Ферзь

Глава 1

Однажды мой отец сказал мне: «Если хочешь насмешить Бога, то расскажи ему о своих планах». Видимо, над моими планами Всевышний смеется по сей день. Эта история началась не с меня, не с неё, у этой истории нет ни начала, ни конца. О любви я вовсе не говорю, о ней и речи быть не может. Какая между нами может быть любовь, когда я по локоть запачкан в её же крови? Так что же нас в итоге свело?
Все просто - вражда. Нет, не та, что бывает в романтических фильмах, а та, что приводит к кровопролитию между людьми за честь, власть и выживание.
Последние пятнадцать лет мне каждую ночь снится один и тот же сон. Мне снится тот злополучный день, когда я вбежал в сад семьи Мурадхановых и обнаружил болтающееся на инжирном дереве тело моего отца. Он повесился! С того дня я ненавидел этот сад и это проклятое дерево. А ровно год после меня посадили за убийство главы семьи Мурадхановых. Для убийства Аяза мне хватило лишь одной пули. С первого же выстрела я попал ему в голову, и на суде я узнал, что это был точный выстрел. В те далекие времена беззаботного времени у меня был лучший друг Озан, с которым мы часто сбегали в охотничий дом его отца со старым ружьем моего деда и стреляли по стеклянным бутылкам из-под пива. В отличии от меня Озану нравилось стрелять по птицам, но к счастью, в те времена он не был метким стрелком, и ни один пернатый житель леса от него не пострадал. Особой меткостью я, как и Озан, тоже никогда не выделялся, но в тот день судьба явно была на моей стороне. Все бы ничего в этой ситуации, но, к несчастью, мой друг Озан являлся единственным сыном того самого Мурадханова Аяза, которого я застрелил на глазах у половины жителей нашей деревни. Дружба, которая была чем-то большим чем просто дружба, в один миг обернулась в кровную вражду. Почему я убил отца своего лучшего друга? Это очень долгая история...
В мои шестнадцать лет меня судили как совершеннолетнего, и так как я не выказал раскаяния, мне вынесли приговор: десять лет заключения в колонии особо строгого режима. Другими словами, мне выдали билет в один конец. Естественно, этот билет достался мне не без помощи матери Аяза, Мурадхановой Сугры.
Сугру на том момент тоже можно было понять, ведь я убил её единственного сына. Помимо Аяза у нее была старшая дочь, но в семье Мурадхановых дочь не более чем обуза, от которой чем раньше избавишься, выдав удачно замуж, тем лучше.
Из десяти лет, что мне дали, я отсидел всего семь лет. Выйдя из тюрьмы, я сразу улетел в Россию в Москву. Причиной моей иммиграции стал Бахтияров Игбал, глава наркосиндиката. Он является королем этого бизнеса не только в Азербайджане, но и в России. Оба рынка принадлежат ему в самом прямом смысле этого слова. По иронии судьбы он оказался моим сокамерником. У Игбала не было ни семьи, ни детей, и всю свою жизнь он посвятил этому грязному бизнесу и достижению полной власти на этом рынке белого яда. Можно сказать это дело было его детищем. Во мне же Игбал увидел приемника, который мог в будущем занять его трон. Второй моей причиной отъезда в Москву стал мой дедушка по отцовской линии. После моего досрочного освобождения агсакалы(старшие) моей деревни, где я родился, вырос, где мой дом, моя семья, обсудили и приняли решение, что два самых влиятельных рода не могут жить в одной деревне. Будет лучше, если я никогда больше не вернусь в деревню, чтобы два рода Алирзаевы и Мурадхановы не поубивали друг друга в кровной вражде. По их мнению, моё изгнание с родной земли спасет жизнь нам обоим: мне и Озану. Ведь Озан поклялся отомстить за смерть отца. Мой дедушка, не поговорив со мной, как старший семьи согласился с эти решением.
С тех пор прошло почти пятнадцать лет, много воды утекло за эти годы. Сел в тюрьму Алирзаевым Фаридом, а вышел оттуда Ферзем. От беззаботного мальчишки мечтающего стать судьей, не осталось и следа. И теперь мало кто знает меня как Фарида.
Вместе с моим именем изменился и я сам. Для всех я теперь — правая рука Игбала. Меня боялись не меньше, чем самого Игбала, я отличался от всех его людей особой жестокостью. Я стал лютым хищником, человеческая жизнь для меня потеряла всякую ценность. Убийства, преступления, торговля запрещенными веществами — всё это стало моей рутиной.

Передо мной открывались все двери, от одного моего имени вздрагивали. Конечно, всей этой властью я обязан Игбалу. Но как однажды сказал мне сам Игбал: «Люди подчиняются лишь в двух случаях: либо они боятся тебя, либо уважают. А второго в нашем мире не бывает без первого.»

Порой я сам не понимал, кто я. Моя жестокость ужасала меня самого. На мне столько душ...

