Витраж

Макс любил старые свалки. На них можно было отыскать самые причудливые артефакты из эпох столь далёких, что для мальчишки они казались не менее фантастическими, чем фантазии о будущем. А любимой его свалкой была, конечно же, именно эта.

Охранял её угрюмый седой старичок. Поговаривали, что ему больше ста лет, но мальчишка в эти россказни не верил. Люди столько не живут, правда ведь? А если и живут, то только не этот старикашка. Имени его, кстати, никто из ребят не знал, и потому его звали Хламом. Сторож из Хлама был так себе. Он целыми днями сидел в своей будочке и пялился в странного вида телевизор - мелкий, чёрно-белый и с огромными металлическими усищами-антеннами. Скорее всего, он его на это же свалке и откопал.

Возможно, Хлам мог рассказать Максу немало интересных историй и о телевизоре, и о других «экспонатах» со свалки, но человеком он был нелюдимым и гостей в своих владениях не жаловал, отпугивая визитёров своим жутким голосом. Дело в том, что говорить старичок мог с трудом, и для этого ему требовалась какая-то жуткая штука, которую он прислонял себе к горлу. Голос при этом получался скрипучий, страшный и абсолютно не похожий на человеческий. Кроме того, его лоб уродовал длинный шрам.

Поэтому, большинство ребят эту свалку игнорировали, но только не Макс. Он её обожал. Хлама он не боялся, ибо неплохо умел прятаться, да и легко смог бы убежать, попадись он на глаза дряхлому старикашке.

К тому же, Макс знал один секрет. Небольшая дыра в заборе, заботливо прикрытая куском фанеры. Хлам был слишком стар и ленив, чтобы обходить всю свалку кругом, и уж тем более чинить забор, а потому эту дыру никто не заделывал. Она была здесь ещё до того, как Макс о ней узнал, и явно останется здесь ещё надолго.

Отбросив фанеру, мальчик прополз внутрь и оказался будто бы в ином мире. Это был его пиратский остров, в котором сокровища были закопаны под грудами других сокровищ. Среди ржавых остовов стареньких автомобилей и кусков железа непонятного назначения виднелись фрагменты радиоприёмников, телевизоров и допотопных компьютеров. Растрескавшиеся деревянные двери, покосившиеся шкафы и выцветшие пузатые чемоданы, готовые вот-вот взорваться фейерверком дырявых, поношенных вещей - всего здесь было навалом.

Чёткой цели у мальчишки не было. Он просто пришёл сюда в поисках чего-нибудь интересненького, чтобы занять себя и расширить свою коллекцию.

Да и дома появляться совсем не хотелось...

И он двинулся в путь. Прошёл мимо Большой Мусорной Горы, возвышавшейся сразу за забором, свернул на Покрышечную Тропу, залез на Тряпичный Холм и...

...увидел его.

Свет резанул по глазам, отразившись от этого чуда. Сначала Макс подумал, что это зеркало, но слишком уж ярким и разноцветным был это предмет. Он лежал неподалёку, всего в паре метров от подножия Холма, и выделялся своей почти неестественной яркостью среди серо-жёлтых декораций свалки. Макс осторожно и медленно спустился вниз, и двинулся навстречу неожиданной находке. Медленно, будто бы она была живой и могла сбежать, испугавшись незваного гостя.

Это был витраж. Невероятно красивый витраж. На нём не было какой-либо картинки или даже узора - просто склеенные друг с другом кусочки стекла неправильной формы, помещённые в резную деревянную раму. Но Максу хватило и этого. Он никогда не видел ничего красивее на этой свалке. Да и вообще где бы то ни было. Солнце переливалось на разноцветных стекляшках, и вся композиция казалась какой-то неземной и сказочной.

Он должен был забрать его с собой!

Витраж был достаточно маленьким, чтобы его можно было нести под мышкой, однако идти приходилось медленно. Снова влезть на Тряпичный Холм Макс не рискнул и решил пойти в обход. Он крался, озираясь по сторонам, будто кто-нибудь мог внезапно выскочить и отобрать у мальчика сокровище.

