В руках мести | 18+

Эстетика «Глава 17»:

Покидаю своего синеозерного призрака, оставляя одного, посреди заброшенной, убийственной парковки. Разделившись с Барни, который везёт зеленоглазку и Лео к незаменимому врачу банды, отправляюсь со Скотом домой на серебристом Ламборгини.

Сейчас я в роли водителя, а на пассажирском сидении полулежа-полусидя расположен побитый зеленоглазый, чье лицо пульсирует, сочась кровью.

— Ты как? — заводя двигатель, поворачиваюсь к парню.

— Порядок, в отличии от новенького белого салона, который я быстро запачкаю, —пытается улыбнуться, но тут же шипит, поскуливая от боли.

— Шутишь? Значит всё не так плохо, —подмигиваю, но не уверена, что Скот это замечает, ведь мягкие ткани опухли, закрывая глаза.

Всматриваюсь в зеркало заднего вида, обжигая силуэт Пайпера со спины. В голове прокручиваются последние фразы разговора.

— Он твой друг! Что с тобой? — нижние веки с трудом удерживают накопившиеся слезы, но получается подавить ком и преодолеть слабость.

— Прости, прости меня, — зарывается пальцами в густой тёмно-русый волос, оттягивая пряди вверх, пока на мраморном лбу пульсирует одинокая венка.

Арон наматывает круги вокруг собственной оси, резко останавливается, атакуя каким-то чужим и вовсе не знакомым взглядом. Он раскаивается, хватаясь за мои руки, целует каждый пальчик, напоминая о родном Пайпере.

Резкие перепады вызывают дрожь, чувствую нахлынувший страх и не могу бороться. Кто-то чужой стоит напротив, мы вовсе не знакомы с этим человеком. Даже в первый день встречи, спустя пять лет, он казался ближе, чем сейчас.

— Арон! — вырывая руки, отхожу на шаг. — Не подходи ко мне! — очень тихо, сквозь зубы пробиваются мысли. Не моргая позволяю первой слезинке охладить раскалённую кожу лица.

— Ли, не делай этого, не отталкивай меня, — сокращая дистанцию, жалко всматривается в покрасневшие глазёнки.

— Я боюсь тебя, мне страшно, — услышав собственный голос, закрываю руками рот, пытаясь вернуть сказанные слова обратно.

— Что ты сказала? — поджимает алые губы, одевая давно забытую маску безразличия.

— Я боюсь тебя, — сквозь дрожь и страшное осознание реальности произношу ели ощутимым шепотом.

— Убирайся, — замираю от шока, — я сказал, убирайся! — крик пронизывает нутро, до замирания сердца, а непрерывный поток слёз больно щипет кожу.

— Прости, — отвернувшись, говорю напоследок.

Вжимаю педаль газа, когда массивный силуэт призрака поворачивается, стреляя ярко-синими огнями прямо в зеркало заднего вида. Набираю скорость, выезжая на трассу.

Передо мной, как полотно из воспоминаний, где вырисовывается разъяренный, дикий взгляд, сапфировые глаза с бирюзовым отливом, что быстро темнеют, желваки силой пробиваются сквозь кожу, свирепый оскал и полная отстраненность. Арон вмиг стал чужим, как по щелчку пальцев отдалился, падая в мутную пропасть.

Загнав авто на паркин, помогаю дезориентированному Скоту оказаться в спальне. Комната встречает приятной свежестью и порядком. Уложив зеленоглазого на одноместную, но достаточно просторную деревянную кровать, ищу аптечку, чтобы обработать покалеченное лицо.

— Слушай, я знаю, что ты ничего не видишь, но попытайся как-то обьяснить, где находятся медикаменты и прочее? — окидываю помещение уставшим взглядом.

Вся эта английская стилистика в тёмных тонах ужасно давит, рассевает внимание и угнетает. Сдержанные, но массивные торшер, камин, деревянная стена из натурального дуба, много исторических и очень древних реликвий – комната старика, а не молодого гангстера.

Как вообще можно было в модернизированном доме сделать покои королевы Елизаветы?