По началу каждую ночь ложась спать, закрывая глаза, я видел взгляды тех, кого убил я, либо убивали при мне. Я считал нас всех зверями! Видя правила и законы этого мира, животные даже мне казались более гуманными. Каждый день меня глодало осознание того сколько мы этим псевдо бизнесом загубили судеб. И нам было неважно: невинные ли это судьбы. Не смотря на моё молчание, Игбал видел меня на сквозь. Однажды посадив меня перед собой, он сказал: «Покажи мне того ублюдка, что заставляет употреблять! Приведи мне того, кто заставляет кого-то против воли принимать эту дрянь, и я лично его расчленю на глазах у людей. Наркомания — это личный выбор каждого! И если ты зависим от этого дерьма, то ты уже не человек, а лишь безвольное существо!».
Сам же я начал оправдывать себя тем, что мы не какие-то мелкие барыги, мы во главе этой ниши. Мы – хозяева! А торговля наркотой на 0,1% легче, чем торговля оружием или людьми. Увы, как бы я не искал оправдания, у меня не получалось. Даже дьявол не сумеет найти оправдание преступнику вроде меня.
Наркомания — это удел слабаков, что с первой дозы перестают быть людьми. И если в один день какой-то жалкий наркоман сдохнет от передозировки, не велика будет потеря для человеческого рода. Это всего лишь оправдания для моей совести, голос которой со временем стал утихать и смолк совсем. Вместе с именем я заработал себе и сотню врагов. Порой меня посещает мысль: как хорошо было бы если меня кто-то, вроде меня самого, убил. Таким образом, я сумел бы освободится от всего этого. Ферзь обрел статус и власть ценой души Фарида!

Утренним рейсом Москва-Баку я проводил на самолет мою старшую сестру Элону вместе с её мужем Рашадом и их семи летней дочкой Милой. Всей семьей они направлялись в Акстафу на свадьбу какой-то нашей дальней родственницы, о существование которой я узнал только в день отъезда сестры. Через год после обоснования в Москве я перевез сестру с её семьей к себе. Нашего младшего брата Наиля я забрал к нам сразу после того, как он закончил учебу. Элона посвятила себя стоматологии, а её муж Рашад открыл свой небольшой продуктовый магазинчик. Наиль же стал моей ходячей проблемой. Более избалованного человека в мире не существует. После его рождения наша мать умерла от внутреннего кровотечения прямо на акушерском столе. Её смерть не стала причиной ненависти к Наилю, как это присуще многим семьям, наоборот, все его любили и баловали больше, чем меня и Элону вместе взятых. Особенно в любимчиках он был у нашей бабушки Салби. В Наиле она души ни чаяла: всё самое вкусное ему, всё самое лучшее ему.
После переезда в Москву Наиль поступил в МГТУ ГА, один из лучших университетов, готовящих специалистов по авиации. Однако позже он забросил учебу, несмотря на его одержимость полетами. На занятиях он появлялся так же редко, как и я в свое время, когда учился. Пришлось вмешаться Элоне, так как её он боялся больше, чем меня. После хорошей взбучки от нашей сестры Наиль снова вернулся к учебе.
Каждый раз провожая кого-то в Азербайджан меня накрывала какая-то грусть и даже обида. В отличии от меня, Элона и Наиль стабильно раз в год летают на нашу малую родину в село Хасансу Акстафинского района к бабушке и дедушке. В наше отсутствие заботу о них взяла на себя их старшая дочь Саида с мужем и дочкой, она живет через несколько улиц от нашего дома. Свое отсутствие в их жизни я оправдываю тем, что они ни в чем не нуждаются. Как-то я попросил Элону поговорить с дедом, чтобы тот разрешил мне хотя бы на один день приехать в родной дом. На что он категорически был против, считая, что это навредит Озану.
Озана можно понять — он ничего не знает, и за все эти годы я так и не решился рассказать ему правду. Правда - тяжкий груз, который не под силу каждому, поэтому её и не любят. Единственный человек с кем я поделился этой правдой, - Игбал, лишь он знает, почему я убил Аяза. Даже когда меня допрашивал следовать в Акстафинском участке, я молчал, не проронив ни слова. Эта история - мой груз, мое бремя, и только я должен нести его в себе, позволяя ему терзать меня в одиночестве.
Проводив сестру с семьей, я из аэропорта поехал домой к Яне на завтрак.
– Через сколько их самолет приземлится в Баку? – спросила Яна, присев рядом со мной за стол.
– Через четыре часа они уже будут в Баку, а к вечеру доберутся в деревню. – ответил я, поедая сырник.
– Как же тебя Мила так легко отпустила? – спросила, улыбаясь Яна, намазывая творожный сыр на кусочек хлеба.
– С капризами, как обычно. – ответил я.
– Не удивительно, если бы у меня был такой дядя, который ни в чем не скажет «нет», я бы тоже скучала. Я вот думаю, наших детей ты так же будешь баловать?
От услышанного на секунду я замер, посмотрев на Яну, отдав предпочтение молчанию.

– Фарид, я знаю твою позицию насчет детей, но все же прошло так много лет - мы уже семья, и в семье ведь должны быть дети, разве нет? – с легким и непонятным для меня волнением продолжила она.
– Ты беременна? – спросил я, стараясь скрыть свое не довольствие этой темой разговора.
– Нет, но это не значит, что я не могу не думать о детях. Тебе тридцать, а мне уже двадцать шесть. И тебе не обязательно нашим детям давать свое имя и фамилию, - сказала Яна и осторожно добавила - так ведь будет безопаснее.

– Ты сейчас себя слышишь? В самом начале наших отношений мы все это обсуждали с тобой.
– Да, обсуждали... Но Фарид...

- Ян, – перебил ее я. – Я не хочу детей и не являюсь человеком для семьи. Хочешь семью и детей, ты знаешь, что для этого нужно сделать. Пойми, это не котенок, которого можно просто завести, - нам самим нужно повзрослеть ещё сильнее. И с чего ты вообще подумала, что я позволю моему ребенку расти без моего имени?

– Я имела ввиду, что так безопаснее. – робка ответила она.

– Хм, даже так? А зачем тогда рожать от меня, если со мной не безопасно?

