Дождь и огонь-пепел который собирает себя заново
Мы оба молчали.
Балкон пах ночной розой и его пиджаком на моих плечах.
Я стояла, прислонившись к холодному перилам, босая, почти невесомая, с растрёпанными волосами. Он подошёл сзади. Не тронул сразу. Только смотрел.
— Ты дрожишь.
— От воздуха.
— От нас. — Он знал.
Я повернулась — медленно. В его глазах было что-то новое. Жадность, сдержанная до последнего. Благоговение. И, кажется... страх потерять.
Он не сказал ни слова. Просто взял меня на руки. Без усилия. Как будто так и должно быть. Как будто это — его право.
Я обвила его за шею, коснулась носом его щеки.
— Ты знаешь, что я уже не та, что была на алтаре?
— Ты теперь моя. Это всё, что я знаю.
Он пересёк комнату. Дверь сама закрылась за его спиной, как будто подчинилась этой тишине.
Свет падал мягко, золотыми линиями скользя по полу и нашим силуэтам.
Он опустил меня на край кровати, не отрывая взгляда. Его пальцы касались моих плеч — осторожно, как будто боялся меня спугнуть.
Медленно снял пиджак с моих плеч. Он упал на пол беззвучно, как шелест листьев.
— Ты дрожишь всё сильнее.
— А ты всё ближе.
— Я боюсь... задохнуться от желания.
— Значит, не дыши.
Он наклонился. Поцеловал сначала в висок, потом ниже — к щеке, к уголку губ.
Он не торопился.
Не вламывался в её мир — он входил, как в храм.
— Я столько раз представлял это, — прошептал он, расстёгивая пуговицу за пуговицей на подъюбнике. — Но ничего не сравнивается с тем, как ты дышишь передо мной сейчас.
Я провела рукой по его шее, по волосам.
— Я тоже представляла. Только у меня ты всегда был жестче.
— А сейчас? — он приподнял бровь, дразняще замер.
— Сейчас... ты на коленях, даже стоя.
Он зарычал тихо, почти зверино, и вновь прижал губы к моей коже. Его ладони обнимали мою талию, как будто он хотел оставить в ней отпечатки.
Но не боли.
А памяти.
Он раздевал меня не для тела. Для истины. Чтобы доказать, что он теперь может быть рядом даже с моими шрамами.
— Ты была светом в доме, где я жил в тени.
— А ты — темнотой, в которой я научилась видеть.
Они говорили и касались. Целовали и вдыхали.
Каждое движение — как продолжение обещания.
Он уложил её на кровать, лёг рядом, прижав лбом ко лбу.
— Скажи, что ты моя.
— Я твоя. Даже если придётся снова спасать тебя босиком, в свадебном платье.
— А если завтра опять выстрел?
— Я уже не только невеста, а щит. Ты забыл?
Он не ответил. Только поцеловал. И этот поцелуй был сильнее всех слов
Кровать под нами — как лодка в океане шелка.
Я лежала, запрокинув голову на подушку, волосы распластались, словно тень звезды.
Он был рядом. Настолько близко, что дыхание сливалось.
Он не торопился.
Смотрел. Словно хотел выучить наизусть каждую линию.
— Ты дрожишь. — снова.
— Это не страх. Это — ты.
Его ладони скользили по моим рукам, медленно, будто проверяя, на месте ли всё — кости, шрамы, дыхание.
— Ты когда-нибудь боялась позволить себя тронуть?
— Всегда. Пока это не стал ты.
Он коснулся губами моей ключицы.
Один поцелуй — и мне захотелось раствориться.
— Ты теплее огня. — прошептал он.
— А ты — медленнее грозы. — ответила я.
Мы говорили так, будто боялись молчания.
Словами мы целовали друг друга до того, как тела успели.
Он снял с меня последний тонкий слой — как лепесток с цветка.
Не срывал.
Берёг.
— Ты знаешь, я не мужчина, что просит. Я беру.
— Но меня ты просишь, даже молча.
Он закрыл глаза.
На миг.
Как будто это — его молитва.
Когда открыл — я увидела там всё:
Ранимость.
Силу.
Любовь.
И слабость перед ней.
— Хочешь, чтобы я был мягким?
— Нет. Хочу, чтобы ты был настоящим.
Он опустился ко мне — всем телом, всей тяжестью чувств.
И ночь раскрылась, как бутон.
Без страха.
Без преград.
С жаром, который пульсировал между нами, как обет.
Мы сливались медленно, как стихия и плоть.
Не было спешки. Только дыхание и взгляд.
Пальцы искали. Губы находили.
Где-то снаружи проносился ветер.
Внутри — только мы.
— Скажи, что ты останешься.
— Я здесь даже тогда, когда ты спишь.
— Если я проснусь в страхе?
— Ты найдёшь мои пальцы в своих.
Он улыбнулся — с трудом, будто сердце мешало.
— Тогда я могу быть слабым. Только с тобой.
— А я сильной. Только ради тебя.
И всё вокруг исчезло.
*****
После огня — тишина
Я лежала у него на груди.
Там, где бьётся жизнь, которую он готов был отдать.
Тихо. Без слов.
Только звук сердца. Ровный. Настоящий. Наш.
Его пальцы лениво скользили по моим волосам.
Теребили пряди, как будто искали в них смысл. Или прощение. Или оба сразу.
Каждое прикосновение — как продолжение разговора, который мы уже давно не вели вслух.
— Ты знаешь, как странно это — проснуться с тобой? — его голос хриплый, шепчущий. — Будто я наконец-то живу не в бою, а в тишине.
Я не отвечала. Только плотнее прижалась.
Мне не нужно было ничего говорить. Я — здесь. Это всё.
Он понимал.
— Твои волосы пахнут грозой. Как будто ты создана из дождя.
— А ты — из огня. — выдохнула я. — Но мы не сгорели.
Он усмехнулся. Тихо. Почти нежно.
— Ты не сгорела, потому что тебе нельзя. Ты пепел, который сам себя собирает заново.
Я закрыла глаза.
Внутри — тёплая усталость. Сладкая. Живая.
Пальцы продолжали расчесывать мои волосы — не спеша, будто он боялся, что я исчезну, если он остановится.
— Ты засыпаешь? — он наклонился, щекой касаясь моей макушки.
— Нет. Слушаю. Как бьётся твоя жизнь. Внутри меня.
Он крепче обнял.
— Ты никогда не уйдёшь, да?
— Уже не смогу.
Сквозь тонкие занавески пробивался первый свет.
Новый день.
Новая судьба.
Та, в которой мы — не оружие. Не тени.
А просто двое.
В одной постели. В одном дыхании. В одной любви.