Проклятый Бар

"Гнилой Якорь" - бар, о котором ходили слухи, от которых кровь стыла в жилах. Говорили, что он построен на старом кладбище моряков, чьи корабли разбивались о скалы в шторма. Говорили, что те, кто слишком долго задерживался внутри, пропадали без следа. Говорили, что это место проклято. Но Амалии Крейцер было плевать на слухи. Её брат, Лукас, исчез три года назад, и последним местом, где его видели, был этот чёртов бар.

Амалия Крейцер, ей 20, родилась и выросла в маленьком приморском городке. С детства она держалась особняком - не потому, что была замкнутой, а потому что слишком хорошо видела ложь в чужих глазах. Её мать умерла рано, отец спился и исчез из жизни, когда ей было десять. Остался только Лукас - старший брат, её единственный близкий человек, её опора. Он был всё: семья, друг, наставник. Он вытащил её из всех передряг, научил защищаться, не доверять словам, а смотреть на действия. А потом... исчез.

Последний звонок от него был странным. Он говорил шёпотом, будто кто-то был рядом. Говорил о тенях, которые шевелятся, о голосах из-под пола. Назвал название бара - "Гнилой Якорь". Потом связь оборвалась, и с тех пор - ни следа. Полиция пожала плечами. "Взрослый мужик, может просто уехал". Но Амалия знала: Лукас не исчез бы просто так.

Всё началось с доски объявлений на местном форуме. Кто-то под ником AnchorGhost писал о пропавших людях, об этом баре, о странных совпадениях. Амалия начала копать. Сначала - слухи: бар стоит на месте старого морского кладбища. Потом - списки пропавших. Шестеро за последние два года, все молодые, все были замечены в "Гнилом Якоре". Её сердце сжималось, но страх обжигал не хуже злости. Она не могла сидеть, сложа руки.

Днём она ходила по улицам, расспрашивала продавцов, слушала сплетни. Узнала, что бар ищет персонал.

Амалия пошла туда, она собиралась втереться в доверие, остаться, наблюдать. Узнать, что случилось с братом. Её день теперь начинался с тревоги и заканчивался с мыслью: где ты, Лукас? Но внутри неё всё крепче пульсировала другая мысль: Если кто-то причастен к его исчезновению - он пожалеет, что родился.

Дверь "Гнилого Якоря" скрипнула, когда она толкнула её плечом. Внутри воняло прокисшим пивом, сигаретным дымом и чем-то ещё - металлическим, как кровь, смешанная с солью. Свет был тусклым, лился только от пары ламп над стойкой да от мигающего знака в углу, где автомат с играми жужжал.

Несколько завсегдатаев сидели за столами - мутные типы с пустыми глазами и грязными руками, пялившиеся в свои стаканы, будто там был смысл их жалкой жизни. А за стойкой стоял он - Том Каулитц.

С его темно-карими глазами, аккуратными брейдами, которые спадали из-под чёрной банданы, завязанной узлом сзади, и коричневым шарфом, небрежно обмотанным вокруг шеи, он выглядел как парень, который мог бы быть кем-то большим, чем бармен в этой дыре. Чёрная футболка с выцветшим принтом обтягивала его широкие плечи, широкие джинсы свисали с бёдер, открывая резинку боксеров. Том был высоким, сильным, с руками, которые могли одним ударом отправить любого в нокаут. И, судя по шрамам на костяшках, он это делал. Регулярно.

- Чего тебе надо? - рявкнул он, не поднимая глаз от стакана, который вытирал грязной тряпкой. Его голос был хриплым, грубым, как будто он орал всю ночь или глотал битое стекло вместо завтрака.