– Мне в салон пора. – опустив глаза сказала она, после молча встала и ушла.

– Вот и поговорили. – произнес я в слух, оставшись один.
Я познакомился с Яной четыре года назад в одном из ночных клубов Игбала. Она мне понравилась с первого взгляда, высокая блондинка ангельской внешностью. Её огромные голубые глаза с первой секунды запали мне в душу. Три года назад, когда мы начали жить вместе, я был с ней предельно честен: брак, семья и уж тем более дети не то, что она сможет со мной получить. У таких людей как я не может быть семьи. И по сей день Яна не знает, что я контролирую каждый её шаг в целях безопасности. За годы работы на Игбала я понял, что семья - твое самое слабое место. Будь то Яна или Элона со своей семьей - каждый из них находится под круглосуточной охраной моих людей. Пока я жив, все они первые под прицелом на пути ко мне. Я никогда не скрывал от Яны, кто я есть и чем занимаюсь, и честно говорил ей о своих мыслях касательно наших отношений. Даже если бы в один день она сказал мне, что нашла другого и уходит, я бы спокойно отпустил её, пожелав счастья. Но в её глазах я - просто Фарид, которого она любит. А люблю ли я ее? В принципе, я уже и не помню, что такое любить...
Главным врагом и одновременно моим сторонником в наших отношениях с Яной была и есть ее мать. Нина Михайловна — человек, который ненавидел меня больше всех в роли спутника своей дочери и, скорее всего, убила бы меня, если бы я всё-таки решил создать семью с её единственной дочерью. Семья Яны является владельцами сети ювелирных магазинов в Москве. Другими словами, солидная семья, у которых дочка отличница и красавица, на которую возлагались большие надежды, что она сделает достойный выбор в пользу честного бизнесмена, но которая вдруг связалась с бандитом. На все увещевания своей семьи Яна была глуха. И не удивительно, что каждая встреча дочери с мамой превращалась в бесконечный круговорот промывания мозгов на тему, что я нерусский бандюган, которого в итоге убьют, а Яна, растратив свою молодость и перспективы на такого человека, останется одна, и что потом она еще вспомнит слова матери. И я полностью с ней согласен.
Оставшись дома один, я прилег отдохнуть и не заметил, как провалился в неспокойный сон.

Мне пятнадцать лет. Я снова в родной деревне, в отцовском доме. Ранним утром, с первыми лучами солнца, я прошел на кухню босиком на цыпочках, чтобы никого случайно не разбудить, иначе план побега будет провален. Вот я в окно на кухне выбрасываю свои кроссовки, а затем за ними сам тихо выпрыгиваю в окно на улицу. Я столько раз это проделывал, что это выходит у меня без лишнего шума. И вот я уже на ходу обуваю сначала правый кроссовок, затем левый. Выйдя за ворота, я припускаюсь в бег и через пол деревни, сломя голову, несусь к дому моего друга Озана.

– Нет, он 100% проспал, как всегда! – бормотал я себе под нос.
Озан никогда не просыпался рано, даже в школу он приходил вечно с опозданием. В начале летних каникул мы всегда, мальчишками нашего класса, сбегали в горы к пастухам. И это лето не было исключением! Я перелез через задний забор поместья Мурадхановых, что ведет в сад. Это самый короткий и безопасный путь, так как окна комнаты Озана смотрят именно в сад, который находится позади дома. И вот я уже бегу через весь сад, а тем временем Озан пролезает в окно и спускается вниз по дереву. Я бегу к нему на встречу, и тут мой взгляд привлекает инжирное дерево. Черный, свисающий с дерева, силуэт лишил меня дара речи.

– Фарид, чего ты встал, быстрее бежим! Если бабушка Сугра нас поймает, то не видать нам гор как своих ушей! Ты чего стоишь как статуя?! – пока Озан воодушевленно орал на меня шепотом, толкая меня с места, я не мог даже дышать, так как руки и ноги словно окаменели. Стоя в ступоре, я ощущал как земля дрожит подо мной, будто сейчас разверзнется. Меня словно с головы до ног медленно обливали расплавленным металлом. В голове крутился лишь один вопрос: «Почему на дереве висит одежда моего отца?».
– Фарид, ты чего, парень, встал? Да куда ты смотришь?!... – уже раздраженно спросил Озан и, взглянув на дерево, на секунду вздрогнул, после продолжил. – Идиот ты, Алирзаев! Это же чучело, по любому его дядя Ясин повесил, чтобы ворон пугать. В прошлом году пернатые гады все плоды обклевали.

Бормоча Озан подошел поближе к дереву посмотреть на «чучело» и, осознав увиденное, громко закричал:

– Дядя...? Дядя Ясин, отец! Дядя Ясин зацепился за дерево! Отец! Помогите дяде Ясину!

Озан орал во все горло, он орал так громко, как только мог. Помимо жителей дома он разбудил живущих недалеко соседей. От услышанного, не в силах держать себя на ногах, я сел на траву, а во рту появился неприятный привкус, и жгучая боль пронзила голову.

– Фарид, Фарид, не смотри! Наргиз, убери его отсюда, закрой ему глаза, он ещё ребенок такое видеть. О Аллах, как же так, Ясин! – с этими словами Сурга вбежала в сад, а следом за ней мама Озана, тетя Наргиз, которая села рядом со мной на влажную от утренней росы землю.

