The Last of Us: Предел

Сейчас он не помнил, что отказался от неё когда то, что другой провел её до конца по пути, которому он положил начало, который сам избрал для неё и для себя, ведь она — его гибель, его роза, его творение. Сон, от которого ему уже не пробудиться, пока он — человек из плоти и крови.

Колин Маккалоу «Поющие в терновнике»

***

Не помню, как до дома добрался и бутылку Маккалана* открыл, которую берег на особый случай. И вот он настал, мать его.

Перед глазами пелена красная, грудь будто разрывает, а внутри нарастает чувство, что вот-вот взорвусь.

Когда она прошептала «папа», глядя на Томми, я сначала не понял. А потом... Кааак понял! Такое чувство, словно несёшься на тачке под двести и резко бьёшь по тормозам так, что шины кипят и дымятся. Только закипело у меня внутри гораздо сильнее.

Налил виски до краёв в стакан и жадно отпил, не почувствовав вкуса.

Племянница, блять!

Громко рассмеялся, запрокинув голову, расплескав виски из стакана. И тут же кулаком по столу ударил, что тот аж подскочил.

Когда Томми её уводил, мне казалось, что я смотрю на мир через красное стекло, испещрённое чёрными трещинами, которое вот-вот треснет и разлетится к чертям.

Чувствую, как ярость наполняет до краёв. Дикая. Первобытная. Из-под носа забрали. Сам отдал!

А ведь я всегда забирал то, что считал своим. И никогда, никому своё не отдавал. До этого момента. Сука!

И ещё добивало другое — бесило, жгло: я весь кипел из-за какой-то бабы. Словно пацан прыщавый.

Да и не было ничего. Она мне никто. Просто левая девка. Красивая, левая девка. Я её нашел, забрал, подлатал немного, да на ноги поставил. Хотел себе оставить. Нееет... Не просто оставить. Хотел сорвать с неё одежду, навалиться сверху и впустить в неё весь свой голод.

Но отдал новоявленному папочке.

На этом всё. Невероятнейшее совпадение, финита ля комедия. Готовый сценарий для какого-нибудь долбаного Тарантино.

Сууууууккааааа...

Но почему же тогда в груди щемит так, что выть хочется, срывая горло?

И потом молнией в голове ударило — ЕЁ нельзя трогать. Потому что она дочь моего родного брата.

А я, мать его, извращенцем не был. От идеи инцеста хотелось тошнить.

С размаху ударил стаканом о стену. Стекло разлетелось в мелкую крошку, вместе с остатками виски.

Сжал зубы так, что казалось, сотру их в порошок.

Какая к чёрту дочь? У Томми не было детей! Казалось, это какая-то шутка. Если это какой-то розыгрыш, я с них кожу живьем сниму. Я уже не в том возрасте, чтобы со мной такие шуточки проворачивали.

Сжимал края раковины так, что костяшки побелели. Но не шутка это всё. Реальность. По глазам её видел. Они не врали.

Меня так трясло последний раз несколько лет назад. Когда я очнулся в больнице Цикад, а Элли рядом не оказалось. Тогда Марлин, эта сука, сказала, что они собираются вскрыть девочке голову, сделать лоботомию, чтобы вырезать кордицепс. Убить её, чтобы создать вакцину. Но, мол, сделают всё "мягко". Под анестезией, без боли.

Я тогда всадил Марлин две пули из Глока*. Одну в живот. Вторую в лоб.

Вышло не мягко.

Чувство давно позабытого бессилия поднималось изнутри и скручивало меня, словно ржавый лом в кишках. Сейчас меня не просто трясет, а наизнанку выворачивает. Потому что я едва не отымел собственную племянницу. Девчонку, которая мне не принадлежит и принадлежать НЕ может.

Я ещё час просидел на кухне. Курил одну сигарету за другой, пил из горла, пока не услышал увесистый стук в дверь.

— Джоэл! Ты здесь?

Томми открыл дверь и вошёл, не дожидаясь приглашения. Только он и Элли могли себе это позволить. Кстати, где, чёрт побери, её носит?

Томми выглядел взволнованным. Его взгляд метался, дыхание тяжёлое, будто он бежал до моего дома без остановки. Если он пришёл бить мне морду, я бы даже не возражал.

— Это ахринеть! Джоэл, это... это... — он ткнул пальцем в сторону своего дома. — Дочка моя! Я чуть не сдох! Это невозможно...

Да, я тоже чуть не сдох, братец.

Он рухнул на стул и запрокинул голову. Значит, не сказала ему про поцелуй. Иначе я бы уже чувствовал на своём лице отбивающий чечетку кулак брата.

— С Луизой, её матерью... — начал он, с трудом подбирая слова. — Мы с ней на первом курсе переспали один раз. А потом она ко мне явилась и сказала, что беременна.

