Проект Мира

Где-то на окраине столицы Шалфина в Розмарине в быстром темпе ведётся погоня и в темноте ночи, избегая света фонарей, мчатся двое. Мужчина ругается под нос и сворачивает в переулок. Используя магию, он быстро поднимается на крышу и бежит. Следом в переулок вбегает та, кого величают Небесной тенью, хоть и считают мужчиной. Шлем скрывает волосы, а маска прячет лицо, оставляя в видимости яркие голубые глаза. Очки, обычно являющиеся моноклем, соединённые с наушником, называемые связью, приглушенно светятся голубым. Её движения быстры, она настигает мужчину, который, запыхавшись, злобно взирает на неё.

Завистливо преступник отмечет, что Небесная тень не выглядит уставшим, хотя погоня ведется несколько часов по всей столице. Небесная тень кажется ему несколько низким, либо это сам он достаточно высок. Преступник стремительно освобождает пистолет из кобуры и, сняв предохранитель, выстреливает. Пуля, оснащённая магией, загорается. Некогда обрадованный преступник может только ошеломленно смотреть, как Небесная тень с лёгкостью разрезает пулю на пополам. Не веря в увиденное, он начинает отступать назад, продолжая держать пистолет перед собой. Преступник выстреливает вновь, но пуля не попадает в Небесную тень. Уклонившись от пули, Небесная тень бежит к преступнику. Он разражается бранью и выпускает весь магазин. Выстрелы эхом раздаются по крыше пятиэтажного здания. Небесная тень смотрит холодно, безразлично. От его взгляда не убежать, эти глаза он желает вырвать. Преступник никогда не знал, что взглядом можно убивать. Он рычит и с кастетом наносит удар, но промахивается. Меч заносится перед ним и он пугается от вида лезвия перед собой. Преступник не может поверить, что представитель закона может его убить, но видя взгляд убийцы, он делает то, что не ожидает сам. Преступник сдается. Небесная тень останавливает замах меча в пару сантиметров от руки мужчины, который с бледнеющим лицом и открытым ртом хватает воздух. Он падает на грязную крышу здания. Осознание отчётливо вертится в его голове. Небесная тень собирался отрубить руку, а возможно и вовсе лишить его жизни. Пистолет глухо бьётся о крышу. Небесная тень надевает наручники.

— Я смотрю, нарушители закона в наше время стали дерзки, сколь пугливы, — механический скрежет, единственное, с чем он мог сравнить голос, режет слух. Преступник молчит, самосохранение предупреждает его, когда лучше молчать. — И к чему нужно было бежать? Столько времени зря потрачено, — ни к кому не обращаясь, ворчит Небесная тень, его голос звучит жутко и навсегда останется в памяти преступника, чья жизнь была на тонкой грани существования.

⊹──⊱✦⊰──⊹

— ..-ри! Мари! — раздается рядом с ней знакомый голос. Распахнув глаза, Мари крепко хватает за руку. Артур отдергивает свою руку с испугом и хмурится, скрывая свое замешательство. О еле заметной дрожи Мари старается не думать, реакция на неё или в этом что-то большее. Может и вовсе она надумала. — С тобой всё хорошо? — раздражённо спрашивает Артур, до этого будивший её. — Уже звонок будет, так что харе спать. Зная училку, то она явно будет раздражаться твоим существованием.

Спокойно Мари продолжает смотреть на Артура, подняв бровь.

— Не смотри так на меня! — цыкнув, рявкает Артур и, чуть успокоившись, добавляет. — Лицо по проще сделай. Сама знаешь.

Вздохнув, Мари взирает в окно. Она ничего не говорит. Мари отстранённо переводит взгляд на парту и исписанные тетради. Артур прав, звонок раздается через минуту. Она вздыхает в очередной раз. Сдержанная суета класса медленно успокаивается. Учительницу по химии мало кто любит, хотя и большинство её боятся, опасаются, но невольно уважают. Её требовательное отношение к сложному предмету, авторитарное поведение и требование к дисциплине, лишь усугубляют ситуацию. Учительница химии входит в кабинет со звонко и её глаза прищуриваются, ищут чужие недостатки. Класс поднимается и приветствует учительницу. Госпожа Барнс критично останавливается и после недолгой паузы продолжает свой шаг. Она кладет свои вещи на преподавательский стол и начинает:

— Корнелия, что с лицом? Упала в штукатурку? Джордж, хватит приставать к Яну. Ещё одно поведение и на моих уроках вы будете сидеть по разным концам кабинета. Эзио убери глофон, иначе заберу и отдам его под конец учебного года, либо твоим родителям. Лейн перестать рисовать даже стоя. Эдуард прекрати есть, на перемене поешь. Беатрис поставь бутылку воды, зачем она тебе сейчас? Вы должны были успеть на перемене сделать все свои дела. На моём предмете я требую от вас сосредоточенности и дисциплинированности. Кого сегодня нет? Грэм?