— В ванной под зеркалом, верхняя дверца слева, — даёт указания, которым я тут же следую.

«А где же деревянные туалеты и душ из ведра»? — думаю меня бы это не удивило.

Открываю нужную дверцу, вытягивая аптечку. На секунду замираю, рассматривая отражение в зеркале.

Светлая кожа приобрела тусклую желтизну, заплаканные глаза без живого блеска и опухшие красные веки, пересохшие губы, впавшие щеки, что выделяют скулы, которые раньше никогда не проявлялись. Стало так противно и неприятно  от увиденного. Кручу головой, изучая новое лицо, тонкими пальцами проводя по уставшей коже.

Громкий скрип двери вызывает учащенное сердцебиение, тело резко выпрямляется, натягиваясь струной, будто поймана с поличным за каким-то ужасным делом. Тихо поднимаю аптечку и на цыпочках выглядываю из-за дверного полотна.

У кровати на коленях стоит Ноа. Айтишник сгорбился над зеленоглазым, осторожно обхватывая пульсирующее лицо ладошами. Нежно проводит рукой по взъерошенной чёрной гриве, по направлению роста волос, что-то тихо шепчет, хлюпая носиком, целует в шею и опускает голову на крепкую грудь Скота.

Ещё какое-то время наблюдаю за милейшей сценкой, складывая пазлы воедино. Всё же мои догадки оказались реальностью. Улыбаясь собственным мыслям, громко кашляю, обозначая местонахождение.

Ноа поворачивается, удерживая поток слёз. Подводится на ноги, вытирая солёную воду с лица. Он замешкался и заметно нервничает, топчась на месте, выбивает чечётку по ткани серых спортивных штанов.

— Не переживай, я могила, — криво улыбаюсь, проводя рукой по воздуху, якобы закрываю рот на замок и выбрасываю ключик куда-то очень далеко.

Отдаю аптечку в дрожащие руки айтишника, после чего крепко обнимаю, выражая поддержку.

Говорю на ушко:
— Если кто-то приедет я сообщу, не переживай и будь рядом с ним, — поглаживаю худощавую спину и отдаляюсь к выходу. — Чуть что – зови! Буду внизу.

— Спасибо, — искренние слова приятно врезаются в мою спину.

Всё тайное всегда становиться явным. Закулисная любовь двух голубков радует внутреннего Шерлока. Не пойму лишь зачем утаивать от мира свои чувства, прятаться, будто это что-то не законное?
Двадцать первый век на дворе, современники – толерантны и всегда поддерживают нестандартных личностей.

Хотя что здесь не стандартного? Это любовь, у неё нет стандартов, пола, правил, морали, законов. Для каждого она своя... Любовь не имеет границ, её невозможно запретить, невозможно выбрать, отрицать, она убивает и окрыляет, она наше всё, последняя капля надежды.

Ещё долгое время сижу в гостиной, просматривая последние новости – ничего интересного. Поужинав в одиночестве, думаю об Ароне. Неожиданное чувство вины заполняет разум, затягивая в жалкий омут собственных негодований.

«Я оставила его, бросила, не поддержала», -— дышать становится трудно, словно чужие руки закрывают рот плотной марлей, что пропитана смертельным ядом.

Он лишь хотел спасти, уберечь меня, защитить и отгородить от жуткого мира. А в ответ получил пощечину, что ранит не только физическое тело, но и проникает вглубь, ближе к ядру любящей души.

Прикусываю кулак и покачиваюсь вперед-назад. Как же я могла? Подскакиваю, сжимая длинные пряди, оттягиваю их до боли. Нам срочно нужно поговорить. Где он? Я предала его чувства, отказалась, отвернулась. Ненавижу себя, свой эгоизм и тупость, я люблю его, люблю больше жизни, правда.

Вскрикиваю! В руках зажат светлый локон, что через миг медленно лавирует по воздуху, падая вниз. Начинается настоящая истерика, что сопровождается криками и кровавыми следами от ногтей на ладошах.

