там — ты не ощущал даже лёгкого дуновения. Тишина. Почему?
В памяти всплыли давно запятнанные вереницей лет кадры: «Обычно каждое утро здесь, под окнами хрущёвок, собирается беснующаяся толпа сонливых лиц, лениво волочащих свои грузные туши за хлебом и молоком. Каждое утро родители отводят своих детей в школы и детские сады. Каждое утро дядя Миша, обильно бранясь и ругаясь, прогоняет пьяных в стельку алкашей с детской площадки. Каждое утро у выезда со двора выстраивается длиннющая колонна настырно тарахтящих и сигналящих корыт. Каждое утро соседка сверху орет на своего подвыпившего мужа, только к рассвету вернувшегося с очередной гаражной тусовки. Каждое утро я слышу звуки этой долбаной, ни на миг не прекращающейся стройки!».
По какой причине ты это помнил? Не знаю. Просто помнил. И уже с полной уверенностью мог сказать, что квартира эта — твоя и что сей злосчастный двор ты созерцал уж уйму раз.
Вдоль поредевших палисадников разбросанной кучей распластались машины, хозяева которых словно в ужасе бежали от чего-то необъяснимого, в спешке оставив свой транспорт посреди дороги. Возле продуктовой лавки стоял грузовик, полный нетронутого продовольствия. Фонари на столбах, что к утру обычно погасали, все ещё бледно мерцали, а в нескольких квартирах соседнего дома до сих пор горел неяркий свет. Тебе начало казаться, что, пока ты спал, произошло какое-то жуткое массовое происшествие или стихийное бедствие. Ты ещё даже не догадывался...
Звон. Сработал будильник. Раздражающая мелодия гулким набатом донеслась из соседней спальни.
Десять секунд.
Полминуты.
Минута.
Две.
Никто не собирался унимать надоедливый источник шума. Ты изрядно этому удивился: «Что за чертовщина?».
Вскоре звон утих.
Из комнаты никто не вышел. Звуков возни также не было слышно.
Пять минут. Повторный будильник.
«Не помню, чтоб я заводил второй телефон».
В голову начали лезть всякие мысли.
— Кто там? — нерешительно выдавил ты из себя.
Тишина...
— Эй! — уже настойчиво гаркнул ты, вслушиваясь в могильное молчание.
Никто не отозвался.
Тихой сапой ты стал подбираться к дверному проёму, словно боялся кого-то спугнуть. Иронично, ибо единственный, кто был напуган в тот момент, — это ты сам. Ты пока не понимал, почему тебе так страшно. Тебя окутал необъятный животный ужас, подоплёку которого ты никак не мог разгадать...
«Стало быть, я поставил запасной будильник. Или... Да, точно! Эта девушка... Она могла уйти и... забыть свои вещи у меня», — попытки воодушевить себя казались тщетными.
До двери оставалось три шага...
Сердцебиение участилось — ты ощутил ритмичную пульсацию в висках.
Два шага...
Словно тряпичные, ноги отказывались слушаться — тебя покосило в сторону.
Шаг...
Осторожным, плавным движением руки ты распахиваешь дверь.
Секунда-две.
В глазах — помутнение. В голове — пустота.
Ты пришёл в себя примерно через минуту. В комнате никого не оказалось. Постель была расстелена и столь тепла на ощупь, словно в ней ещё совсем недавно кто-то сладко дремал. Только сейчас ты осознал, что ещё спросонья заприметил чьи-то ботинки, небрежно брошенные у придверного коврика.
— Чёрные женские «мартинсы»...
Минуты неумолимо бежали вперёд: часы показывали 9:27. Ты прошёл в глубь коридора, подойдя прямо ко входной двери. Она была заперта на два оборота. Ключи от квартиры, как и дубликат, лежали на полке. Немногочисленная одежда мужской и, в частности, женской комплектации также осталась нетронутой.
Ты взял в руки мобильник и стал звонить. Поначалу ты отдавал предпочтение тем номерам, что хранила твоя телефонная книжка, но вскоре, когда список недоступных контактов иссяк, ты обратился к своей неблагонадёжной памяти, которая, к великому сожалению, безбожно подводила тебя в самый неподходящий момент...
— Сорок, пятьдесят восемь? — неуверенный в достоверности одного из номеров, ты нажал на кнопку вызова. — Ну, давай же! Возьми, возьми!.. — увы, но через секунду автоответчик оповестил тебя о неприятном: — Неправильно набран номер!
— Нет?! Чёрт! Но... Как же там было-то, а? Может, вот так? — любопытства ради, ты протестировал ещё несколько возможных комбинаций, однако ни одна из них не оправдала потраченного тобою времени.
Ты перепробовал абсолютно всё, обзвонил по десять раз каждого: от друзей детства до полиции и служб спасения. Гудки, гудки, гудки... Бесконечные гудки... Никто не брал трубку...
Ты накинул на себя первое, что попалось под руку, и вышел из дому. Людей на улице не было, звуков цивилизации — тоже. Двор пустовал, нагоняя на тебя тем самым жуткую хандру.
Ты рассмотрел всё: разломанные, полусгнившие скамейки, ржавеющие качели, недавно отремонтированную, но уже напрочь убитую алкашами и малолетними придурками детскую площадку.
Изредка озираясь по сторонам, ты заглядывал в стоящие вдоль дороги машины. Все они, как ты предполагал ранее, были пусты...
— Хоть кто-нибудь, кто угодно, — дрожащим, чуть ли не плачущим голосом, словно вымаливая милостыню, бубнил ты себе под нос, хромая от подъезда к подъезду. — Ну должен же быть хоть кто-то!..
