Глава 6
Когда песня "21 Guns" стихла, на её место мягко, почти осторожно, пришла следующая — "Boulevard of Broken Dreams".
С первых нот в салоне машины повисло странное, но тёплое чувство. Это было как лёгкое прикосновение к старому воспоминанию, к чему-то, что потеряно, но не забыто.
– I walk a lonely road… –
Заиграли аккорды, и Алекс, сидевшая рядом, вдруг немного расслабилась. Она откинулась на спинку сиденья, положив одну руку на край окна, а пальцами другой начала тихо отбивать ритм по обивке сиденья. Её губы беззвучно повторяли слова, а в уголках рта появилась едва уловимая, по-настоящему живая улыбка — не ради кого-то, не для вида, а такая, что рождается из чего-то настоящего внутри.
Джоэл видел это.
Он краем глаза наблюдал за ней, делая вид, что просто сосредоточен на дороге.
Он не сказал ничего сразу, просто слушал песню и чувствовал, как в груди вдруг становится тесно.
Словно эта музыка напомнила о чём-то, что он давно вытеснил — о себе. О прошлом. О людях, которые ушли. О надежде, которая уже не казалась возможной.
Но этот миг — он был другим.
Потому что рядом сидела девушка, которая, несмотря на синяки, боль и усталость, сейчас смотрела в окно с таким видом, на мгновение оказалась вне этого мира, на улице, по которой шла когда-то. По своей улице.
— Тебе нравится Green Day? — негромко спросил Джоэл, специально делая голос спокойным, будто вопрос был не важен, просто мимоходом.
Он заметил, как Алекс резко изменилась.
Плечи вздёрнулись, улыбка исчезла, рука соскользнула с подоконника.
Пальцы, что отбивали ритм, сжались в кулак. Она медленно повернула к нему лицо, в котором теперь не было лёгкости — только напряжённое ожидание.
Будто она ждала осуждения.
Ждала, что её ударят, или посмеются.
Ждала чего-то плохого, потому что по-другому она, возможно, просто не умела.
Джоэл нахмурился, не от злости — от понимания.
Он вдруг ясно почувствовал, насколько она сломана.
Не так, как он — иначе. И глубже.
— …Моя любимая группа, — прошептала она.
Её голос был тихим, она боялась, что даже слова могут что-то разрушить.
Словно она не имела права на вкус, на любимую песню.
Словно в этом мире выживания не должно было остаться места для таких мелочей, как музыка и чувства.
Он долго молчал. Но потом, всё тем же мягким тоном, сказал:
— Мне тоже нравится эта группа. Особенно эта песня.
Алекс моргнула.
Медленно, пыталась поверить, что он действительно это сказал.
Потом, не отводя от него взгляда, улыбнулась — иначе, открыто, почти по-детски.
И протянула руку к магнитоле, делая музыку чуть громче.
Свет утреннего солнца пробился сквозь лобовое стекло и осветил её лицо.
Пыль в воздухе сверкала в лучах, как частицы чего-то волшебного, невозможного в этом разрушенном мире.
Джоэл улыбнулся в ответ.
Это был редкий, почти забытый жест.
Он сам не сразу понял, как уголки его рта медленно приподнялись, эта улыбка пробилась сквозь щели в давно замурованной душе.
И в этот момент, под голос Билли Джо, что пел о дороге одиночества, они перестали быть поодиночке.
Да, впереди всё ещё был опасный путь, да, вокруг был мёртвый, опасный мир.
Но в этом ржавом внедорожнике, полном запаха старой кожи, бензина и пыли, что-то начало меняться.
Ближе к обеду, когда солнце стояло уже почти в зените, нагревая крышу внедорожника, и дорога начала струиться в жарком мареве, Джоэл заметил дом.
Он был невысоким, старым, но всё ещё крепко стоял на месте, пережил уже не одну бурю и даже конец света. Рядом бродили трое… нет, четверо мертвецов, покачиваясь, как тени давно забытых людей.
Джоэл нахмурился, сбавил скорость и заглушил мотор.
Музыка — "Boulevard of Broken Dreams" — стихла, оставив после себя тишину, в которой слышно было только дыхание и скрип кузова машины, остывающей на солнце.
Он открыл дверь.
— Жди тут, — коротко бросил он и собирался выйти.