Амалия шагнула к стойке, бросив сумку на пол с глухим стуком. Она была бледная, с длинными волосами цвета тёмного мёда, которые струились по её плечам. Её серо-зелёные глаза сверкнули в полумраке. Лицо было словно вырезанным из мрамора: высокие скулы, тонкий нос, пухлые губы, слегка тронутые бледно-розовой помадой. На ней был белый кроп-топ, облегающий тонкую талию, поверх которого небрежно накинута светло-голубая рубашка с закатанными рукавами. Широкие джинсы с высокой талией подчёркивали её стройные ноги. На шее - цепочки с крестом и бусинами, на запястьях - браслеты, а через плечо висела чёрная сумка.

- Работу ищу, - ответила она, скрестив руки на груди.

Том наконец поднял взгляд. Его тёмные глаза пробежались по ней с ног до головы, и на губах появилась кривая ухмылка.

- Ты? Здесь? - он хохотнул, бросив тряпку на стойку. - Да ты, блять, шутишь. Это не место для таких, как ты, куколка. Тут тебе пиздец светит, и быстро.

- Плевала я на то, что ты думаешь, мудозвон, - отрезала она. - Мне нужна работа. И я остаюсь.

Он прищурился, словно прикидывая, вышвырнуть её за шкирку или дать ей шанс угробить себя самой. В углу один из пьяниц что-то пробубнил, и Том тут же рявкнул:

- Заткни ебало, Ганс, пока я тебе башку не проломил!

Пьяница сжался, уткнувшись в стакан, а Амалия заметила, как остальные посетители даже не шевельнулись - привыкли, видать.

- Ладно, - буркнул он, наконец, скрестив свои здоровенные руки.
- Хочешь работать? Давай попробуем. Только не жди, что я буду твоей нянькой.

- Не жду, - бросила она, глядя ему в глаза.

Он кивнул, ткнул пальцем в сторону подсобки.

- Иди туда, бери фартук. И шевели задницей, у нас тут не санаторий.

Амалия прошла за стойку, чувствуя, как его взгляд буравит ей спину. Ей было не по себе, но она не показала этого ни единым движением. Лукас пропал здесь, и она найдет его, даже если придётся разгрести эту дыру по кирпичику. Даже если этот грубый урод будет ей мешать.

Ночь тянулась, посетители орали, стучали стаканами, а Том матерился на них, швырял бутылки и пару раз чуть не полез драться, когда какой-то придурок попытался кинуть в него окурком. Амалия разносила пиво, убирала грязь и старалась не обращать внимания на липкие взгляды и тупые подкаты. Её мысли были заняты братом - его последним звонком, где он шептал что-то про "Гнилой Якорь" и "нечто под полом", прежде чем связь оборвалась.

Ближе к полуночи бар начал пустеть. Остался только старик в углу, дремавший над пустым стаканом, да пара байкеров, споривших о какой-то херне. Амалия вытирала столы, когда услышала шорох - низкий, гортанный, как будто кто-то скрёб когтями по дереву. Она замерла, прислушиваясь. Звук шёл из-под пола, прямо под её ногами, и становился громче - теперь это было похоже на шаги, тяжёлые и медленные.

- Том, - позвала она, её голос был тише, чем она хотела. - Ты это слышишь?

Он стоял за стойкой, лениво протирая стакан, и даже не обернулся.

- Слышу, как ты медленно шевелишься, - отозвался он.

- Да заткнись ты, ёб твою мать! - рявкнула она, бросив тряпку на стол.
- Под полом что-то ходит, слышишь?

Том наконец поднял взгляд. Шорох перешёл в ритмичный стук, и теперь его нельзя было игнорировать. Он выронил стакан, тот разбился о стойку, и осколки разлетелись по полу.

- Ну, пиздец, - пробормотал он, глядя вниз. Его лицо напряглось, но в глазах не было страха - только злость.

Амалия шагнула ближе, её сердце заколотилось. Стук ускорился, и к нему прибавился шёпот - тихий, но чёткий, как будто кто-то звал её по имени. Она обернулась, но за спиной было пусто.

- Это что за... - выдохнула она, сжимая кулаки.