Но никого не было.
В магазине свежего людского следа также не наблюдалось. На прилавках не было ничего — вообще. «Будто бы эта жалкая тележка, — ты оглянулся на стоящий во дворе фургон-рефрижератор, — сможет наполнить продуктами целый магазин», — мысленно усмехнулся ты.
Интереса ради (и не только), ты открыл кассу и выудил оттуда какую-то мелочь. В сумме ты насчитал ровно семьдесят два рубля. «Вряд ли эти деньги помогут мне, особенно когда платить некому», — снова сыронизировал ты, безрадостно опустив голову.
Ты вышел на улицу и, робко вглядываясь вдаль, уселся на крыльце, ступени которого, к слову, казались на вид гораздо более удобными, чем все здешние скамейки. По ощущениям, однако, они и впрямь были таковыми.
Твой взгляд был прикован к горизонту. Ты думал обо всём и одновременно ни о чём, или, проще выражаясь, пытался собраться с мыслями. Песчинки, любезно переносимые утренним ветром со стороны близлежащей стройплощадки, скудной дробью врезались в тебя, легонько покалывая кожу.
За это сумбурное, непонятное утро, которое так беспощадно обрушилось на тебя, ты успел испытать и гнев, и волнение, и недоумение, и, разумеется, непомерный страх перед неизвестностью. Но даже невзирая на всё это, по твоему вполне обыденному внешнему виду — если не брать во внимание странный наряд — и незначительно помутнённому рассудку нельзя было сказать, что тебя уж очень сильно мучили горечь осознания и неизбежность дальнейшей бесславной участи. Ты отрицал происходящее. Принимал явь за сон. Обыкновенный фантазийный сон...
Ты встал, ощущая жгучую боль в коленях, но не обращая на неё впредь никакого внимания. Прогулявшись по району ещё с полутора часов, ты успел осмотреть соседние дворы, которые, в свою очередь, казались ещё более безжизненными и пустыми. Ты шёл по серому городу, городу-призраку. Ты наблюдал безлюдные улицы, усыпанные брошенным транспортом. Ни щебетания весенней птицы, ни лая паскудной дворняги, по обыкновению, шайкой пробегающей в этих местах, не было.
Страх — эдакий катализатор для поражённой памяти — стимулировал тебя, побуждая мозг работать зримо активнее и результативнее. Ты восстанавливал то, что прежде казалось безвозвратно утраченным, однако все эти давно посеянные переживания меркли на фоне актуальных проблем. А их уж, скажем, набралось немало.
Ты дошёл до центра города. На такую пешую прогулочку у тебя ушло по меньшей мере минут сорок. Судя по всему, потраченное время того стоило...
Некогда пестрящий жизнью и нагромождённый суматошными скопищами зевак, центр представлял собой монотонные каменные джунгли, однообразность и блёклость которых наводили на тебя что-то среднее между прозаичным негодованием и экзистенциальным ужасом. Тоскливое изображение действительности. Здесь, средь опустевших белых домов, непроизвольно возникают вопросы о ценности собственной жизни.
Когда смотришь на мегаполис, лишенный каких-либо намёков на человеческое существо, ты начинаешь воспринимать его совершенно по-другому — в некотором роде прагматично и беспристрастно. Все эти нарядные улочки, мощённые тёсаным булыжником архаичные аллеи, сверкающие хрусталём небоскрёбы, диковинные фасады с белокаменной облицовкой, историко-культурные музеи, изысканные оперные театры, слащавые картинные галереи, кичливые памятники и пленяющие взор вывески ювелирных домов, то и дело норовящих завлечь случайного путника в свою хитроумную мышеловку, — совершенно всё кажется тебе фальшивым и равносильно пустым; весь этот пестрящий фронт лишён даже малейших намёков на природную искренность и аутентичность. Ты смотришь вперёд, затем оглядываешься назад и понимаешь, что тебя окружают одни лишь копии... Это похоже на бредовый сон. Наверное, ты скоро проснёшься, и тогда до тебя дойдёт, что всё это было не по-настоящему, что всё это — кошмарные видения, которые раз за разом, точно заевшая пластинка, воспроизводились в твоём потрескавшемся от непримиримой боли подсознании, пока ты безропотно покоился в страстных объятиях поедающей тебя комы. Ты просто спишь, спишь, спишь, спишь...
Обволочённый студёной влагой, скудный горизонт бледнеет, становится виден всё хуже и хуже. Сначала ты кое-как различаешь мыльные очертания каких-то строений, а затем уж и не питаешь надежд разобрать, что находится в трёх метрах от вытянутой тобой руки. Перед глазами образуется плотная пелена. Тогда всё становится нереальным, расплывчатым — маячит где-то за ветошью седовласой мглы.
Тебя вдруг обдало волной раскаяния. В мыслях почему-то пронеслась недавняя ссора с девушкой. Ты скривился от жжения в мышцах. Жутчайшая боль сковала каждый миллиметр твоего тела. Жажда усилилась. Волосы встали дыбом. Голос в голове что-то шепчет. Ты в беспамятстве — не слышишь его. Или просто... не хочешь слышать...
— Кто ты?
— Я просто есть.
— Где ты?
— Я в тебе.
— И только? Или...
— Да.
— Ты любишь меня?
— Я тебя знаю.
— Ты будешь со мной?
— Я буду.
— Когда ты?
— Смотри — и ты увидишь.
— Что именно?
— Себя...