Но сзади, всё так же тихо, сдержанно, прозвучал голос Алекс:
— Я могу помочь.
Он замер.
Раздражённо выдохнул. Повернул голову через плечо.
— Нет, — отрезал грубо, не давая ни малейшего шанса на возражение.
Голос был твёрдым, как гранит, и в нём не было ни капли сомнений.
Он хлопнул дверью и вышел, хлопнув ладонью по кобуре на бедре, проверяя, на месте ли нож.
— Чёртова девчонка… — пробормотал он, не оборачиваясь.
Она не просто ранена — она еле стоит.
Да, у неё в глазах была решимость, даже отчаянное желание быть полезной… но это желание могло её убить.
Она рухнет, не дожив до второго зомби.
И тогда придётся спасать её, рискуя всем.
Медленно, шаг за шагом, Джоэл подошёл к ближайшему мертвецу, стараясь не шуметь, ступая по сухим, потрескавшимся листьям так, будто те были миной — он сжимал нож в правой руке, чувствуя его тяжесть и сталь под пальцами, и всё внутри него было сосредоточено, напряжено, как струна, готовая лопнуть в нужный момент, но пока что держащаяся.
Первый зомби был ближе всех, он стоял, уставившись в разбитое окно, бессмысленно стуча по стеклу гнилыми пальцами, и не замечал приближения человека — слишком глупый, слишком мёртвый, чтобы чувствовать опасность. Джоэл, не теряя ни секунды, резко шагнул вперёд, схватил мертвеца за ворот разорванной рубашки, потянул на себя и почти одновременно вогнал нож ему под подбородок, резко вверх, до самой рукоятки, и выдернул обратно в одно плавное движение, словно делал это сотни раз — потому что так оно и было.
Не теряя темпа, не сбивая дыхание, он развернулся к другому, тот уже заметил движение и медленно начал идти на него, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, издавая низкое, скрежещущее рычание, от которого кожа могла пойти мурашками, если бы Джоэл не был ко всему этому давно равнодушен.
— Быстро... — пробормотал он сам себе, бросаясь вперёд.
Он увернулся от неловкой хватки мертвеца, врезался плечом в грудную клетку, заставляя противника пошатнуться, и в этот же момент ударил ножом прямо в висок — коротко, мощно, со всей силой, которой хватило, чтобы кость треснула.
Тело повалилось беззвучно, оседая в пыль и сухую траву.
Он оглянулся — Алекс стояла у машины, сжав руки в кулаки, её глаза блестели, но не от страха, а от чего-то другого… может, от гнева, может, от боли, может, от стыда, что не может пойти с ним рядом так, как хотела. Джоэл нахмурился и, не говоря ни слова, махнул ей рукой, мол, оставайся там, и пошёл дальше — к сараю, где бродили ещё двое.
Он двигался быстро, по дуге, чтобы подойти сбоку, и уже привычно вскинул нож, готовясь нанести третий удар.
Но тут раздался глухой звук — что-то упало.
Он дёрнулся, сердце стукнуло сильнее.
Обернулся.
Алекс исчезла из поля зрения.
— Чёрт... — прошипел он и быстро закончил дело, вонзив нож в череп одному зомби, а второго схватив за шею, повалив на землю и, прижав коленом, вонзил лезвие в основание черепа с такой яростью, словно убивал страх внутри себя.
Он встал, вытер нож об штанину и побежал к внедорожнику.
Там, с другой стороны, на коленях у колеса, сидела Алекс. Она держалась за живот и тяжело дышала, но была жива.
— Я... просто встала... — пробормотала она, избегая его взгляда. — Немного закружилась голова...
Джоэл ничего не сказал. Он только опустился рядом, выдохнул и посмотрел на неё — долго, внимательно. Потом осторожно обнял её за плечи и поднял на ноги, от чего она дернулась.
— В следующий раз... — тихо сказал он, глядя ей в глаза, — ...если скажу “жди в машине”, ты послушаешь.
Алекс опустила взгляд, но не отвела его.
И лишь шёпотом сказала:
— Я просто не хочу быть бесполезной.
— Ты не бесполезна, — ответил Джоэл твёрдо, — просто не пытайся доказывать это, умирая.
Он провёл её в дом — старый, обшарпанный, с разбитым стеклом и затхлым запахом, но стены его стояли, и двери всё ещё закрывались.