- Это "Гнилой Якорь", детка, - произнёс он, приближаясь, его голос был низким, почти угрожающим. - Тут всякое дерьмо творится.

- Какое дерьмо? - она схватила его за рукав, заставляя посмотреть на неё.
- Говори, или я тебе лицо разобью!

Он вырвал руку, его тёмные глаза сверкнули.

- Не ори на меня, идиотка! - рявкнул он, стукнув кулаком по стойке. - Я тебе не справочная. Тут люди пропадают, поняла? Как твой брат. Он сюда сунулся, и всё, кранты ему.

Амалия замерла. Её дыхание сбилось, но она не отвела взгляд.

- Откуда ты знаешь про Лукаса? - спросила она.

Том ухмыльнулся, но в этой ухмылке не было веселья.

- Я тут всех наперечёт знаю, - ответил он. - И всех, кто исчезает. Он был тут, твой Лукас. Искал что-то. Задавал вопросы. А потом - хуй его знает, куда делся.

Она хотела что-то сказать, но шёпот стал громче, и теперь он звучал как голоса - десятки голосов, сплетённых в жуткий хор. Пол под ногами задрожал, и из щелей между досками начал сочиться дым - тонкий, чёрный, с запахом гнили и моря. Старик в углу проснулся, закашлялся и рванул к двери, бормоча что-то про "чёртовы души". Байкеры тоже свалили, оставив недопитое пиво.

- Это что, призраки? - спросила Амалия, её голос дрогнул, но она держалась.

Том сплюнул на пол, глядя на дым.

- Может, и призраки, - бросил он глухо. - А может, что похуже. Я тебе говорил - это место не для тебя.

- Мне плевать, что оно для меня, - отрезала она. - Я найду Лукаса. И ты мне поможешь, понял?

Он посмотрел на неё, его лицо было серьёзным.

- Помогу? - переспросил он, хмыкнув.
- Уж прости дамочка, это твоё дерьмо. И разрули его сама.

Смена закончилась к трём утра. Бар опустел, дым рассеялся, но шёпот остался - тихий, едва слышный, как эхо в пустой комнате. Том закрыл кассу, выключил свет и бросил ей ключи.

- Завтра приходи, - буркнул он. - И не ссы, если что-то увидишь по дороге.

Амалия поймала ключи, кивнула и вышла на улицу. Туман стал гуще, и холод пробирал до костей. Она шла домой - в маленькую квартиру на другом конце города, где жила одна с тех пор, как Лукас пропал. Улицы были пустыми, но ей казалось, что за ней следят - тени шевелились в переулках, а шаги эхом отдавались за спиной, хотя она никого не видела.

Дома она заперла дверь на все замки, бросила сумку на пол и рухнула на диван. В квартире было тихо, но эта тишина давила, как будто кто-то стоял за дверью и ждал. Она включила свет, но лампочка мигнула и перегорела, оставив её в темноте. На столе лежала фотография - она и Лукас, смеющиеся, с пивом в руках. Её пальцы сжали цепочку на шее, такую же, как была у него.

- Я тебя найду, - прошептала она, глядя в пустоту. - Даже если мне придётся этот бар разнести по кускам.

Тем временем Том шёл к себе - в обшарпанную халупу в двух кварталах от "Гнилого Якоря". Его дом был таким же мрачным, как бар: стены в трещинах, мебель старая, а в углу валялась гитара, на которой он не играл уже год.

Он бросил ключи на стол, открыл пиво и рухнул в кресло. За окном выл ветер, и в его вое Том слышал тот же шёпот, что и в баре. Он знал, что "Гнилой Якорь" - не просто работа. Это была ловушка, из которой он не мог выбраться.

Но теперь появилась эта девка, Амалия, и что-то подсказывало ему, что она либо вытащит его из этого дерьма, либо утянет ещё глубже.

Он сделал глоток пива и уставился в потолок.

- Посмотрим, кто кого. - пробормотал он.