Староста Грэм отвечает:

— Дороти болеет, Джеймс у стоматолога, — отвечает староста Грэм, переведя взгляд желтых глаз со стены на учительницу. Госпожа Барнс скупо кивает. Все садятся, а её неприятный взгляд впивается в Мари, которая, как и весь класс, вполне ожидает от неё такого поведения. Они бы скорее удивились, если бы госпожа Барнс ничего не сказала Мари или вовсе бы проигнорировала её.

— Мари расскажи классу прошлую тему урока для закрепления материала.

Со скукой на изнеможенном лице, Мари невозмутимо встает, скрывая раздражение. Прошлая ночь далась нелегко, а количество сна еще меньше, потому она понимает Грэма, спящего на уроках, хоть и пытающегося делать обратное. Они работяги, но есть существенная разница в том, что Грэм работает, чтобы помочь и прокормить семью, а Мари, потому что обязана контрактом. Взглянув в лицо ожидающей учительнице, Мари спрашивает себя в очередной раз из-за недосыпа, куда покатилась её жизнь, что учеба, контрольные, тесты перестали её волновать. Алберовская смена приоритетов.

— На прошлом занятии мы ознакомились с самым распространённым элементом на земле. В свободном состоянии кислород встречается в виде двух видоизменений аллотропов: кислорода двухатомной молекулы и озона трёхатомной молекулы. Под действием ультрафиолета или электрических искр кислород превращается в озон. Озон под воздействием разных катализаторов разлагается и образует атомарный кислород, который обладает сильными окислительными свойствами, — рассказывает Мари, отстранённо замечая выражение скуки на лицах большинства одноклассников. Эзио незаметно для госпожи Барнс листает ленту глофона, Корнелия любуется отражением в зеркале, спрятанного от взгляда госпожи Барнс книгой, в то время как Джордж кидает многозначные взгляды Яну, который закатывает глаза. Мари прекращает рассказывать тему на тот момент, как приподнимается ладонь учительницы химии, говорящей сухим тоном:

— Достаточно. Каждый может читать из учебника. Не забывайте, что наша школа одна, нет, самая лучшая школа в городе и во всем государстве. У нас обучаются только самые умные, талантливые и одарённые юноши и девушки, потому, вы юная Кор совершенно позорите дисциплину и имя нашего заведения, — она разочарованно вздыхает, снимая очки, чтобы бросить разочарование ей в лицо и Мари, как и весь класс, слушают не впечатлено, слова похожие друг на друга из раза в раз. — Я наслышана о вашей учебе в первом классе, такая прилежная ученица, отличница, спортсменка и участница многих разибер. Неужели, на вас совершили такое большое давление, что вы изменились во втором классе? Или может популярность так сильно по вам ударила?

Сдержавшись, чтобы не вспылить, Мари с головной болью и надвигающейся мигренью, смотрит на доску, разглядывая белизну и остаточные следы от маркеров. Если она посмотрит ей в глаза, то начнется еще пятнадцатиминутное замечание о том, что так смотреть Мари будет дома и что за упрямство во взгляде. Такое чувство, что со второго класса она стала козлом отпущения для всех. Мари обращает внимание на учительницу, чтобы отметить, что она всё еще осуждала её.

— ...И ваш особый статус ничего не меняет, поверьте мне, вас вышвырнут из элитной школы до того, как вы сможете получить основное общее образование, — госпожа Барнс одевает очки и хмурится. — Я ясно излагаю, юная Кор?

— Предельно ясно, — кивает Мари. Госпожа Барнс машет рукой иона садится под тихие насмешки Артура, любимчика госпожи Барнс, к всеобщему удивлению. Учительница возвращается к уроку, как ни в чем не бывало под раздосадованный вздох Грэма и радостный Фила. Мысль, что через несколько недель ей будет тринадцать лет, не приносит радости. Мари, прикусив внутреннюю часть щеки, взирает на руки и на мгновение видит кровь. Это только понедельник.