Внутри было темно, прохладно, паутина тянулась от углов, и запах дерева смешивался с запахом гнили, но главное — мертвецов больше не было.
Он закрыл за ними дверь и только тогда выдохнул — долго, тяжело.
И за долгое время почувствовал, что не один.
Джоэл аккуратно провёл Алекс в дом, поддерживая её за плечи. Она едва держалась на ногах, но молчала, как всегда — стиснув зубы, не выпуская ни звука. Он знал, что ей больно. Видел, как она с каждым шагом всё сильнее сжимала пальцы, вцепившись в ремень рюкзака, как будто это помогало ей не упасть.
Они вошли в небольшую комнату. Старый деревянный пол, облупленные обои, кровать с мятым матрасом без простыни. Свет пробивался сквозь щели в досках, отбрасывая полосы на пыльный пол. В этой тишине казалось, что дом ещё помнил чужую жизнь — как смех, детские шаги, чьи-то поцелуи на прощание… Но сейчас здесь были только они.
— Садись, — сказал Джоэл негромко, но твёрдо, ведя её к кровати.
Алекс покорно опустилась, тяжело выдыхая, наконец позволила себе расслабиться. Но расслабления не было. Она сидела, опершись на колени, плечи подрагивали от усталости. Он наклонился ближе, уложил рюкзак возле стены.
— Жди тут. — Его голос снова стал чуть строже. — Я серьёзно. Только попробуй встать — сам прибью.
Он сказал это нарочито грубо, будто прятал за словами волну. Он не умел иначе. Не умел показывать, что волнуется, что боится за неё.
Она чуть кивнула, не поднимая взгляда, боялась снова услышать упрёк. А Джоэл уже разворачивался, снова стал тем, кем был — контрабандистом, солдатом, человеком, которому всё по плечу.
Он пошёл по дому, заглядывая в каждую комнату, в каждый закуток. Всё делал быстро, чётко. Умело. Автоматически. Будто проверял ходы на доске, которую знал наизусть. Пустой коридор, пыльные шкафы, заколоченные окна… И вдруг — шкаф в конце. Он открыл его осторожно. В нос ударил лёгкий запах — старой древесины, женских духов, чего-то… нормального.
Внутри — аккуратно сложенные вещи. Женские. Маленькие. Он вытащил тёмную толстовку с чуть выцветшей нашивкой и тонкие джинсы. Осмотрел. Размер — почти точно её.
— Тут, наверное, жила такая же худая девчонка, как ты, — пробормотал он себе под нос, проводя ладонью по ткани.
Он нашёл ещё пару футболок, тёплые носки, лёгкую ветровку. Всё — скромное, простое. Но чистое. Словно хозяйка всё ещё собиралась вернуться.
Он сложил всё в охапку и направился назад в комнату.
Алекс сидела там же, не двигаясь, как будто боялась, что любое движение снова вызовет боль. Он вошёл, поставил вещи рядом.
— Это для тебя. Примерь. Может, подойдёт.
Она не ожидала. Глянула на него исподлобья, будто не верила, что это не проверка, не ловушка. Потом аккуратно протянула руки и взяла одежду, почти благоговейно, как что-то драгоценное.
— Спасибо… — шепнула она почти неслышно.
Он отвернулся, пряча взгляд, и бросил через плечо:
— Ванная слева, если хочешь умыться. Воды мало, но ещё течёт. Я проверил.
Он не ждал "спасибо" в ответ. Просто сел у окна и занялся припасами. Слышал, как за его спиной тихо отворилась дверь, и шаги Алекс удалялись по коридору. Она ушла… А он остался, глядя в пыльное стекло, в застывший мир за окном.
И снова подумал: "кто ты такая, девчонка, и почему мне не всё равно."
Когда Алекс вернулась в комнату, Джоэл бросил на неё мимолётный взгляд — и тут же задержал его. Она была… чистая. Волосы влажные, тёмные пряди прилипали к щеке, а из-под толстовки, которую он только что дал, выглядывал ворот тонкой футболки. Она не просто умылась — она мылась. Как будто хотела смыть с себя весь этот мир.
"Она что, там мылась?.."— раздражённо подумал Джоэл, хмурясь. —" Да воды же едва на лицо хватит, а она... Или хватило? Чёрт."
