Хлебные крошки
23:49 20 июня 2015, суббота
The Killers — «Jenny Was a Friend of Mine»
Я не знаю, что это было. Голос Бога, хлебные крошки, тайные послания с того света?.. Но, наверное, не так уж безумны люди, которые верят: если хотеть чего-товсем существом, Вселенная обязательно поможет. После почти трех месяцев копаний в Интернете пару дней назад я, наконец, нашла твой след. Конечно, я не искала его осознанно, просто лежала с ноутбуком, завернувшись в покрывало, как гигантское буррито, и предавалась мрачной ностальгии. И если честно, мне просто не хотелось выходить на улицу. Все вокруг напоминало о тебе: воссоединение твоих любимых The Libertines, горячий сладко-горький воздух летнего Лондона, слова, звуки, рисунки в облаках.
Я смотрела старые записи концертов The Killers и пред- ставляла себе, что мы пошли на них вдвоем, как ты мне обещала. Видео шли одно за другим — сплошь 2006 и 2007 год. Тихонько подпевая, я потянулась за чаем.
Тем временем картинка на экране успела смениться. The Killers давали интервью, стоя по колено в грязи посре- ди толпы прогуливающихся людей. У Брендона Флауэрса были гусарские усы и переливающийся золотой сюртук.
И тут я увидела тебя.
Я резко вскочила. Чашка выпала у меня из рук и по- катилась, оставляя за собой на покрывале гигантское бурое пятно, похожее на кровь на архивных фото мест преступлений.
Я нажала на паузу, и картинка остановилась. Краси- вое лицо Брендона исказила демоническая усмешка. Метрах в десяти позади него стояла невысокая девуш- ка в бледно-голубом платье и венке из цветов — ты. Я снова запустила видео. Ты улыбалась и махала рукой в камеру. Потом подошла и взяла у Флауэрса автограф. На этом запись обрывалась.
В подписи говорилось: «Гластонбери'07». Но я и так знала, какой это год,— твое платье, мы купили его той весной. Я проверила даты: The Killers выступали в субботу, двадцать третьего июня 2007 года. Они были хедлайнера- ми этого дня. Видео с автобусной остановки было снято двадцать второго июня. Значит, вот куда ты ехала.
Гластонберийский фестиваль современного испол- нительского искусства, как сообщала Википедия, яв- ляется крупнейшим легендарным музыкальным оупен- эйром с сорокапятилетней историей. Его организовала сама внучка Уинстона Черчилля, Арабелла. Выступле- ние на Гласто можно считать ярчайшим моментом в карьере любого рокера, нет ничего круче, в один голос утверждают музыкальные критики. В 2007-м фестиваль посетило сто семьдесят семь тысяч человек. Уличный цирк, театр, фокусники, футболисты, журналисты, ко- медианты, художники, музыканты, торговцы, знамени- тости, королевская семья, десятки тысяч улыбающихся, вымазанных в грязи и абсолютно обдолбанных маль- чиков и девочек. Плюс ты и тот, кто отнял тебя у меня. Я думаю, вы познакомились именно там. Я просмотрела видео еще раз двадцать в надежде найти малейший на- мек, какой-нибудь след, зацепку — что угодно. Только ты, твое платье, венок, улыбка и больше ничего.
Потом я написала в оргкомитет фестиваля. В тот год ввели регистрацию всех посетителей по фото: так устро- ители борются с подделкой билетов. Тебя в списках не было, адреса твоей электронной почты и фотографии не было в их базах. Тебя не должно было там быть. Но ты была. С кем? Кто провел тебя мимо охраны?
Я пошла на кухню закинуть покрывало в стиральную машину. Хотя не сомневалась, что оно испорчено. Там я встретила свою соседку. Мы не особо дружили, но вовсе не потому, что она мне не нравилась. Просто тот случай с рогипнолом заставил меня усомниться во многом, в том числе в дружбе как в социальном явлении в целом.
— Как дела? — спросила Лора, не отрывая взгляда от экрана своего макбука.
— Спасибо, все окей,— улыбнулась я.— Лора, а ты ведь была на Гластонбери?
— Да,— она бросила на меня заинтересованный взгляд поверх очков.— В прошлом году. И в этом тоже поеду. А что?
— И как оно? Что там за люди? Там опасно?