И кое-кто действительно мог.

-Эй! - раздался скрипучий голос. - А ну, брось!

Хлам!

Мальчик огляделся по сторонам и увидел, как старик приближается к нему со стороны Автомобильного Хребта. Он мог бы убежать, но боялся разбить витраж, а бросить его...

Ну уж нет!

Прижимая находку к груди, он ринулся вперёд, каким-то чудом умудряясь ни обо что не запнуться. Сзади слышалось лишь недовольное ворчание старика. Макс перепрыгнул Пластиковую реку, оббежал Антенный Пик и нырнул в дыру в заборе. Отдышавшись, он вытащил через эту дыру свой трофей и обернулся. Хлам стоял на том же месте, бессильно сотрясая руками.

-Верни его! - проскрипел он. Было похоже, будто Железный Вулкан сдвинулся с места и вот-вот обрушится вниз.

-Неа! - крикнул мальчик и засмеялся.

Хлам зашипел. Ветер разнёс его голос по всей свалке.

-Мерзкий гадёныш! В следующий раз лучше мне не попадайся!

-Не попадусь!

День вдруг стал гораздо лучше. Солнце светило ярче, но приятный лёгкий ветерок сдерживал летний зной. Макс был практически счастлив.

***

-Мам, мам, смотри, чего нашёл!

Макс на полном ходу нырнул из приятного летнего зноя в прохладу дома. Ещё один маленький мир в жизни маленького мальчика, царство тишины и полумрака.

Из спальни послышался шум, скрип пружин кровати и шарканье шагов. Затем - щелчок замка, и вот дверь уже отворилась и в проёме показалась Она.

-Мам, мам, гляди! - Макс протянул матери витраж.

Мама оглядела находку своими усталыми глазами, и лицо её скривилось. Утренняя заспанность мигом исчезла, трещины морщин раскололи на части маску усталости и сонливости.

-Ах, ты! - зашипела она, но, не найдя слов, горестно вскинула руки. Фонтаны пылинок неистово закружились, то ли танцуя, то ли спасаясь бегством. Некоторые из них заблестели, попав под те редкие солнечные лучи, что рискнули пробиться в дом сквозь зашторенные окна.

Но ни одной пылинки не упало на витраж.

-Выкини его! - крикнула, наконец, мама. - Ты опять там был, да? Помоешник! - Она развернулась и зашагала к прикроватной тумбе. Послышался шум выдвигаемых полок. Макс не видел её лица и рук, но отлично знал, что происходит.

-Да за что же это мне такое наказание-то, а? - причитала Мама. Она высыпала в руку пару беленьких таблеток и закинула в рот. - С утра пораньше, а? С утра пораньше! - Она выскочила из спальни, оттолкнув Макса и ринулась на кухню.

Захлопали дверцы шкафов.

-Да где ж эта хрень?! А, вот.

Плеск жидкости.

-У всех...дети как дети, а мой!

Макс осторожно заглянул в кухню. Мама как раз скинула опустевший стакан в раковину.

-Скажи мне, ты бомж?! - крикнула она Максу, вперив в него острый взгляд. -Ты бомж, Максим?

Мальчик затряс головой, не в силах выдавить ни звука. Руки ещё крепче вцепились в деревянную рамку витража.

-Так на кой ляд ты торчишь на свалке и тащишь в дом весь этот хлам, а? Вот откуда у тебя эта чушь?

-Н-наш-шёл н-на улице. - промямлил Макс.

-Нашёл? Ах, ты нашёл. Посмотрите-ка на него - он нашёл на улице какую-то трухлявую фигню! Прям победитель по жизни! Чего ты мне врёшь-то, а? Знаю ведь, что опять по свалке шлялся! Скорей бы тамошний дедуля тебя нашёл да отлупил хорошенько. Либо солью по заднице пальнул, чтоб неповадно было. Ты вот знаешь, что за штуку ты припёр? Чья она?

-Н-не зн-наю.