– Фарид, сынок, приди в себя, посмотри на меня! Озан, быстро выйди из сада! Сейчас же найди своего отца! Фарид, пожалуйста, сынок, приди в себя, посмотри на меня, вставай - нам надо уйти. Рейхан, помоги мне его поднять на ноги! – тетя Наргиз пыталась говорить спокойно и уверено, но голос звучал беспокойно и на некоторых фразах проскальзывали истеричные нотки крика.
Мой мозг отказывался воспринимать ее слова, словно стараясь изо всех сил запомнить этот момент моей жизни – момент, который сломал и перевернул всю мою жизнь.

– Фарид... - кто-то звал меня из далека. – Фарид, проснись!
Открыв глаза передо мной стоял Артём.

– Что случилось? – сонный спросил я.

– Наиля забрали в участок за драку.

Если за умение находить приключения на свою голову платили бы деньги, то мой младший брат Наиль был бы самым богатым человеком на планете. Например, сейчас, в одном из ресторанов Игбала, куда я устроил Наиля работать, произошла драка — её инициатором был мой братец. Конечно, как ответственный старший брат, я не побежал вытаскивать его из полиции в свой единственный выходной. Пятнадцать суток в целях воспитательного процесса Наилю не навредят. Разобравшись за день со всеми своими делами, вечером я вернулся домой, где меня ждала Яна. Она была на кухне, вся такая милая по-домашнему, в красном шелковом халате. Подойдя сзади, я обнял её. Особой нежностью и романтичностью я никогда не выделялся, но я знал, что ей такое нравилось, а мне нравилось, когда она нежно улыбается и её глаза начинали лучиться счастьем в такие моменты.

– Ты завтра сильно занята? - спросил я.

– Для тебя я всегда свободна. – улыбнувшись ответила Яна

- В таком случае приглашаю тебя на свидание. И прости меня за слова, сказанные сегодня. Я понимаю, что они звучали резко, но и ты пойми меня: я правда не готов к такому.
В ответ она лишь молча кивнула, повернулась ко мне и, поцеловав, прижалась ко мне.

На следующий день, закончив все свои дела с Игбалом, после обеда я заехал в салон за Яной. После четырёх часов шоппинга мы поужинали в ресторане, а затем решили прогуляться по ВДНХ. Яна не особенно любила такие прогулки, как и я не питал особого восторга к четырёхчасовому шоппингу. Она предпочитала проводить время в элитных ресторанах, ночных клубах и брендовых магазинах. Для неё прогулки на закате казались бесполезной тратой времени. А я, напротив, любил иногда просто так бродить, наслаждаться неспешной прогулкой, даже если она виделась бессмысленной. В такие моменты мне казалось, что я — самый обычный беззаботный человек. Для полного счастья иногда не хватало лишь семечек, как в детстве, или украденного фундука из сада тетушки Кямили. Прекрасный летний вечер, яркий закат, рядом — такая же красивая девушка. Всё казалось идеальным, и ничто не могло омрачить этот день и его гармоничное завершение. Если бы не она. По пути обратно к машине к нам подошла одна женщина-цыганка лет за пятьдесят, прося купить у неё амулет, который, по её словам, спасет меня от смерти, а Яне поможет родить. В надежде избавиться от навязчивой продавщицы, я вынул из кармана купюру в пять тысяч рублей и протянул ей. Но она решила сломать систему — не взяла деньги. Увидев деньги, цыганка рассердилась на меня и восприняла мой жест как подачку и оскорбление. Посмотрев на меня, она предложила предсказать мою судьбу. Для меня её предложение показалось дико смешным, а вот Яна, к моему удивлению, проявила необычайный интерес.

— Хорошо, скажи, что меня ждет? — спросила она, — только скажи мне что-то хорошее! — словно любопытный ребёнок, она протянула цыганке руку.

После этих слов цыганка около трёх минут изучала ладони Яны, при это артистично цокала, хмурила брови и закатывала глаза. Я, молча, присев на лавочку, наблюдал за этим уличным спектаклем, достал сигарету и закурил. Когда я почти докурил последний глоток, цыганка серьёзным тоном произнесла:

— Ты не родишь от него ребёнка, он уйдёт к другой, той, что судьбой ему предначертана. Много слёз ты по нему прольёшь. Но в конце концов, ты встретишь свою судьбу и станешь самой счастливой.
Слова цыганки вызвали на моем лице улыбку, которую я не мог сдержать, но Яна побледнела на моих глазах за долю секунды. Увидев её реакцию, я решил немного разрядить обстановку.

– С таким талантом тебе нужно не амулеты продавать, а писать и снимать мыльные драмы с мелодрамами. Мой тебе совет: лучше придумывай и говори хорошие вещи, так больше денег заработаешь. – посоветовал ей я, встав со скамейки выкинул окурок в урну. О сказанных словах я быстро пожалел. Цыганка издала неприятный скрежещущий смех и сказала:

– Выдумка — это то письмо, которое якобы написано покойником, которое ты хранишь по сей день.

Слова цыганки меня невольно удивили, и я напрягся, превратившись в слух. Взгляд ее был стеклянный, черные глаза казались омутом, который тянул утонуть в нем.

– Я ничего не придумала! Вся жизнь написана на линиях ее ладони. А ты... Ты в крови, гаджё, по локти, и много душ на тебе, но все эти души такие же грешные и грязные, как и твоя душа. Тебя бояться нужно — и многие боятся. Но в глубине души, несмотря на страх, ты всё тот же парень, с которым она играла, которого помнит до сих пор. Дорога зовет тебя вперед: встретишься со своим прошлым лицом к лицу. Если поступишь мудро, сможешь спасти несколько жизней. Но помни — она предначертана тебе судьбой, а не коварной игрой. Истина рано или поздно найдёт свой путь к тебе.