Лора повернулась ко мне на стуле:
— Опасно? Ну как тебе сказать, туда точно не стоит ехать в одиночку, потому что там миллион человек, и все либо пьяные, либо под кайфом. Отморозков вез- де хватает, сама знаешь. Но атмосфера там особенная. Гластонбери — удивительный волшебный мир. Он в сто раз лучше Коачеллы, уж поверь. Я считаю, каждый дол- жен хотя бы раз там побывать, если считает себя любителем рок-музыки и немного хиппи в душе. Там выступа- ют только лучшие.
Я люблю музыку, я не могу жить без нее. Но на концерты не хожу. Музыка, живая и обжигающая, за- ставляет меня думать о вещах, которые лучше забыть. О тебе, например, и о том, почему папа не стал искать тебя. Рок-концерты — это как оральный секс, тот мо- мент, когда начинает коротить пальцы ног. Я никогда не захожу дальше, всегда отталкиваю партнера и иду умыться холодной водой.
Рок — это искусство, а не молитва; чтобы быть его адептом, необязательно принимать его дары, бить в бу- бен посреди поля и приносить жертвы. Оказываясь на концерте, я обычно стою у бара с пивом и читаю свой фид в Фейсбуке или болтаю с барменом. Что угодно, лишь бы не дать музыке проникнуть под кожу. Потому что настоящий рок заставляет чувствовать, страдать по-настоящему. А это все равно что слезы или секс: слишком горячо и слишком интимно, чтобы демонстрировать на публике.
— А почему ты вдруг решила спросить? — осведо- милась Лора.
Правда в том, что я никому не рассказываю о тебе. Ненавижу, когда меня жалеют, ненавижу быть малень- кой и несчастной. То есть, конечно, люблю, но только наедине с собой. Поэтому, кстати, после той ночи я и не заявила в полицию и даже не рассказала службе охраны кампуса о том, что со мной произошло. Я Ника, дочка русского бизнесмена; я мою голову каждый день и ни- когда не опаздываю; я блестящая студентка, перед ко- торой открыты все пути. Моя темная сторона принадле- жит только мне. Никому не нужно знать, как последние месяцы я просыпаюсь в четыре утра, охваченная не- объяснимым ужасом, и мне кажется, что из темноты на меня кто-то смотрит, или как я потом успокаиваю себя, слушая затертые до хрипа диски на старом CD-плеере, укрывшись одеялом с головой. Да и что мне сказали бы копы? Только то, что я виновата во всем сама. Но сейчас все было иначе, это было не нытье и не способ привлечь к себе внимание: мне требовалось чужое объективное мнение, не замутненное.
— Можно? — Я нагнулась над Лориным ноутбуком, нашла видео и нажала на «плей».
— Это моя сестра,— я ткнула пальцем в экран. — Брендон Флауэрс — твоя сестра?
— Нет, девушка сзади. Это Женя, моя сестра. Лора сдвинула брови.
— Ого, прикольно. Твоя сестренка тусуется с кру- тейшими рокерами за кулисами главного музыкального фестиваля планеты. Правда, это 2007 год.
— Только вот у меня больше нет сестры,— мой па- лец был все еще прижат к экрану.
— А это тогда кто? — Лора растерянно смотрела на меня.— Типа твоя духовная сестра? Ника, я что-то не догоняю.
— Это моя сестра, но она пропала без вести,— я провела пальцем по дате под видео.— В 2007-м, нака- нуне того, как было снято видео.
— Ничего себе! Ника, мне так жаль,— Лора сочув- ственно похлопала меня по плечу.— Как это произошло? Видно, сказались недели одиночества, проведенные взаперти в комнате под одеялом, потому что меня про- сто прорвало. Я говорила и говорила, даже не задумы- ваясь о том, насколько сбивчивым получается мое повествование.
— Эта девушка — моя сестра, ее зовут Женя, но она любила, когда ее называли Джен или Дженни, как в песне The Killers. Она старше меня на восемь лет. Когда ей было девятнадцать, она уехала в Англию изучать кинематограф. В две тысячи седьмом году, летом, она пропала без вести. Я точно не знаю, в какой именно день, потому что была тогда в отпуске с папой и мамой, мы не звонили ей две недели. А когда вернулись, ее телефон был уже выключен. Есть видео- запись, как она стоит на автобусной остановке с рюкзаком. А потом как будто растворяется в воздухе. Куда она уехала, никто не знал — до сегодняшнего дня.
— Жесть какая,— Лорины глаза расширились.— Что сказала полиция?
— Да особо ничего,— я перевела взгляд на огонек башни «Бритиш телеком» за окном.— Только одно: ее телефон был активен еще раз, в середине июля, где-то в графстве Кент. Они сказали, что она, вероятно, села на па- ром. Или ее посадили туда силой. Никто не говорит этого вслух, но все понимают, что, скорее всего, она стала жерт- вой работорговцев. Точнее, я так думаю... наверное.