-Вот именно! Она, может, заразная какая! Мало ли какой наркоман об неё тёрся! Там наверняка в щелях следы кокаина какого-нибудь остались. А ты её в дом тащишь! Себя не жалко, так хоть обо мне подумай! Неужели ты меня не любишь?

-Л-люблю.

-Ну так чего же ты меня не слушаешься тогда. Я ж тебе сколько раз говорила - ну не ходи ты на эту свалку, нечего тебе там делать. Мало ли, что с тобой случится! И что мне тогда делать, а? - её голос задрожал, губы поджались, а в глазах заблестела влага. -Что мне делать-то тогда?! - она сцепила руки, чтобы унять нахлынувшую дрожь, но ничего не вышло. Вопль боли и отчаяния вырвался из её груди, и Мама вновь сорвалась с места, сотрясаясь от рыданий.

Нетвёрдыми шагами она примчалась в спальню и заперла за собой дверь. Послушался шум и шуршание. Через пару мгновений дверь вновь отворилась, и Мама снова вышла в коридор, держа в руках странного вида ключ.

-Отвернись! - крикнула она Максу сквозь слёзы и, не переставая рыдать, пересекла прихожую и подошла к двери с необычным замком. Странный ключ вошёл в паз, раздался щелчок и дверь открылась. Мама бросила взгляд на сына, проверяя, чтобы тот ничего не увидел, и скрылась в таинственной комнате. Снова щелчок - и вот в доме повисла почти полная тишина. Лишь приглушенные рыдания доносились из-за той необычной двери.

Всё так же прижимая витраж, Макс подошёл к двери.

-М-мам?

Нет ответа. Лишь рыдания и всхлипы.

Что ж, продолжать не было смысла, и он об этом знал. Мама не заговорит с ним раньше, чем выйдет из комнаты, а это случится нескоро. Ах, если бы он только смог открыть этот замок и узнать, что там, по ту сторону.

Но и этому не бывать. Он уже пытался, но этот механизм из странных колёсиков, шестерёнок и штырьков будто прибыл с другой планеты - ни ножи, ни заколки его не брали, а других способов открыть замок без ключа Макс не знал. Вздохнув, он вяло направился в свою комнату.

Макс одёрнул штору у окна, впустив в комнату солнечный свет, ставший неестественно рыжим из-за мутных стёкол. И вновь, тучки пыли заёрзали по комнате, слово потревоженные пчёлы.

Вот она, родная берлога. Кровать у окна да письменный стол напротив - вот и всё убранство. Остальное пространство немаленькой на самом деле комнаты составляли Сокровища, добытые на свалке.

Десятки, если не сотни, различных предметов.

Десятки, если не сотни различных историй.

Взглянешь в дальний угол, а там - старый кинескопный телевизор. Макс снял с него заднюю крышку, поэтому теперь он похож на пациента со вскрытым черепом и проводами вместо нервов. Однажды, Макс заставит телек ожить, но пока ему остро не хватает донорских деталей.

Рядом с ним - целая гора потрёпанных, порванных мягких игрушек. Вот они, очередные пациенты. У кого-то нет глаз, у кого-то - лап, но все ни терпеливо ждут своей очереди. Ничего, ещё чуть-чуть, и они тоже поправятся.

Разбитые машинки, старые чемоданы, книги - чего здесь только нет. Даже заржавевший металлический конструктор.

Или это вещь самого Макса?

А вот - чья-то картина. Ветер, пыль и дожди сделали своё дело, и на месте чего-то несомненно красивого осталось лишь невнятное месиво зелёных, синих и коричневых красок. Рамы у неё нет, а сам холст пожелтел по краям и растрепался. Максу всегда было жаль эту картину, но теперь...

...у неё есть друг.

Картина уютно устроилась на одном конце подоконника, а на другом приземлился витраж. Кусочки стекла последнего загорелись ярким светом. Скорее всего, они просто отразили свет солнца, но выглядело так, будто бы Витраж, попавший в новое общество, зарделся от смущения, увидев рядом с собой чуть неопрятную, но красивую Картину.