Он на мгновение замолчал, потер шею и поднял на меня тяжёлый взгляд.

— Я был так счастлив... Так невыносимо рад, что раздобыл ей денег на аборт.

Я нахмурился, а Томми опустил голову, будто тяжесть его слов давила ему на шею.

— Испугался тогда, пацаном был. Ответственности испугался, Джоэл. И никому не сказал — ни тебе, ни родителям.

Он вздохнул, провёл рукой по лицу.

— Я тогда с Анной встречался, влюблён до жути был. Предложение хотел сделать. Помнишь, как мама радовалась? Анна была из приличной семьи, отец — директор завода. Родители уже заранее нашу свадьбу планировали. А тут — однокурсница беременная!

Томми замолчал, его лицо исказилось от воспоминаний.

— Я скрывал это ото всех. Даже Луизе пригрозил, чтобы к нам домой не заявлялась, и сразу пошла аборт делать. Я до сих пор помню наш последний разговор. Её потерянный, раненый взгляд... И она исчезла из моей жизни. Я думал, что вопрос с ребёнком решён. Выдохнул. Даже забыл.

Он вытер ладонью лоб, словно хотел убрать липкий налёт старых грехов.

— Но через два года... случайно увидел её. В парке, напротив бара, где мы с тобой пили пиво по выходным. Луиза была с каким-то ребёнком. Играли в песочнице. Оказалось, что она сохранила жизнь ребёнку.

Томми на секунду замолчал, глядя в пол, затем хрипло добавил:

— В той песочнице оказалась моя дочь.

Я молчал. Не перебивал. Томми вообще мало говорил. После убийства Мэри, его жены, которую он встретил после Падения, уже здесь в городе, он закрылся в себе, стал другим человеком. А сейчас его буквально распирало от эмоций.

— Она ребенком на мать свою была похожа, а сейчас особенно. У меня тогда что-то вроде совести проснулось. Начал деньги им отправлять. По возможности. Но с дочкой не занимался. Своя жизнь была, другая. Виделся с девочкой всего несколько раз. И с каждой встречей всё тяжелее было. Стыдно за себя самого.

Его лицо потемнело, голос стал тише, словно он говорил больше с собой, чем со мной:

— А потом Падение. Потом всё к чёрту полетело. Тогда я всё по привычке продолжал скрывать. Даже от тебя.

Он резко поднял голову.

— Так что, карты на стол, братец.

И тут же в моей голове вспыхнул диалог с самим собой:

— Но свои карты ты же ему не раскроешь?
— Нечего раскрывать.
— Врёшь.

Сдавил горлышко бутылки так, что та едва не треснула.

— Она с тобой? — спросил у Томми и отпил из бутылки.

С ним, конечно. Где ей ещё быть?

— Дома у меня, да. Отдыхает. Спит уже. Док её осмотрел. Несколько синяков, ссадин, обезвоживание. Подозрение на ангину, но Док говорит, что она выздоравливает. Селена сказала, что это ты её вылечил. Откачал в пути.

Се-ле-на. Имя красивое. А ведь я ни разу по имени её так и не назвал.

— Откачал, — подтвердил, делая глубокую затяжку сигаретой.

— Я её в последний раз видел, когда ей было десять. Сейчас ей двадцать один исполнилось. Не знаю каким чудом, но я её узнал! И она меня сразу. Конечно, изменилась, девушкой стала. Но, блять, я её как сердцем почувствовал, понимаешь?

Понимаю, брат. Так понимаю, что дуло к виску приложить хочу.

Двадцать один, значит. На пару лет постарше Элли и на двадцатьахиретьшесть лет младше меня. И что? Как будто до этого разговора и так очевидная между нами разница в возрасте меня заботила. Плевать было.

— Я должен знать, что произошло, — Томми вцепился в меня взглядом, голос стал ниже. — Она рассказала, что сбежала из ФЕДРА с друзьями. Ублюдки там совсем ахринели. ФЕДРА сейчас типа Гестапо у себя развернули.

Томми раздражает сейчас, до трясучки бесить начинает. Папочка, блять. Дочь два раза в жизни видел, а сейчас с меня что-то спрашивает. Отчитываться ему не намерен. Хотя тот и не отчитываться просил, а просто рассказать. Но всё равно злит. И он, и вся эта Санта-Барбара. Захотелось вышвырнуть его за дверь с пинком под зад. Или кости ему раздробить. Но, поскольку он мой брат, плоть от плоти (как и Птенчик, кстати. Выкуси), я спокойно договорю. А потом быстро распрощаюсь.

— Выпить хочешь? — кивнул в сторону бутылки.

Томми отрицательно покачал головой. А зря, ему бы сейчас не помешало.