Он всё же не удержался:
— Ты всю воду использовала?
Голос у него был хриплым, немного грубым. Он даже не смотрел на неё, а скорее в стену рядом, боялся, что, если взглянет прямо, снова увидит это... странное спокойствие в её глазах.
Алекс молчала, но потом, поняв, что он смотрит, тихо произнесла:
— Нет.
Джоэл коротко кивнул. И, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты — пошёл умыться сам. Он не стал раздеваться, не тратил воду зря. Только быстро помыл руки, умывал лицо холодной струёй, надеясь стереть с себя злость. Провёл мокрой тряпкой по шее, глядя в треснутое зеркало, на своё собственное уставшее лицо.
Когда он вернулся — Алекс уже не было.
Он застыл на месте.
Комната — пуста.
— Чёрт, — выдохнул Джоэл, а затем резко, порывисто начал осматриваться. — Куда, мать твою…
Он проверил соседнюю комнату — тишина. Пусто. Только тень от качающихся занавесок. Сердце заколотилось быстрее. Он стиснул зубы, кулаки дрожали.
"Сбежала. Опять. Чёртова девчонка."
Он резко развернулся, уже почти рванул обратно в коридор — и тут услышал, как где-то внизу открылась входная дверь. Скрип — медленный, протяжный, как в старом фильме ужасов. Его тело сработало раньше мыслей. Левая рука легла на кобуру, правая прижалась к стене. Он соскользнул вниз по лестнице почти бесшумно, как в былые времена. Готов убить.
"Если это она — убью. Своими руками."
Он выскочил в холл — и замер.
Алекс стояла на пороге. В руках — диск. Тот самый, Green Day. Слегка запылённый, но целый. Глаза у неё — испуганные. Щёки вспыхнули от холода и… страха. Она прижала диск к груди, будто это был последний её шанс на что-то светлое.
— Какого хрена ты творишь?! — рявкнул Джоэл. Его голос резанул воздух как нож.
Алекс вздрогнула. Настолько сильно, что чуть не уронила диск. Зажмурилась. Плечи подались вперёд, голова опустилась, как у человека, который точно знает, что сейчас получит по лицу. Без сомнений.
И это… что-то в нём оборвало.
Он стоял. Сердце всё ещё билось в горле. Гнев плавал под кожей. Но он видел — она не защищается, она не дерзит, она ждёт удара. Просто ждёт.
Медленно, медленно он опустил руку с кобуры.
— Зачем? — уже тише спросил он. — Зачем ты вышла?
Алекс дрожащими пальцами протянула ему диск. Тихо, едва слышно, сквозь пустоту:
— Я увидела его на крыльце… В траве. Ты бросил его, когда мы въезжали… Я… просто не хотела, чтобы он остался там…
Она всё ещё боялась смотреть ему в глаза.
А Джоэл стоял, молча глядя на этот грёбаный диск. И на девчонку, которая прятала за худыми плечами столько... боли.
"Кто ты, чёрт возьми, такая, Алекс?" — снова подумал он, глядя на неё.
И не злясь. А просто… пытаясь понять.
Он взял диск из её рук, не вырывая — просто, твёрдо, будто это было что-то опасное, что-то, что нельзя ей оставлять.
— Пошли, — коротко сказал он, взгляд не задерживался на ней. — Надо проверить твою рану. Намазать мазь на боку.
И пошёл наверх, сжимая в пальцах тот самый грёбаный диск. Он был горячим. Не от температуры — от воспоминаний, от песен, от того, что не давал забыть. От того, что теперь связывало его с ней.
Алекс пошла за ним молча. Лёгкая улыбка скользнула по её губам, но почти сразу исчезла, испугалась — как будто она сама испугалась, что Джоэл её увидит и неправильно поймёт. Улыбка — это ведь слабость, да?
Когда они вошли в комнату, Джоэл молча закрыл дверь и потащил тяжёлый комод. Скрип дерева по полу, глухой стук. Он передвинул его к двери, намертво. Защелкнул замок — хотя знал, что в этих местах это не панацея.
"Так точно не сбежишь. Незаметно, по крайней мере, не уйдёшь," — подумал он. — "Прости, девчонка."