Зрелище завораживало. Лучи проникали сквозь мозаику, окрашиваясь в причудливые цвета. Казалось, что витраж напитался силами и покрыл своим отражением всю комнату. То, что ещё секунду назад могло показаться мёртвым мусором, оживало и расцветало. Комната превратилась в цветущий луг, клумбу, полную синих, красных и зелёных цветов.

Боже, как красиво...

Макс не мог отвести глаз. Блеск стекла и цветастые переливы приковывали взгляд, будто впитывали тебя. Он никогда ещё не видел ничего подобного...

Бах! Бах! Бах!

Стекло вдруг задрожало и на пару мгновений стало намного ярче.

Бах! Бах! Бах!

Грохот повторился, откуда-то сзади, издалека. Витраж стал пульсировал ещё сильнее, вторя звукам ударов.

Бах! Бах! Бах!

Теперь звук стал глухим и бесконечно далёким. Лишь ритмичные вспышки света на мозаике напоминали, что он вообще существует.

-Эй! Ты там сколько сидеть собрался?! Открой дверь!

Витраж вспыхнул ещё раз и потух, будто бы раненый зверь забился в угол берлоги. Макс оторвал взгляд от переплетения цветов и взглянул в окно.

Солнце уже село.

-Макс... - раздался из-за двери голос Мамы. -Ты спишь? С тобой всё нормально?

-Да, мам - хриплым голосом отозвался мальчик. В горле пересохло.

-Прости, что накричала на тебя. И что так долго сидела...там. Ты, наверное, голодный. Пошли кушать.

Макс встал со стула, но тут же рухнул на пол. Спина ныла от долгого сидения, а затекшие ноги пронзили тысячи невидимых иголок.

-Макс?!

-Всё нормально, я...встаю.

Мальчик двинулся к двери. С каждым шагом боль уходила, но её место занимал неясный страх. Неужели прошло уже несколько часов? Должно быть, он задремал...

Подойдя к двери, Макс обернулся назад. Теперь, когда солнце уже скрылось за окном, в комнате было темно, но даже так мальчишка мог разглядеть в глубине комнаты ту самую стеклянную мозаику. Свет внутри неё догорал, будто бы это были не стекляшки, а потухшие угольки.

Должно быть, ему просто кажется. От усталости.

Он отпёр шпингалет (неужели он и правда заперся изнутри?) и вышел в коридор.

-Макс! - обняла его Мама. Он взглянул на её лицо. Она улыбнулась, и прямая линия влажных следов от слёз изломилась, превратившись в трещину, блестящую в тусклом свете одиноко горящей лампы.

-Ты, наверное, голодный. Пойдём, покушаем.

Она щёлкнула выключателем, и ожили остальные лампы в коридоре. Ещё один щелчок, и вот из тёмного небытия возникла и кухня. Вечерний полумрак отступил, но свет всех ламп мира не сравнится с тем свечением, что Макс видел несколько минут назад.

Или несколько часов?

-Пойдём, покушаем. - сказала Мама. -Я сейчас быстренько что-нибудь сварганю.

Она старалась говорить с некоей улыбкой в голосе, но то, что должно было быть смешинкой, скрежетало, будто ржавое колесо.

Взгляд Макса скользнул по висящему на стене календарю.

Трудно было поверить, что прошёл ещё один год. Красная пластиковая рамка выхватила из строя чисел сегодняшнего героя. Одиннадцатое ноября. Чёрные палки цифр были похожи на решётки в темницах из сказок, что Максу когда-то читала его мама. Кажется, в тех историях томящихся в заточении принцесс спасали храбрые герои, преодолевающие коварные ловушки и сражающие жутких драконов. Только вот Маму спасти никому не удавалось уже долгие годы.

Вообще-то, Макс даже и не помнил, существовало ли время без этой жуткой «тюрьмы номер одиннадцать». Дата эта настигала их семью также неотвратимо, как и неожиданно, как бы странно это ни звучало. Именно в это время Мама наглухо запиралась в таинственной комнате со странным замком. И плакала, плакала, плакала...