— Просто ад... — Лора закрыла лицо руками.— Но она ведь могла уехать сама?
— Да, вот только отметок о том, что она пересекла гра- ницу Британии, так и не нашли. А ведь нас, русских, всегда проверяют на въезде и выезде, нам же виза нужна.
— Как странно,— Лора прищурилась.— А паспорт ее нашли?
— В том-то и дело, что нет. Поэтому британской по- лиции хватило улик, чтобы заявить, будто это уже не их забота. Молодая девушка из страны третьего мира, без имущества, мужа и нормальной работы — она и так была в группе риска. Как, впрочем, наверное, и я сама. Просто еще один пункт в пользу ужесточения визового режима с Россией.
— М-да-а-а,— протянула Лора.
— В общем, дело было давно, я даже не очень пом- ню ее. Мы не особенно дружили — разница в возрас- те, сама понимаешь. Но, знаешь, в детстве я всегда немножко завидовала ей и очень хотела быть как она.
Лора все еще обнимала меня за плечи. Мне при- шлось изобразить, что я тянусь к коробке с печеньем, чтобы скинуть с себя удушливую петлю сочувствия.
— А теперь я знаю, что она поехала на Гластонбе- ри,— запись сделана на следующий день после того, когда ее видели в последний раз на остановке в городке, где она жила.
Лора достала две чашки и поставила чайник.
— Будешь?
Я кивнула и села напротив. Она включила музыку,
что-то тоскливое, явно из Ланы Дель Рей. Но ты, на- верное, понятия не имеешь, кто это.
— Как думаешь, может случиться, что она жива? — нерешительно спросила я, как будто бы ее ответ и прав- да мог что-то значить.
Лора грустно пожала плечами:
— Знаешь, я думаю, надо сделать пост в Фейсбуке. Опубликовать ссылку на видео, пару фотографий твоей сестры и то, что ты мне рассказала. Поставить хэштеги Гласто и, может, The Killers. Вдруг кто-то видел ее там и вспомнит что-нибудь важное.
— Да, стоит попробовать, хотя и прошло уже слиш- ком много лет,— сказала я, поднимаясь со стула. В мас- штабах моей жизни восемь лет были целой эпохой.
Я должна найти тебя. Живую, мертвую, запертую в чьем-то подвале, работающую на улице или живущую в коммуне в Гималаях. Я должна найти тебя. Даже если увижу только твои кости. Я должна найти тебя и, если кто-то причинил тебе зло, обязательно наказать обид- чика. Эта мысль накрыла меня с головой.
Я выглянула в окно на залитые желтым, как фильтр Инстаграма Kelvin, светом фонарей ночные улицы.
Все, что осталось мне от тебя,— коллекция компакт- дисков, плеер и страница в Фейсбуке, так и болтающая- ся, будто ничего не случилось. Я так и не решилась сде- лать из нее памятную: а вдруг ты когда-нибудь захочешь залогиниться и выложить несколько своих фотографий с доской для серфинга на фоне апельсиновой рощи, где- нибудь в Южной Калифорнии. Ведь говорят же, что многие люди, которых считают пропавшими без вести, находятся потом в Калифорнии.
Я зашла на твою страницу и открыла альбом с фото- графиями — их было не много, я знала их наперечет. Насколько я понимаю, тогда, в доайфоновскую эпоху, вообще гораздо меньше фотографировались. Я выбрала ту, где ты щуришься от солнечных лучей и улыбаешься в камеру. Волосы перекинуты на одну сторону по моде середины нулевых, в руке сигарета, из уха торчит наушник. Снято на чьем-то заднем дворе в апреле 2007-го. Твоя самая последняя фотография из тех, что есть здесь.
Я смонтировала на телефоне стоп-кадр из видео и фотографию из Фейсбука, добавила информацию, ко- торую знала: «Привет! Летом 2007 года без вести про- пала моя сестра Джен. Сегодня мне стало известно, что перед исчезновением ее видели за сценой на фестивале Гластонбери. Если вы знали ее — пожалуйста, напи- шите мне. Остальных прошу просто репостнуть эту за- пись в свой фид. Сестра — все, что у меня осталось, и я должна найти ее». Я нажала на кнопку «опубликовать для всех». Потом выключила свет и залезла под одеяло. С недавних пор я стала одной из тех, кто укрывается с головой даже в адскую жару,— только это и защищает меня от подкроватных монстров.
Status: не прочитано