Дождаться литературу пятым уроком приятно. Взгляды в окно в течении химии, розмаринского языка, всеобщего языка, вызывают скуку. Информатика прошла куда интереснее. Шум не воспаляет её нервы, а класс умеренно игнорирует её существование. Они могут с этим работать. Тот преступник, которого она поймала ночью, оказался убийцей, разыскиваемым несколько месяцев. Зря он подумал, что может спокойно остановиться в столице Розмарина, убив знакомого какого-то человека из организации, будучи не пойманным. Желание вернуться домой, забить на учебу, бросить все, пересиливает с каждым днем. Ей нужно будет забрать Оливера с кружка рисования, на который его записал отец. Главное мелкий доволен. Мари вздыхает, игнорируя головную боль. У неё есть время доделать домашнюю работу до окончания занятий.

Звонок становится желанной благодатью, Мари успевает до конца всех занятий сделать домашнюю работу и спускается на первый этаж, чтобы забрать Оливера с занятий, который уже привыкший к их распорядку, ожидает у окна в зале наград.

— Оли, — громко говорит Мари, привлекая внимание среди умеренного шума коридора. Она подходит ближе, Оливер оборачивается, услышав и радостно улыбается, завидев её.

— Мари! Я сегодня нарисовал яхту! Хочешь, покажу тебе? — сверкает Оливер, нетерпеливо уставившись на неё в ожидании. Мари коротко улыбается, взлохмачивая волосы под доверчивую улыбку, от которой неприятно колет.

— Дома, Оли, дома, — они направляются к выходу, умело обходя других учеников. — Я ожидаю увидеть яхту, покоряющую небосвод или водоём?

— Конечно же небо! Хотя мне пришлось и рисовать на воде, но это потому, что учительница зануда, — причитает Оливер, скривившись. Он тут же оживляется, спускаясь по ступенькам, перепрыгивая через одну, пока Мари ястребом взирает на его безрассудство, готовая в любой момент поймать. Она забирает его рюкзак, закинув на одно плечо. — Я также приготовил для тебя подарок. Уверен, он тебе понравится.

— Верю-верю, — ласково отвечает Мари, схватив Оливера за руку, ощущая покалывания в ладонях, когда чувствует ладонь младшего брата. Ей всё еще тяжело находится без перчаток, которые она желает носить всей душой, но которые учителя не одобряют вместе с родителями. Нервозность делает её напряжённой, ладони потеют, но Оливер уже привык, что её ладони всегда потеют и не обращает внимания, рассказывая свой день в школе. Мари отчаянно пытается внимательно слушать всё то, что говорит младший брат, но мысль, что руки, когда-то покрытые кровью, держат ладонь Оливера, убивает изнутри.

— А я ему говорю ты мой лучший друг или Мими? На что он отвечает, что он лучший друг пирога с картошкой и буквенного уравнения, — возмущается Оливер. — Нет, представляешь, пирог с картошкой! В итоге теперь Мими моя лучшая подруга. Потому что мы за пирог с вишней и Мелиссу Азалим.

— Потому что наша школа имени Мелиссы Азалим? — ухмыляется бледная Мари, пока они переходят дорогу на зеленый свет. Оливер гордо приподнимает подбородок вверх.

— Не только! На минуточку, я Снежную деву читал! И стихи её учил, — произносит он таким тоном, будто это объясняет всё. Мари глубокомысленно кивает, видя, что он ждет ответа. Этого достаточно, чтобы Оливер продолжил рассказывать дальше. Мари жует внутреннюю часть щеки и спрашивает младшего брата:

— Пока родители на работе не желаешь сходить на карусели?

Недоверие на лице Оливера сменяется широкой улыбкой, осознав, что Мари не шутит.

— Правда-правда?! — восклицает он, на что получает недовольные взгляды прохожих. Незнакомцы бросают взгляд на неё и её испепеляющего и недовольного лица достаточно, чтобы они продолжили заниматься тем, чем занимаются. Оливер этого не видит, держит её за руку крепко, насколько есть у него сил и чуть ли не силком тянет домой Мари, которая позволяет ему вести её. Тревога медленно утихает, она вслушивается в его предложения на что могут они пойти и Мари успокаивается. Они возвращаются домой быстро, уходит минут пятнадцать, живут недалеко, что удобно. Оливер радостный бежит сначала в комнату, чтобы переодеться, но услышав громкий кашель Мари, вздыхает и послушно идет мыть руки.