Как сумасшедшая переворачиваю столешницы, топочу ногами, впиваясь в кожаный диван, кричу не человеческим голосом. Мой взрыв давно хочет вырваться, он хранит много боли и переживаний, но только сейчас осмелился проявиться.

****
Всю ночь то плачу, то отключаюсь и так по кругу. Утром будит обеспокоенный Ноа, но я решаю не делиться переживаниями, ведь боюсь опять поддаться эмоциям. Под покровом ночи выплакала все слезы, всю боль и осталась опустошенна, разбита, а также полностью потеряна.

Целый день никаких известий от Арона, на звонки не отвечает, парням ничего не говорил. Уже днём возвращается Бар, рассказывает, что Саманта с Лео две недели будут у нашего врача, их состояние стабильно, но лечиться на дому не вариант. Скот всё так же ужасно выглядит и не может нормально разговаривать, а Ноа не отходит от зеленоглазого ни на шаг, опекая, как с может.

Ближе к вечеру чувствую ужасную слабость и к семи бреду спать в серую комнату Пайпера. Надеваю его любимую красную футболку, что пропитана ароматом призрака и не замечаю, как проваливаюсь в бездонный, крепкий сон.

Посреди ночи неведомая сила побуждает проснуться и видимо не зря. У порога стоит чёрный силуэт, он не движется и кажется вошёл совсем недавно.

— Арон? — потирая прикрытые глаза, меняю лежачие положение на сидячие, подгибая колени к груди. — Это ты?

В ответ получаю тяжелый, громкий выдох и больше ничего. Какое-то время жду реакции, а потом медленно встаю, приближаясь к Пайперу.

— Прости меня, — хочу дотронуться, но боюсь даже шелохнуться.

Он продолжает играть в молчанку. Ночные огни освещают левую половину лица, выделяя каждый изгиб, изящно оставляя тени на холодной коже мраморного лица.

Не удерживаюсь и провожу подушечками по щеке, опускаясь к уголкам губ. Он одаряет глубоким взглядом, вызывая разряды по телу, а потом безразлично поворачивает голову в сторону, отказываясь от моих прикосновений.

— Ар, не отталкивай меня, давай поговорим, — становится так страшно. Страшно от возможности потерять его.

— Лия, — облокачивается невысоким лбом об мой.

Закрывая глаза, глубоко вдыхает аромат карамельной кожи. Леденящие длинные пальцы зарываются в запутанный светлый волос. Тело реагирует на каждое прикосновение, но боюсь ответить и вновь получить отказ.

— Я так себя виню за всё что сказала, прости, прости меня, — продолжаем стоять, пока с моих глаз не ринули прозрачные хрусталики.

— Не плачь, оно того не стоит — отстраняется, вытирая большим пальцем горькие слезы.

— Не могу, я причинила тебя боль своими словами и действиями. Ты хотел защитить, а я... — не получается договорить, ощущаю тяжелый, горестный ком.

— Я люблю тебя, Лия Хадсон и всегда буду любить только тебя, — вторая рука неуверенно соприкасается с лицом, поглаживает и крепко удерживает.

— Звучит, как прощание, — заикаюсь, обхватывая мужские ладони на своих щеках.

— Это лишь на время, наверное, — томно выдыхает призрак, обходя меня стороной.

— Что? — оборачиваюсь, следя за каждым движением. Слезы резко останавливаются, а температура понижается.

— Ты моя главная слабость перед которой невозможно устоять. Настолько люблю тебя, что превращаюсь в монстра, который не способен здраво мыслить, расставлять приоритеты. Да я с ума схожу, — Арон не смотрит в мою сторону, но чудесно передает боль, что накопилась внутри.

— Тебе не нужно всегда быть сильным, особенно рядом со мной. Ты можешь, — не сдаюсь, борюсь до последнего. Мы нужны друг другу, как воздух.

— Не могу! Я должен быть сильным ради тебя, — уворачивается от прикосновений.

— Нет, не делай этого, прошу, — отрицательно мотаю головой, не веря в происходящие. Шаг за шагом отхожу к стене, пока спина не соприкасается с твёрдой материей.