— Я нашёл её у псов Зеймана. Они уже рыскают близко к нашим границам, но с этим я разберусь позже, — выдохнул дым от сигареты, сделал ещё одну затяжку. — Они хотели сдать её в трафик. Перед этим её друзьям глотки перерезали, девчонку с одной пули в висок. Видимо, та внешне им не зашла.

Посмотрел на него, а он поморщился как от удара. Прости, брат. Ударю еще раз.

— Я её с собой забрал. Гнид тех с голой жопой на морозе оставил. Будь уверен, подыхали они не быстро и весьма мучительно.

Если бы мог, вернулся бы во времени и отрезал им яйца наживую. Затолкал бы в глотку, чтоб подавились.

— Тронуть её не успели. Никто не успел. Я не позволил отряду в её сторону даже смотреть.

А себе позволил.

Затушил сигарету в пепельнице.

Томми положил локти на колени, сжал голову в руках.

— Я дерьмовый отец, Джоэл. Но потом, с годами, пожалел обо всём. Особенно сейчас, когда в глаза ей посмотрел. Это словно насмешка судьбы и благословение одновременно. Дочь появилась в моей жизни. Сразу после смерти Мэри.

— Да, жизнь подкидывает сюрпризы. Чаще всего такие, что сгибаешься пополам и блюёшь своими же кишками.

— Джоэл, — голос Томми дрогнул. — На её глазах мать разорвали инфицированные. В первый же день Падения она осталась одна. Дальше расспрашивать не стал. Ей отдыхать надо было.

Я втянул воздух через ноздри и отвёл взгляд в сторону. Глаз начал дёргаться от закипающего внутри гнева. Представил, через какие испытания ей пришлось пройти, и непроизвольно сжал кулак так, что костяшки щёлкнули.

Сука.

— Пойду домой. Я должен быть рядом, когда она проснётся.

Томми поднялся со стула, двинулся к выходу, но остановился и бросил взгляд через плечо.

— И кстати, — он навёл пальцем на своё лицо. — Зашили тебя не очень. Шрам будет серьёзный.

Как будто бы меня это заботило. На мне шрамов не меньше, чем пятен на леопарде.

Он перевёл взгляд на разбитый бокал в углу кухни.

— У тебя всё окей?

Я коротко кивнул.

И тот молча вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Будут окей дела у меня. Предельно окей. Только потрахаться надо.

Арт к главе от художницы Feather

Арт к главе от художницы Feather

***

Кэтти открыла дверь с улыбкой и без удивления на лице. Знала, что приду. Разодетая в синий шёлковый халат, на голое холёное тело. Щиколотку украшал золотой браслет.

— Джоэл, ты вернулся! На уши весь город поставил, — дышит взволнованно, а на чуть полных щеках алел румянец.

Я переступил порог и осмотрелся. Свет горел в каждой комнате. На столе в прихожей – ароматические свечи. Пахло чем-то сладким.

Она наслаждалась всеми преференциями, доступными моей любовнице. Электричество подавали два часа в день, но только не ей – у неё свет был круглосуточно. Лучшая одежда, мебель, медобслуживание, покровительство. И отдельный дом, когда большинство людей теснились в общежитиях.

Её жизнь была словно картинка из прошлого мира, которого больше не существовало. Кэтти жила так хорошо, как бывшая официантка из семьи алкашей и помыслить не могла. Она принадлежала к тому редкому типу людей, которым оказалось на руку Падение.

Заболев однажды, она чуть не умерла, но я велел Доку Ли её вытащить. Указания выполнялись быстро: лекарства, травы – мой отряд принёс всё необходимое. Сам я этим вопросом не занимался. Занят был.

— Я тебя так ждала! — она бросилась ко мне на шею.

Уткнулся лицом в изгиб её шеи, втягивая запах кожи и волос. От неё пахло маслами какими-то, розой и еще чёрт знает чем. Натиралась ими. К моему приходу подготовилась.

Запах мне не понравился. Он был неправильным. Слишком навязчивым, искусственным. Я другой аромат хотел чувствовать, от другого тела. Подсознание тут же подбросило картинки нежной, белой кожи и груди с розовыми сосками... И тех зеленых глаз...

— Джоэл, я так скучала, — Кэтти шепчет и в глаза мне заглядывает.

Её пальцы скользнули к моей щеке, коснулись шрама.

— Что это? — спросила тихо. — Расскажи мне.

— Просто работа.

Карие глаза блеснули беспокойством.

— Ты голодный? — спросила.

— Не голодный, — отрезал я, снимая куртку и бросая её на спинку кресла.

Говорить ни о чём не хотелось. И есть не хотелось. Только трахаться.

Я шагнул ближе и, глядя ей прямо в глаза, произнёс:

— Стань раком. Голову в пол.

Кэтти застыла, хлопая глазами. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но я быстро схватил её за затылок, развернул и резко опустил на колени. Дернул змейку на штанах, высвобождая взбухший член, пульсирующий от похоти.