— Ты голоден? — спрашивает с кухни Мари, тщательно отмывая руки, сдерживая желание пятилетней давности помыть руки кипятком. Она помнит, их горение, образование ожогов, панику и сдержанную истерику, страх, что Оливер увидит её такой...

— Нет! — кричит из своей комнаты Оливер и Мари вздрагивает, схватившись за края мойки. Она судорожно вздыхает, проводя мокрой рукой по лицу, отгоняя отголоски воспоминаний. Мари вытирает руки полотенцем и заходит в комнату, отметив, что Оливер забрал рюкзак на тумбочке в прихожей. Мари бросает свой рюкзак на кровать, заправленную серой клетчатой постелью. Нежно-голубые стены слишком невинны, но до сих пор имеют успокаивающий эффект. Она бросает взгляд на рабочий стол рядом с окном, отмечая разбросанные письменные принадлежности, открытые учебники других предметов, которых не было сегодня. Мари подходит к рабочему столу, смотря на белую деревянную доску, полную бумажных стикеров с записками двухлетней давности. Она отодвигает доску в сторону, отрывая для себя карту мира и множество красных нитей, тянущихся ко всем зацепкам. С шести лет она пытается найти женщину, чей голос может слышать в ракушке. Её звуки мольбы она ни с чем не спутает. Конечно, язык незнакомки Мари совершенно не знала, но это не меняло факта, что женщина молила о спасении единственным возможным для неё способом. Поиски идут уже девять лет. Поставив деревянную доску обратно, она качает головой и быстро переодевается в серую толстовку и черные штаны. Мари расчесывает волосы, когда раздается громкий стук в дверь.

— Можно? — спрашивает за дверью Оливер. Она смотрит в настольное бледно-голубое зеркало и отвечает:

— Заходи!

— Можно сделать два высоких хвоста, — предлагает Оливер. Мари задумчиво смотрит в отражение, продолжая расчесывать волосы, недостаточно длинные, как она хотела. Её... Куратор, господин Удилл Людок, мужчина лет сорока с короткой стрижкой и холодным, порой недовольным лицом, спортивного телосложения, что неудивительно, ибо их работа состоит в физических нагрузках. Удилл Людок отрезал волосы ей в первый же день, этот старый ублюдок. К счастью, они отрасли и Мари отстояла свое право на длину волос еще в девять лет. Он больше и не настаивал на короткой длине, потому что Мари стала сильнее. — Или две косички! А почему не платье? Я думал, мы будем красоваться тем насколько я и ты крутые.

— Платье и крутость немного разное понятие, — уклончиво мычит Мари, начиная заплетать первую косу. Она оборачивается к Оливеру, который уже подошел к ней и приподнимает бровь, видя спрятанные руки за спиной. Мари припоминает слова Оливера и терпеливо ждет.

— Я обещал подарок! Вот! — он показывает ей альбом для рисования. Она несколько раз хлопает глазами и Оливер собирается хлопнуть себя по лбу, но Мари быстро останавливает его. Коса распадается.

— Не нужно себя бить, Оли, — мягко говорит Мари и берет в руки альбом. Оливер извиняется, на что она мычит и открывает альбом, листая рисунки, которые видела. — Ух ты! Какая красота! Ты сам это нарисовал?

Опустив подбородок, Оливер смущенно кивает, шаркая пол. Мари на это лишь взлохмачивает волосы.

— Я так понимаю это те самые яхты, а последний рисунок подарок? — получив кивок от мелкого и нетерпеливый взгляд, она разглядывает рисунки. Оливер сдерживается от того, чтобы самому не перелистнуть страницу, пока Мари разглядывает две яхты на разных путях покорения. Мари переворачивает лист и её глаза расширяются, улыбка медленно покидает лицо.

— Мари? Тебе... Не понравилось? беспокойство, сочащееся из неуверенного голоса Оливера, разбивает ей сердце.

— Нет... Я... Поражена в самое сердце, Оли. Это самый лучший подарок, который у меня был.

На рисунке Мари узнает себя. Два низких хвостика, знакомые родинки в виде двух звездочек. Пусть рисунок детский, линии грубоватые, лицо кривое, но это она. Рисунок всё равно прекрасен и это совершенство в несовершенстве Мари находит очаровательным, её слова искренни и правдивы. Она действительно считала так, как говорила. Мари старалась не врать Оливеру, говоря столько правды, сколько могла в её случае. На белой бумаге девочка держит за руку мальчика. Они улыбаются на фоне цветов и яркого желтого солнца. На белой бумаге синими буквами гласит надпись «Оли и самая лучшая сестра». Мари старается не заплакать, но шмыгает носом.