После этих слов цыганка замолчала, её угольно-чёрные глаза словно снова зажглись. Подойдя ближе, я молча протянул ей купюру.

— Не нужны мне твои кровавые деньги, — сказал она. — Я сказала правду, и ты ещё вспомнишь мои слова, гаджё.

Она равнодушно развернулась и ушла, оставив меня с мыслями. В это время Яна, сидевшая на скамейке сама не своя, смотрела в след цыганке и в её взгляде какая то детская тревожность. Я молчал, ожидая, когда Яна успокоится и придет в себя. Чтобы немного разрядить атмосферу после случившегося я предложил продолжить прогулку. Всю дорогу до машины я говорил без умолку, чтобы заполнить тишину, а она молча шла рядом, не проронив ни слова, все такая же бледная. Её молчание, как и реакция на слова какой-то цыганки начали меня раздражать.

– Куда поедем дальше? Может заедем в то кафе, с твоими любимыми десертами? – с наигранной веселостью спросил я, заводя машину. Почему-то именно сейчас я больше всего хотел увидеть улыбку на любимом лице.

– Поехали домой... - уныло ответила она.

Взревел мотор, и машина выехала на главную дорогу. Моего терпения не хватило надолго, и я нарушил тягостную тишину:

– Почему ты молчишь? – спросил я.

– Тебе не понравится мой ответ, - повернув ко мне лицо, возмущенно произнесла Яна.

– Только не говори мне, что ты поверила в бред, сказанный этой бабкой! – с трудом сдерживая своё раздражение предъявил я в ответ.

- А разве она не правду сказала, Фарид? – тон Яны стал напряженным.

– И в чем же заключается правда в словах этой сказочницы? – не смотря на тот факт, что меня раздражал этот разговор и мышление Яны, я старался отвечать спокойно, переведя всё в шутку, и у меня даже получилось натянуть легкую успокаивающую улыбку.

– Про тебя она правду сказала, или ты будешь отрицать это? Ты хранишь предсмертное письмо отца, и разве ты не по локоть в крови? Вы с Артемом убьете любого, кто перейдет вам или Игбалу дорогу. Ты не мало людей убил, ты не грешник хочешь сказать?! Эта женщина еще мягко выразилась, описывая тебя!
От услышанного я резко ударил по тормозам, сбавив скорость, и меня на секунду накрыло дикое желание окончательно остановиться и выкинуть Яну из машины. Автомобили сзади начали возмущенно сигналить, и я прижал педаль газа в пол, потеряв ощущение скорости, с которой гнал.

– Хорошо, раз она права, то для тебя же это лучший расклад! Расстанемся, а ты встретишь свою судьбу! Объясни, в чем же причина твоего траурного вида и этой нелепой реакции?!

– Фарид, сбавь скорость. – испуганным голосом сказала Яна.

– Она же сказала: будешь самой счастливой! Значит он будет нормальным и чистым парнем. И вообще, тебя кто-то заставляет быть со мной?! Я же головорез! Ты об этом узнала только сейчас? Ты разве не знала об этом, когда вступала со мной в отношения?! Ты не знала кто я?! Чем занимаюсь? Ты все эти годы разве не знала, что я занимаюсь наркотой и убиваю людей?! Почему ты до сих пор со мной?! Жениться я на тебе не собираюсь, ребенка я не хочу! Найди уже кого-то себе другого, не такого как я. Может тогда, и твои родители наконец-то будут довольны твоим выбором! - мой тон оставался спокойным и холодным, несмотря на то, как стремительно я гнал автомобиль.

– Фарид, пожалуйста, сбавь скорость! – резко закричала Яна, закрыв лицо руками.

Когда я притормозил около подъезда она выбежала из машины, с силой захлопнув за собой дверь, и зашла в подъезд жилого комплекса, где мы с ней живем. Просидев в машине больше часа, я постарался успокоится и поднялся домой. Зайдя в квартиру, я услышал звуки воды в ванной. Дважды я постучался, но Яна не открыла дверь. В последнее время она странно ведет себя: постоянно на нервах, в плохом настроении, а любой наш разговор заканчивается её нервным срывом, а после ей становится плохо, вплоть до рвоты.

******

Через пять дней Элона не смогла дозвониться и поговорить с Наилем, и мне пришлось ей рассказать, где сейчас находится наш брат. Естественно, после мне все-таки пришлось забрать его из участка, чему я был не особо рад.

– Ты изверг, а не старший брат! Я приемный в нашей семье? Как ты мог оставить меня на целых пять суток в обезьяннике? В обезьяннике!!! – сидя на заднем сиденье в машине вопил возмущенный Наиль.
– Считай это воспитательным процессом. Скажи спасибо нашей сестре, если бы не Элона я на все пятнадцать суток там тебя оставил. – моя невозмутимость Наиля бесила еще больше, что меня забавляло.

Всю дорогу от полицейского участка до ночного клуба Игбала я читал Наилю лекцию о том, что нельзя влезать в драки со всеми подряд без разбору. В это время Артём, сидевший рядом со мной на пассажирском сиденье, слушал меня с широкой улыбкой.