— Необходимо отпустить тебя, чтобы вернуть прежний контроль, — каждое слово с трудом вырывается из родных уст, разбитые кулаки сжимаются, а лицо, как камень, который так ненавистен.

— Я не смогу без тебя, — сползаю вниз по стене, сильно оттягивая белёсые пряди, до колющей боли.

— У тебя нет выбора, я принял решение. Эта любовь разрушает нас, мы психи, зависимые друг от друга, так не должно быть...

— И ты сможешь просто так закончить нашу историю? Оборвать тонкие нити и забыть меня? — его ответ будет контрольным. Ожидаю выстрела прямо в сердце, с надеждой, что он промахнется.

Мучительные секунды молчание, разносятся помехами в голове, пока призрак не решает выстрелить решительным словом:
— Да!

Ахаю, закрывая рот руками, жмурю глаза и сжимаю челюсти, в отличает от него. Пайпер держится до последнего, не выдаёт эмоций, не сдаётся, что кукла без чувств и страха.

— Я не брошу тебя пока не убью подонка, что испортил такую невинную жизнь, а потом исчезну навсегда. Пойми, мы уничтожаем себя, мы теряемся, растворяемся...

— Поцелуй меня, — встаю на дрожащие ноги, прерывая жуткую, душераздирающую речь.

— Ли, — синеозерные глаза округляются до размеров фунтовой монеты, а брови подлетают к потолку, зато он смотрит на меня.

— Подари последний поцелуй, — каждое слово имеет горькое послевкусие, что лезвием ранит душу.

— Я не могу, — опускает голову, безуспешно пытаясь скрыть желание.

— Заткнись и поцелуй, я так много прош...

Не успеваю договорить, Арон Пайпер молниеносно оказывается рядом, возвышаясь надо мной на полголовы. Глаза цвета и глубины Байкала прикованы к приоткрытым губам. Ощущаю горячее, сбитое дыхание призрака. Закрываю глаза, чтобы записать в памяти каждый миг, ощущение, аромат.

Вот он – наш последний поцелуй. Сквозь закрытые веки пробивается солёная слеза, что змейкой стекает к основанию подбородка. Мучительные прикосновения длинных пальцев Арона сейчас не вызывают мурашек, лишь боль и пустоту.

Его мягкие алые губы, со вкусом пряного табака наконец-то накрывают мои. Очень нежно и осторожно, слово я сладкая вата, а он вода, что способна вмиг растворить творение создателя.

Мы целуемся медленно, оттягивая роковой момент. Сладость давно смешалась с горькими слезами, создавая коктейль отчаянья. Последний раз притягиваю любимого к себе, судорожно вдыхая эфиры того самого мужчины.

Горячий язык скользит по губам, неуверенно проникая во внутрь, словно спрашивает разрешения.

Чуткие прикосновение сдаются страсти и уверенности. Как дикие звери жадно и грубо сливаемся в поцелуе. Крышу сносит, ноги подкашиваются, языки лавируют, словно борются друг с другом, никто не хочет проиграть, но в этой схватке оба обречены на провал.

Я задыхаюсь, но не могу оторваться от своего последнего шанса, пока острые зубы Арона не впиваются в потрёпанную нижнюю губу, оттягивая её на себя.
Медленно открываю глаза, переводя дыхание. Мы не двигаемся, замирая в этот миг, желая обмануть время.

— Так будет правильно, цветочек, — выдыхает в губы, всё ещё удерживая за голову.

— Нет, Арон, ты обманываешь себя, ведь знаешь, что мы не сможем друг без друга, — убираю мужские руки, делая шаг назад. —Правду не выбирают, да?

Призрак не отвечает, отвернувшись к панорамному окну. Ну кажись всё. Ишь, как бывает, иногда недостаточно любви, чтобы быть вместе. Ведь самые сильные чувства беспощадны, они безжалостно разрушают, меняют, делают одержим.

Что бы не потерять себя, нужно отпустить то, что способно сделать одновременно самым счастливым и самым несчастным человеком. Это планета отчаявшихся душ, что бьются в агонии собственных страхов, разбиваясь на мелкие крупицы пыли. Мы безлики и в этом вся суть...