И Макс спас бы её, он победил бы любого дракона, попадись тот на пути. Он не раз уже проделывал это во снах - перелезал через стены, перепрыгивал пропасти, рубил головы змиям, свергал колдунов...

Но драконы и волшебники - жители детских сказок. Реальность же была куда менее цветастой и живой. Но куда более неприступной. Макс мог бы свергнуть любое чудище, но бездушный замок с шестерёнками обхитрил его и лишил сил. Каждый год они сходились в битве - маленький, но смелый мальчик и крохотный, но непобедимый механизм. И каждый год всё заканчивалось одинаково.

Но в этот раз всё будет иначе.

Должно быть.

Нос защекотало от запаха жареного мяса.

-Садись, Макс. Тут немного, но... ты сильно голодный?

-Нет.

Честно говоря, есть не хотелось совсем. Все вокруг неслабо угнетало мальчика - тусклый свет ламп, вымученно радостный голос матери и неожиданно резкий запах мяса. Миру отчаянно не хватало яркости.

Впрочем, ссориться с мамой в такой момент всё же не стоило, и Макс сел. На тарелку опустились несколько кусочков мяса, ещё шипящих после жарки. Судя по изгибам, куски идеально подходили друг к другу, как...

...стекляшки в мозаике.

Макс затряс головой, отгоняя эти странные мысли. Что это с ним?

-Что это с тобой? - спросила Мама. -Не хочешь кушать?

-Нет... Всё нормально... Хочу... - он бросил мясо в рот и чуть не подавился - оно было слишком солёным.

-Что-то не так? - в отрешённых глазах Мамы сверкнула искра так знакомой Максу горечи. Он поспешил поднять вверх большой палец и выдавил из себя некое подобие улыбки.

-Всё шикарно. Просто горячо.

-А... Ну ладно.

Мама проглотила кусок со своей тарелки, практически не пережёвывая. Вкуса она, кажется, даже и не почувствовала. Её взгляд блуждал по кухне, не задерживаясь ни на чём. Будто её глаза убегали от чего-то.

-Сегодня одиннадцатое?

-Ага, - ответил Макс, жуя мясо.

-Что ж... всё ясно. Странно. Я думала...

Она замолкла, так и не договорив. Повисло молчание, нарушаемое лишь скрежетом вилок о тарелки. Будто бы какая-то свинья отчаянно визжала, пытаясь спастись и отрицая тот факт, что она уже давно прекратилась в кучку чёрных, дымящихся кусков мяса, угодивших на чей-то обед.

Макс откусил ещё. Язык зудел от соли и незаданного вопроса «Сколько?». Сколько в этом году? День? Два? Неделю? А что, если на этот раз, закрывшись, дверь больше не откроется? Что, если теперь Замок щёлкнет всего один раз, отрезав таинственную комнату от этого мира? Оставив Макса блуждать в темноте?

Что ж, у него есть кое-что, что осветит ему путь.

Макс снова потряс головой. Что это с ним? Мысли в его голове были какими-то...взрослыми? Настолько, что он не мог даже полностью их осознать, а лишь ощущал холод и мрак, расползающийся внутри.

А ведь мы знаем, чем можно разогнать мрак.

-Всё хорошо? Ты побледнел.

Лицо Мамы было обращено к сыну, но глаза где-то блуждали. Не в физическом смысле, нет - взгляд её был устремлён в одну точку, но точка эта находилась неизвестно где.

-Да. Нормально.

Обстановка угнетала. Потолок будто бы стал ниже, а свет - болезненно жёлтым и...

...гнилым?

-Я пойду...спать.

В глазах Мамы что-то промелькнуло на мгновение и вырвалось наружу мелкой рябью лицевых мышц. Будто бы восковая маска отрешённости на секунду оплавилась и поплыла, обнажив привычное Максу выражение любви и оживлённости.

Вернув ему его мать.

Но ледяной ветер реальности не дал апатии растаять окончательно. Час уже пробил, и матерью Макса вновь овладела кататония.