– А ты чего улыбаешься? Разве я не прав? – спросил я своего друга, ожидая поддержки.
– Да-да, ты то прав, но то, что ты надрываешься тут, читая нотации, толку ноль. Наилю всё в одно ухо влетает, из другого вылетает. Так что расслабься. Этот парнишка пока молодой, у него кровь бурлит.
В словах Артёма была толика истины, что моему брату бесполезно что-то говорить. Артём работал на Игбала дольше меня и был всего на четыре года старше меня. Он попал к Игбалу еще ребенком — сбежав из детского дома, где жил с младенческого возраста. О своих родителях он ничего не знал и не интересовался ими. После очередного побега из детдома он оказался у барыг, которые нашли ему работу. Именно тогда его заметил Игбал. Пробивной, смелый и бесстрашный, Артем не боялся никого — такие качества очень ценил в людях Игбал. Со временем он набрался опыта и стал настоящим оружием, которое боялись все не меньше, чем нас, а я бы даже сказал — в некоторых ситуациях даже больше. Внешне его трудно было отличить от представителей кавказской нации: высокий рост, подтянутое телосложение. Щетинистый дядя с темно-русыми волосами и ямочками при улыбке. Именно эти ямочки и голубые глаза сводили с ума многих девушек. Сам Игбал иногда говорил, что внешностью и харизмой Артём больше подходит для кино, а не для того, чтобы быть бандитом — и он был абсолютно прав. Он — надежный друг и товарищ, с которым можно идти хоть в самое пекло. Но у Артёма была одна черта, которую все ценили, но которая особенно не нравилась Наилю — его черный юмор. Если бы сарказм и черный юмор могли быть живыми существами, они бы выглядели именно как Артём. За все годы совместной работы мы с ним очень сблизились, и я доверял Артёму иногда больше, чем самому себе...

– Он меня черномазым назвал, и плюс ударил первый! Я просто его один разок ударил в ответ! – продолжал вопить на заднем сиденье Наиль.
– Ударить разок и разбить бутылку об голову человека — это разные вещи! – не выдержав эти вопли заорал на Наиля я.

– Согласен с Фаридом, нужно закрепить твои новые знания и в качестве примера предлагаю продемонстрировать на тебе, что такое ударить разок! Чур я бью первый! – предложил Артём.
– Нет, спасибо, я и так понял без демонстрации, не надо! Я хороший ученик. А ещё он меня уродом назвал! – продолжил Наиль.

– Как он посмел! Ты у нас почти эталон красоты — правда, смуглый как черный утенок среди жёлтых цыплят...
– Смейся, смейся, Артём, вы оба мне завидуете, ведь я вас гораздо моложе, и вообще все девушки меня обожают и сходят по мне с ума!
– Это ты за 5 дней в камере узнал, что тебя обожают? – спросил Артем и громко захохотал от собственной шутки. Я же молча продолжил вести машину, слушая их очередной цирк.

Подъехав к клубу, мы вышли из машины и направились во внутрь, а сотрудник клуба сразу взял у меня ключи, чтобы отогнать машину от входа. Когда мы зашли в клуб и направились к Игбалу вечеринка уже была в самом разгаре. Из всех своих клубов и ресторанов — INFERNO CLUB — Игбал любил больше всего. Он не такой большой, как другие, но это его первое заведение, которое он любит как собственного ребенка. INFERNO — территория для избранных: сюда приходят только те гости, которые лично знакомы с Игбалом. Здесь есть всё: от элитной выпивки до стриптизерш с шикарными телами. Но самое главное в клубе — это вышколенный персонал, который следил за тем, чтобы всё происходящее в клубе оставалось конфиденциальным. Именно в этом клубе мы познакомились с Яной — её отец поддерживал хорошие отношения с Игбалом. Мне же больше по душе был ресторан, контроль над которым осуществлял Артём. Это — Le Palas Royal — элитный, закрытый ресторан, минимальный чек в котором составляет от 100 тысяч рублей на человека. Вход строго по дресс-коду: мужчины в солидных костюмах, женщины — в элегантных платьях от кутюр. Для VIP-гостей здесь подготовлено особое меню, включающее блюда от легких до самых изысканных и редких деликатесов. После изысканной трапезы эти солидные дамы и джентльмены любят расслабиться по-грешному, позволив себе немного более смелые удовольствия. Как уже можно было понять из описания, на самом деле все эти клубы, рестораны - прикрытие для главного бизнеса Игбала.
Пятница вечер и клуб содрогается от музыки, дресс-код сегодня белый цвет. Пройдя в VIP- ложу, скрытую от лишних любопытных взоров гостей, но из которой был виден весь клуб как на ладони, мы поздоровались с Игбалом.

– Ооо, наш бунтарь на свободе! – сказал Игбал, снисходительно посмотрев на Наиля.
– Да, спасибо моей любимой сестре Элоне, иначе я сидел бы там до сих пор. – посмотрев на меня недовольно ответил он. От его слов Игбал лишь широко улыбнулся.
— У меня к тебе, Наиль, есть дело — нужна небольшая помощь, если, конечно, Ферзь не будет против. — слова Игбала заставили меня невольно напрячься.

Одно дело — мой брат совмещает учёбу с работой в ресторане, который никак не связан с темными делами нашего бизнеса. Другое — поручения Игбала, которые явно не для детей вроде Наиля. Хотя сам я погряз во всей этой грязи, я всё же не желал своему младшему брату такой судьбы. Скорее, я бы предпочел сам задушить его своими руками, чем позволить ему заняться чем-то незаконным.