— Голову в пол. Сейчас.

Кэтти подчинилась, прогибаясь в пояснице и обнажая себя передо мной. Уже влажная. Готовая. Я пристроился сзади, направил член в её горячую, мокрую глубину и с первым толчком в блаженстве закатил глаза. Чёрт, месяц без секса — это почти вечность для мужика.

Держась за её мягкие бока, я начал жёстко насаживать её на себя. Вбивался сзади между округлых ягодиц прямо в сочную глубину, мокрую и горячую. Кэтти стонала, прикусывая губы, под звук шлепков наших тел. Ей было и больно, и хорошо. А мне ахиренно. Да! Вот так!

Она в моем вкусе. Брюнетка с тёмной кожей, округлыми формами, за которые можно подержаться. Зрелая, опытная, в самом соку. Выдвинул правую ногу вперед, чтоб глубже входило. Впился пальцами в чёрные волосы любовницы, оттягивая её голову назад и толкаясь всё глубже и быстрее.

На мгновение мне показалось, что под пальцами волосы светлые, золотистые, цвета мёда. И в ту же секунду ощутил, как Кэтти начала сокращаться вокруг члена, и с рыком я резко вышел обильно кончая ей на спину, запрокинув голову назад. А перед глазами всё та же белая кожа и нежная грудь...

Селена.

Сука.

Потом я имел Кэтти в спальне. Я поднял Кэтти, смахнув с дубового стола всё её барахло — баночки, скляночка, косметику, ещё какую-то хрень. Усадил её, заставив раздвинуть ноги шире, и снова вошёл в неё. На этот раз сильнее, жёстче. Член стоял колом, как будто и не было разрядки. Опустил голову вниз и смотрел как плоть входит в её тело.

Засаживал ей глубоко и сильно, так сильно, что тяжёлый стол под нами трясся и дрожал.

Кэтти потянулась к моим губам, пытаясь поцеловать, но я схватил её за шею и отвел от себя, продолжая вбиваться в ее тело.

***

На улице светало. Её кровать была мягкой, шелковое покрывало блестело под пробивающимся светом из окна. Кэтти лежала у меня на груди, водила пальцами по коже. Я курил, выдыхая дым в сторону, и молча смотрел в потолок.

— Может быть мы... — её голос был почти робким, но она продолжила, шепча: — Вместе жить начнём?

Я сделал глубокую затяжку, задержал дым в лёгких, а потом медленно выдохнул, не взглянув на неё. В комнате повисла тишина, только слабый скрип постели под её движением.

— Нет.

Её пальцы замерли на моей груди.

— Почему? — голос дрогнул. — Ты ведь... Ты ведь всегда возвращаешься ко мне. Я для тебя не просто...

Мне захотелось скинуть её с себя. Обычно после секса она молчит и не раздражает. От неё мне нужно было только одно, и это не надоедливые разговоры.

Она приходила ко мне домой только по моему приглашению. Мы трахались, и на этом всё. По другому поводу я её не приглашал. И по итогу каждый имел то, что ему было нужно. На этом всё. Мой дом — моя территория и пространство, где любовница перед глазами маячить не должна.

А вот если бы это была Птенчик...

Сжал тёплую руку Кэтти и отвёл её в сторону.

— Не за чем. Оставим всё как есть.

— Конечно, — быстро ответила она, опустив взгляд. — Я просто...

Её слова оборвались. Она нервно провела ладонью по шелковому халату, поправляя его.

— Просто что? — спросил я, даже не пытаясь скрыть раздражения в голосе.

— Я просто... думала, может... Может, мы могли бы проводить больше времени вместе?

Я резко сел. Затушил сигарету в пепельнице, стоящей на прикроватной тумбочке.

— Кэтти, мы с тобой всё это время прекрасно понимали друг друга. Никаких "больше" не будет. Мы оба знаем, на чём это держится.

Встал с кровати и начал застёгивать рубашку. За спиной слышал её тихое, прерывистое дыхание.

— А если я потеряю тебя?

Я не ответил. Застёгивал последний ремешок.

Она тихо всхлипнула.

Я затянул ремень на штанах и пошёл к выходу. Уже стоя в проёме двери, обернулся к ней.

— Кэтти, тебя никто не обижает? Всё хорошо?

Она подняла на меня глаза, её губы дрожали, а румяная щека блестела от слезы, которую она быстро смахнула.

— Да, — выдохнула она. — Всё хорошо.

Кивнул ей коротко и пошёл по коридору ко входной двери.

Когда я переступил порог, дверь хлопнула за мной сильнее, чем я собирался.

_____________________________

* Виски Маккалан (Macallan 1966) — самый дорогой виски в коллекции Macallan, ограниченной всего 40 графинами. Цена бутылки примерно $75 000.

* Глок (Glock) — короткоствольный пистолет