«Апатия»? «Кататония»? Что это означает? Такие слова вообще есть?

У Макса разболелась голова.

-Я...пойду... - повторил он и поплёлся в свою комнату.

***

Рука по привычке нащупала выключатель, но Макс не стал нажимать на кнопку. Усталость навалилась на него, сковав и мышцы, и разум.

Как же быстро стемнело на улице.

В глубине комнаты, как и прежде, светился витраж. Взгляд то и дело возвращался к этому свечению, а утомлённый мозг пытался отыскать в дрожании огней какую-то систему и логику, но тщетно - это был разноцветный хаос, лихорадочный беспорядок всполохов и искр. Будто бы незримый мотылёк бился о стекло лампы, вспыхивая всё сильнее с каждым ударом.

«Хочу спааааа...»

Звук вытянулся в дрожащем воздухе, ставшем вдруг вязким, мягким и тёплым, словно одеяло. Усталость из абстрактной идеи внезапно стала чем-то материальным, обвиваясь вокруг тела, будто змея. Секунда - и вся комната исчезла в непроглядном тумане ночи, лишь разноцветные стёкла где-то вдалеке вспыхивали и гасли, не то маня к себе, не то предостерегая.

Миг - и мир взмыл куда-то вверх.

Миг - и змея усталости превратилась в чугунные цепи.

Миг - и тело превратилось в камень.

Миг.

Миг.

Миг.

***

Женский плач.

Мама?

Должно быть, она снова заперлась в Комнате. Как всегда. Ничего, ещё несколько дней, и...

Стон повторился. Громкий, протяжный, полный горечи, но... Он был в чём-то иным. В нём было что-то ещё. Злость? Боль? Страх?

В комнате было так темно, что Макс поначалу и не понял, что уже открыл глаза. И лишь мурашки от холодного осеннего ветра доказывали, что он не спит.

Плач всё не стихал.

-Мам?

Макс слез с постели. Странно. Мама часто плакала, сидя в Комнате, но он ещё никогда не слышал этого столь отчётливо. А может... может она не заперлась? Может, она сейчас на кухне или в гостиной? Это был его шанс успокоить её. Шанс всё понять.

-Мам, я сейчас.

Он подбежал к двери. Рука метнулась к выключателю, но нащупала лишь пустоту.

Плач становился всё громче и отчаянней. Ей было больно. Физически.

-Мама!

Дверь не открывалась. Что-то держало её. Шпингалет!

Пальцы пробежались по двери. Ага, вот он! Но он...

...не заперт?

Стоны резали по ушам, сотрясая стены.

Раз!

Два!

Дверь не поддаётся. В чём дело? Ах, если бы он мог включить свет...

И тут Макс что-то нащупал. На двери висела какая-то коробка. Макс не мог её разглядеть, но на ощупь она была подозрительно знакомой. А вот и странная дыра посередине...

Быть того не может!

Это был тот самый Замок!

Стон сорвался на вопль боли. Он волной прокатился по комнате, заставляя Макса съёжится изнутри. Миг - и крик оборвался, сменившись скулежом раненого зверя. И тут Макс понял...

Звук доносился не из-за двери. Его источник был не снаружи. Стон скрипел прямо за спиной мальчишки.

Он медленно повернулся. «Мама у меня за спиной, да?». Его кровать, куча разнообразных сокровищ со свалки - всё было как обычно, даже на столе всё так же стояли...

Витраж.

Картина.

Неясное изображение на старом холсте стало совсем неразличимым. Капли краски, будто слёзы, стекали вниз, смешиваясь между собой. Картина рыдала. Макс подошёл поближе, чтобы удостовериться, но сомнений почти не было - плач доносился изнутри картины. С каждым всхлипом и стоном она буквально теряла краски, бледнея, словно обескровленное тело.

А вот Витраж...

Большая лужа красок под картиной не стекала вниз, на пол. Вместо этого она тонкой струйкой тянулась к витражу. Последний, словно вампир, впитывал её в себя, с каждой каплей разгораясь всё ярче и ярче. Свет внутри стёкол всё так же подрагивал, но теперь это не было похоже на хаотичные всполохи огня. Это был...