– Разве я могу вам чем-то помочь? – удивленно спросил Наиль.
– Да, можешь, ты же у нас будущий пилот? – уточнил Игбал.
– Вроде как, да.
– Вот, ты сейчас учишься, и уже разбираешься ведь в вертолетах, самолетах?
– Не так хорошо, как хотелось бы, я ведь всего лишь третий год учусь. – растерянно отвечал Наиль, наблюдая за моей реакцией.
– Это неважно – отмахнулся Игбал, - так вот, я хочу купить себе личный вертолет и в этом нужна твоя помощь. Конечно, у меня есть человек, который будет заниматься подбором и покупкой, но нужен еще кто-то в этом деле: свой, надежный. – воодушевленно заявил Игбал.
– Вертолет?! – одновременно и даже хором переспросили все мы.
– Босс, а тебе вообще летать в твоем возрасте можно? – уточнил Артем.
– В каком моем возрасте?

— Ну да, тебе уже за 50, и, если, не дай Бог, ты умрёшь, Бог вряд ли откроет тебе врата рая.

— Ха, очень смешно! В 50 лет я всё равно дам вам троим фору, понятно? Я хочу вертолет — значит, будет вертолет!
– Все старики такие?! – посмотрев на меня спросил Артём.
– Ты где во мне старика видишь, щенок?
– Знаешь, если бы я не знал тебя, то встретив подумал бы, что ты милый дедушка 11 внуков.
– Ферзь, тресни его!
– А что, парень прав! – заявил сидящий рядом с Игбалом Дмитрий, его друг и компаньон.
– И в чем это он прав?! – возмутился Игбал.
— Мы с тобой уже старики, полетишь — и через час будешь в заголовках газет: «Наркобарон умер в небе». Лучше сиди на земле и не рыпайся. – объяснил Дмитрий

— Прошу прощения, но мне нужно идти, у меня есть дела.

— Куда ты собрался? А вечеринка? — спросил Артем.

— Увы, сегодня без меня, Наиль заменит меня — он составит вам компанию, — объяснил я, поднявшись с места.
— Босс, пусть идёт! Куда ему до вас, молодых, тусоваться. – пошутил Артем.

После этих слов Игбал перевёл взгляд с меня на Артема, серьёзно пожирая его глазами. Артем — любитель подкалывать, не важно, кого и где. Иногда его шутки помогали, а порой — в такие моменты, когда мы были на грани смерти, — они вызывали желание отправить его к психиатру на исследование.

– Я ещё посмеюсь над тобой в будущем! Погоди негодяй. – Игбал сощурился при этих слова.
– Наиль, прошу без фокусов и не засиживайся долго! – уходя, тихо, чтобы никто не слышал, сказал я брату.

Яна уже спала, когда я приехал домой, на часах было пять утра. Последнее время она много спала. Управление салоном, постоянные упреки от матери из-за наших отношений, плюс наши с ней разговоры заканчивались не самым лучшим образом из-за моих резких слов, всё это не лучшим образом сказывалось на состоянии Яны и выматывали её.

Насколько сильно может пошатнуться психика подростка, обнаружившего своего отца повешенным? Я пережил это очень тяжело, и меня больше мучила причина это — ведь она была записана на жалком клочке бумаги. Всё, что мой отец оставил после себя, — это, якобы, кусочек признания, спрятанный в кармане его брюк. Я не верил в это признание до последнего, во что угодно, но только не в него. И в итоге оказался прав. Никто не знал о существовании этого письма — Аяз посоветовал мне спрятать его, чтобы не позорить всю свою семью. До сих пор в моей деревне существуют две загадки: почему мой отец покончил с собой и почему я убил Аяза. И лишь я один знаю ответы на оба эти вопроса.
С тех пор утекло много воды, но та пустота внутри меня так и не заполнилась. С каждым годом я всё больше становился похож на него внешне: высокий рост, острые скулы, густые черные волосы, тяжелые веки, те же карие глаза. Если бы я сейчас приехал в деревню, то все соседи подумали бы, что я это он. Единственное — он никогда в отличие от меня не ходил щетинистым, всегда был гладко выбрит. Я же могу побриться раз в неделю, а иногда еще реже. Мой отец был очень скромным, неконфликтным человеком. После горячего душа я лег рядом с Яной, обняв её сзади.

Я зашел в дом Озана, когда услышал крик его матери, тети Наргиз. Она громко плакала и кричала на своего мужа Аяза. По всей видимости он снова её избил, либо истерика была связана с его очередной изменой. Озана и других членов семьи не было дома. Я уже собрался тихонько выйти из дома как услышал то, что привлекло моё внимание и заставило остановится на месте. Если бы мне об этом кто-то рассказал, то я никогда в услышанное не поверил, но я слышал это своими ушами от самого Аяза. Тетя Наргиз обвиняла его ужасных вещах, а он с гордостью признавался в содеянном. Когда обвинения перешли в проклятия Аяз начал избивать свою жену, его удары были даже слышны за дверью. После криков, оскорблений и побоев дверь распахнулась, Аяз вышел из комнаты. Ослепленный собственной злостью он даже не заметил меня. Тетя Наргиз часто ходила в ушибах и синяках, но всегда врала, что упала или случайно ударилась. Захлопнув за собой двери дома, он ушел. Я онемевший от услышанного молча смотрел на ему в след. Мой мозг словно метался в агонии, а я пытался осознать случившееся за закрытой дверью. Заглянув в открытую дверь их спальни я увидел пытающуюся сесть тетю Наргиз, из её носа шла кровь. Вытирая её с лица подолом своего платья, она заметила меня.

– Фарид... - с ужасом произнесла она.