— Так, нечего мне сопли разводить. Точно не хочешь обедать? Уверен? — переспрашивает Мари, передавая альбом Оливеру, который, под удивленный вздох сестры, отрывает аккуратно лист с рисунком и передает ей с очаровательно серьезным лицом. Она сдерживается от желания ущипнуть за надутые покрасневшие щеки. Мари закидывает маленький рюкзак на плечо.

— Уверен я, уверен! Пошли! Нужно покататься как можно быстрее! А куда именно мы пойдем? — спрашивает Оливер, когда они выходят из комнаты Мари и проходят по коридору к прихожей. Оливер торопится, пытаясь слишком быстро натянуть кроссовок, пыхтя от недовольства. Мари сдерживает улыбку, быстро одевая черные кроссовки. Оливер, заметив, что Мари обулась быстрее, недовольно хмурится. Они выходят из квартиры, спускаясь с четвертого этажа многоквартирного дома, когда становится ясно, что лифт ждать никто не хочет.

— Либо ты идешь рядом, либо мы идем под ручку, — предупреждает Мари, не впечатлившись попыткам умилительного невинного взгляда от мелкого. — Договорились?

С тяжелым вздохом, Оливер соглашается, сбавив обороты. Они мерно прогуливаются по тротуарам, Мари следит, чтобы мелкий не затерялся в толпе. Пройдя так несколько улиц, Мари спрашивает, прерывая тишину:

— На автобусе, такси или пешком?

— На такси? — тут же улыбается Оливер. Мари, скрыв улыбку, быстро заходит в приложение «РО.Такси». Они останавливаются возле ларька мороженного, ожидая черную машину. Мари покупает два рожка c шоколадным и банановым, отдавая последнее обрадованному Оливеру. Машина приезжает как раз, когда от мороженного ничего не остается, а влажные салфетки выброшены в ближайшую урну. Таксист, мужчина розмаринской типичной внешности с бородой, вежлив и в самом начале включает молодежную музыку.

— Как вам песни Миланы? — спрашивает таксист, остановившись на красном. Она заглядывает в зеркало заднего вида, но мужчина не смотрит на них, наблюдая за дорогой.

— Я не слушаю такие песни. Мой вкус склоняется к року или альтернативной музыке, — вежливо отвечает Мари, на что мужчина согласно кивает и переключает песню на группу «Падение». Оливер удивленно подпрыгивает, когда песня начинается с громких ударов барабана и электрогитары.

— Понимаю, у меня дочка слушает Милану, некоторые её треки, эээ, заедают в голове. Она примерно вашего возраста, госпожа. На день рождение просит сходить на концерт этой певицы.

— Должно быть она сильно увлечена её музыкой.

— Эх, видимо да. По всей комнаты повесила плакаты, так еще и приклеила на обои, — он качает головой, мягко поворачивая влево. Оливер слушает с любопытством, но помалкивает, явно не желая разговаривать с незнакомцем. За что Мари позже купит ему шоколадку или игрушечный меч. Оливер оживляется, с восторгом наблюдая за входом в парк аттракционов. Она берет его за руку, минуя прихожих и других детей. Они подходят к кассе, где молодая девушка вежливо улыбается, когда Мари начинает перечислять различные аттракционы. Оливер выглядит с каждым названием всё больше ошеломленным, впрочем, как и сама кассирша.

— Без сопровождения взрослых не разрешается, — бормочет она, на что Мари приподнимает бровь.

— Мне шестнадцать, — нагло врет она, когда как самостоятельно в парке аттракционов кататься и покупать билеты разрешено с пятнадцати лет. Девушка бегло осматривает её вид и рост, сочувственно кивая.

— Понимаю, у подруги тоже невысокий рост, она агрессивная как чихуахуа, — тепло улыбается кассирша с именем «Лилия» на бейджике. Девушка за соседней кассой, смотрит на неё убийственно, видимо и есть та самая подруга. Как ни в чем не бывало Лилия протягивает билеты, после того как Мари оплатила картой, и с ослепительной улыбкой желает хорошего дня.

— Мы правда пойдем на эти аттракционы? — восторг в едва сдержанной походке Оливера, готового рвануть на звуковой, если понадобится заразен.

— Конечно, а после у нас пункт в кафе!