...смех?

Макс не мог поверить глазам. Комната, в которой ещё минуту назад было темно, сейчас сияла разными цветами, и в этом сиянии мальчик видел, как умирала картина. Она больше не кричала, лишь пришибленно скулила, пока холст желтел и осыпался прямо на глазах. А вот витраж разгорался всё ярче и яростнее, словно смех по тук сторону стекла становился всё громче. Ещё чуть-чуть, и Макс сможет его услышать...

«Надо бежать!» - вертелось в голове, но мальчик стоял как вкопанный, не в силах пошевелиться. Глаза уже слезились от яркого света и усталости, но Макс не мог даже моргнуть. Заворожённый, он протянул к витражу руку, не понимая, кто кого контролирует.

Свет манил к себе, такой яркий и тёплый...

Стон становился всё тише...

Комната унеслась куда-то вдаль, а рядом осталось лишь разноцветное стекло...

И вдруг по нему рябью пробежал чей-то истошный крик. Стекло задрожало, и незримая сила вытолкнула Макса из объятий витража. Мальчик рухнул на пол, испуганно озираясь по сторонам. Горло саднило, дыхание было хриплым и сухим. Неужто кричал он сам? Нужно бежать. Но Макс не мог встать - тело ещё неохотно слушалось его. Поэтому он полз. Сначала на руках, волоча ноги, как раненый солдат, потом на четвереньках, не позволяя себе замечать и свои дрожащие руки, и будто бы ставшие чужими ноги. Он полз вперёд, к свободе. Но как он откроет Замок?

Какая разница?

Главное не смотреть назад.

За спиной с новой силой разбушевался плач. Мамин плач. Он становился всё выше и выше, набирая силу, пока не сорвался в жуткий скрип, скрежет и треск, подобных которым Макс не слышал ещё никогда. Звук был столь неестественным, что разум так и стремился узнать, что же происходит позади...

Главное - не смотреть назад.

Ползи, ползи. Ну же, вперёд! Подальше от чудовища, верещащего за спиной.

Но силы покидали мальчика, и он никак не мог понять, почему. Он не чувствовал ни боли, ни даже усталости, но, с каждым преодолённым сантиметром, дверь, казалось, отдалялась ещё на метр, а двигаться становилось всё труднее, будто бы воздух вокруг сгущался, превращаясь в кисель и обволакивая тело, разум и мысли...

Внезапно, его сбила с ног и прижала к полу новая волна стонов...

...нет...

...новая волна воплей. Жутких, нечеловеческих воплей. Словно пули в толще воды, они застревали в вязком воздухе и дрожали в пустоте, будто бы пытаясь вырваться наружу и продолжить путь и прострелить Максу череп.

Я сейчас быстренько что-нибудь сварганю...

Что это? Откуда? Зачем?

Мама!

Простота этих слов поразила его. Значит, где-то там, за дверью, ещё жила его мамочка - та, что существовала за пределами этого ежегодного болота.

Та, что была способна обронить забавные словечки.

Отчаянно стараясь разорвать сковавшие его цепи, Макс попытался встать, но на каждое его усилие демон жуткой какофонии отвечал ещё большим давлением. Не в силах справится с монстром, Макс начал кричать, вторгаясь в хаотичную симфонию из воплей, треска и скрежета. Этот новый звук всколыхнул комнату и устремился вперёд, оставляя лишь рябь. Демонический оркестр заиграл ещё громче, разрывая уши...

Но крик мальчишки был сильнее. Он мчался вперёд, с каждой секундой становясь всё тоньше и острее, превращаясь из молота в копьё...

...стрелу...

...спицу...

Звук вонзился в деревянную дверь, и...

Ничего.

Лишь крохотная чёрная дырка в месте удара.

И вдруг...

Линия. Ещё одна. И ещё.

Вот уже точка превратилась в паука, который всё рос и рос, охватывая своими удлиняющимися лапами всю дверь, миллиметр за миллиметром.