По моему выражению лица не сложно было понять, что я все слышал. Теперь я знал всё...
Не ожидая никаких объяснений, я развернулся и направился вслед за Аязом. Пока я спускался вниз по лестнице в голове крутился лишь один вопрос: «что мне теперь делать?»
Ответ не заставил себя долго ждать. В гостиной Мурадхановых мой взгляд остановился над камином на ружье Аяза, который достался ему от его отца Захара. Ружье всегда было заряженным и висело на стене. Озан рассказывал, что дед повесил ружьё над камином всего с одним патроном как символ чести и ответственности. Он хотел показать, что вооружён лишь для защиты и что истинная сила — в мудрости и вере, а не в оружии. Такой жест был напоминанием о том, что честь важнее всего. Однажды, услышав рассказ Озана, дядя Аяз рассмеялся и сказал, что этот патрон нужен только для одного: если во двор проникнет дикий зверь, то под рукой должно быть заряженное ружье, выстрел которого должен спугнуть незваного гостя. Но для меня этот один патрон в ружье на стене сейчас означал только одно: у меня нет шанса ошибиться и промахнуться... Недолго думая, я снял это ружье и, выйдя из дома, направился за Аязом. С ружьем в руках я шел словно одержимый по деревенским улицам, не видя никого во круг себя, о чем я только не думал в тот момент. По пути в чайхану дяди Эльшада наш участковый Тельман обратился ко мне, но я проигнорировал его, продолжая идти. Меня даже никто не попытался остановить, что не удивительно, ведь я был тем самым ребенком, который даже мухи не обидел бы. Подумать только, что я иду в чайхану дяди Эльшада, чтобы убить такого уважаемого человека, как Аяз, — никто бы не подумал. Чайхана была любимым местом деревенских мужчин: они собирались туда выпить чай, сыграть в нарды, домино или карты. Аяз всегда бывал там в это время, играл в нарды со своим другом Ровшаном, поэтому я знал, где его найти. Дойдя до чайханы, я увидел у дверей Аяза — он только собирался войти.

– Аяз! – на всю улицу закричал я, обратившись к нему.

Услышав своё имя, он сразу обернулся. Между нами было расстояние в метров 20, я снял ружье с предохранителя. Все взгляды присутствующих были нацелены на нас. Аяз стоял прямо и смотрел на меня невозмутимым взглядом, и встретившись с этим взглядом, я почувствовал странное волнение в себе.

– Фарид, сынок, что ты делаешь? – спросил дядя Эльшад выйдя из чайханы.

Аяз же ни слово не сказал, лишь молча смотрел на меня, а на его лице стала появляться мерзкая ухмылка, ведь он не воспринимал всерьёз ни меня, ни ружье в моих руках.

– Я всё знаю! – сказав это Аязу я поднял ружье и взял его под прицел.

– Что ты знаешь? – обратился ко мне дядя Акиф, отец Рашада. – Фарид, сынок, это не игрушка, опусти вниз ружье. Давай поговорим, ведь все можно решить словами. – уговаривал он меня.

Крепко сжимая ружье в руках и, прижав приклад к плечу, я нажал на курок. В эту же долю секунды на всю улицу прогремел оглушительный выстрел. Аяз упал на землю. Вокруг начались крики, паника. Обернувшись, я увидел Озана. Он был бледный и взгляд был прикован к его отцу, это подействовало на меня отрезвляюще. От его вида я немного пришел в себя и осознал, что я сделал. Он стоял и смотрел на упавшее, тело своего отца, который испускал последнее дыхание. Во взгляде Озана был ужас, казалось его глаза вот-вот вылезут из орбит. Не сказав ни слова, он в отчаяние он упал на колени. Я же перестал слышать что-либо вокруг, кроме тяжелого дыхания Озана. Все мужчины вокруг бросились к истекающему кровью Аязу, а женщины, что прибежали на звук выстрела, к Озану. Посмотрев последний раз на тело Аяза, я с ружьем в руках направился в сторону деревенского участка, чтобы сдаться. По пути в полицейский участок мой слух пронзил детский плачь, хотя рядом не было никого. Плач становился всё громче и громче, заполняя всё пространство вокруг меня. Пытаясь защититься, я решил закрыть уши руками, но увидел свои ладони — на них была кровь. Внезапно передо мной появился силуэт девушки лет 17–18. Она была одета в белое платье, которое было разорвано, а лицо скрывала красная накидка. Её платье было запачкано кровью, а на запястьях были порезы, из которых капала кровь. Я сделал шаг к ней, чтобы узнать, кто она. Но чем быстрее я приближался, тем дальше она удалялась от меня, а плач становился всё громче.

Телефонный звонок развеял мой кошмарный сон. Вскочив с кровати в полном недоумении, я не сразу понял, где нахожусь и что происходит. На экране отражался азербайджанский номер Элоны, Я ответил на звонок, ожидая услышать голос сестры — но на другом конце линии слышался плач моей племянницы Милы.

— Дядя, — прошептала она робко, — не говори маме, что я тебе звонила. Прадедушке плохо, он очень хочет тебя увидеть. Пожалуйста, приезжай! Мама запретила рассказывать тебе, но прадедушка очень просит. Мама сказала, что тебе нельзя сюда приезжать, поэтому — не говори никому.

Слова Милы словно застряли у меня в голове, вызывая комок в горле.

— Дядя, ты слышишь меня? — услышал я её тихий голос.

— Да, я слышу. Я приеду. Никому не говори, я прилечу первым же рейсом, — быстро и твердо ответил я, завершив разговор. Волнение охватило меня.

— Что случилось? — спросила сонная Яна с тревогой в голосе.

— Моему деду плохо, мне срочно нужно к нему. Мне нужно домой.