Он обернулся к ней. И, не говоря ни слова, подошёл ближе. Алекс стояла в полоборота, затаив дыхание. Он аккуратно осмотрел её голову. Раздвинул волосы у виска, проморщился, но ничего не сказал.
— Затягивается, — хмыкнул он. — Без воспаления.
Он обработал кожу, протёр влажной тряпкой, но не стал снова бинтовать. Затем выпрямился, вытер руки и произнёс:
— Ложись. Теперь бок.
Сначала Алекс не двинулась. Но затем, молча, подчинилась. Медленно улеглась на кровать, поджав ноги. Джоэл видел, как напряглось её тело — как будто оно готовилось к чему-то. Не к боли от мази. К чему-то худшему.
Он присел на край кровати, открыл баночку. Запах знакомый — лечебный, горький. Пальцы его нащупали край толстовки. Он начал медленно поднимать её, потом ткань футболки, слой за слоем, обнажая синяк, расплывшийся на боку.
Алекс вздрогнула. Не от боли.
Она сжала кулаки. Смотрела в потолок. И не дергалась, не сопротивлялась, но её дыхание стало чаще.
И тогда Джоэл впервые задумался:
"Насиловали ли тебя?"
Мысль ударила, как пощечина. Резко, без предупреждения. Он застыл на секунду, глядя на синяк — синий, лиловый, уже начинавший бледнеть по краям. И в груди поднялся гнев. Яркий, колючий, необузданный.
"Убью. Если кто-то хоть пальцем… хоть раз… клянусь, убью."
Он ничего не сказал. Ничем не выдал своих мыслей. Просто начал наносить мазь — медленно, аккуратно, как врач. Без слов. Без резких движений. Ладонь теплая, движения мягкие, почти неслышные.
Алекс не смотрела на него. Но тело понемногу расслаблялось. Немного. Не до конца. Но всё же...
Когда Джоэл закончил наносить мазь, он аккуратно опустил ткань её футболки на место, боялся потревожить что-то большее, чем просто синяк. Встал, не глядя на неё, закрыл банку и спрятал её обратно в рюкзак, что стоял у прикроватной тумбочки. Его пальцы машинально коснулись лежащего сверху диска. Тот самый. Green Day.
Он взял его в руку, с секунду смотрел, словно проверяя, настоящий ли он, и молча убрал в рюкзак. Без слов. Без объяснений.
— Снимай обувь и ложись спать, — сказал он негромко, но твёрдо, почти буднично, как будто это было что-то само собой разумеющееся.
Он подошёл к комоду, что сам же и передвинул к двери. Открыл верхний ящик. Там, на удивление, оказалась старая, но чистая подушка и тонкое покрывало. Наверное, остались от тех, кто жил здесь когда-то. От той худенькой девчонки, чьи вещи он нашёл в шкафу. От жизни, которой больше нет.
Он отдал одну подушку Алекс, аккуратно положив её ей под голову, а следом положил покрывало. Всё это он делал молча. Без лишнего взгляда, без прикосновений, не глядя прямо на неё. Старался не вторгаться в её пространство, и при этом — создать ощущение безопасности. Вторую подушку он бросил рядом, на кровать, с той стороны, что ближе к двери. Глубоко вдохнул, сел, начал снимать обувь. Спокойно, словно это был самый обычный день.
— Я не хочу спать на полу, — произнёс он тихо, и в его голосе не было угрозы, не было давления. Только усталость. Только искренность.
Алекс ничего не ответила. Но он заметил, как она осторожно легла на самый край кровати, как будто боялась даже случайного прикосновения. Спина её была напряжена, плечи чуть приподняты — будто она готова в любую секунду отпрянуть, встать, убежать.
Джоэл ничего больше не сказал.
Медленно лег, без звука, на спину, положив руку на живот, другую — под голову. Взгляд его был устремлён в потолок. Между ними было расстояние. Всего пару десятков сантиметров. Но оно казалось больше, чем целый мир. И молчание в этой комнате — не давящее, а хрупкое, осторожное, как шаг по тонкому льду. Он чувствовал, как Алекс не спит. Её дыхание слишком ровное, слишком контролируемое. Но он не нарушал эту тишину. Он просто лежал. Живой. Рядом. И не прикасался.
"Я рядом. Спи спокойно, девчонка. Никто тебя здесь не тронет."
Он не сказал этого вслух. Но в глубине души — по-настоящему имел в виду.