Теперь треск доносился и спереди - это молила о пощаде медленно разрываемая дверь.

Ещё секунда - и арахнид превратился в собственную паутину. Трещины множились и разрастались, пересекаясь под причудливыми углами, складывались в странный, но смутно знакомый узор.

Заворожённый, Макс случайно задел странную холодную жидкость, тёкшую по полу. Она надвигалась откуда-то сзади и текла вперёд, к израненной двери. Она огибала Макса, но не так, как река обтекает скалу, а поодаль, осторожно, даже...

...боязливо?

А ещё она светилась. Сначала Максу казалось, что жидкость лишь отражает свет витража, но вскоре он понял, что эта жидкость... это и были краски.

Точнее, смесь всех красок разом. Она бурлила и пенилась, будто и витраж, и картина сплелись в яростном поединке, грозясь уничтожить, растворить друг друга.

Добравшись до двери, поток не остановился, а пополз вверх, по двери, заполняя не трещины, но пространство между ними, превращая дверь...

...в витраж!

Дерево трещало и скрипело, будто сопротивляясь, но вскоре звуки эти превратились в звон, и битва была проиграна.

Внезапно вторгшаяся тишина оглушала. Все стоны, вопли и крики, человеческие или искусственные, стихли, и лишь сбивчивое дыхание мальчика дрожало в этом вакууме. Все преграды исчезли. На Макса уже ничто не давило и не мешало двигаться, но он всё равно не смел шевельнуться, и лишь смотрел, не моргая, на обновлённый витраж, выросший в том месте, где ещё мгновение назад была дверь. Он стал ещё больше, ещё ярче, ещё...

...притягательнее.

Вдруг, витраж дрогнул, и осколки, яростно вспыхнув, пришли в движение. Заскрежетав, они начали вращаться, меняя свой узор, будто в калейдоскопе. Затем, некоторые из элементов начали двигаться. Они сливались друг с другом, перетекали один в другой, меняли форму, превращаясь в нечто иное.

Как же это было красиво...

Рисунок трещин тоже стал меняться. Паутина распалась, будто бы по ней мчался ураган, путая все нити, коверкая и изгибая их. Бесформенные многоугольники вдруг становились правильными фигурами, а затем вновь разбивались на осколки поменьше.

Это завораживало. Макс видел что-то такое однажды, в школе. Это было похоже на деление клеток. Витраж будто бы развивался.

Эволюционировал.

Узор продолжал меняться. Витраж шелестел и щёлкал, будто какой-то механизм. Смещаясь, одни осколки стекла задевали другие, и они тоже приходили в движение. И вот, среди этого хаоса стали проявляться первые зачатки чего-то осмысленного. Некоторые из образованных фигур застывали, будто бы кто-то решил, что это именно то, что нужно.

Вот круг, а в нём - ещё один, поменьше. Чуть поодаль, на той же линии - ещё одна такая же конструкция. А вот - два ряда крохотных прямоугольничков - один над другим. Но у одной из фигур в ряду, чуть правее от центра, отколот уголок.

Почему?

Макс не отрываясь смотрел на эту картину, выискивая каждый застывший фрагмент, пытаясь понять, что же это такое. И он понял. Понял ещё до того, как последний осколок замер, встав на место. До того, как щёлканье механизма завершилось. До того, как все черты оформились окончательно...

С огромного витража, бывшего когда-то дверью, на комнату смотрело стеклянное лицо мальчика.

Кто это?

Трудно было судить, ведь этот портрет из осколков стекла не был точным, да и разноцветные блики мешали сосредоточится. И всё же, выглядел незнакомец смутно знакомым.

Сначала Макс решил, что это он сам, но у него не было сколотых зубов, да и мальчишка на портрете бы несколько младше.

Но кто же он такой?

Нужно его запомнить.

Вдруг, картинка вновь начала меняться. Осколки, изображавшие рот мальчика, пришли в движение.

«Десять бутылок стояло на столе...» - прошептал портрет.