Глава 12. Тьма в глазах палача.
От лица Энтони.
Когда я отдал приказ, чтобы все мои люди собрались, то пришлось только ждать. Но я себе на хер место не находил. Её просто украли. Мою. Льдинку. Украли.
Когда она ушла тогда сама год назад, то я не почувствовал ничего. Потому что она ушла сама. Я дал ей уйти, разрешил, поставил перед выбором. Она его сделала. И я ничего не почувствовал. Но сейчас, когда её просто своровали у меня из-под носа, можно сказать, я чувствую гнев и какую-то пустоту. Я охрененный охотник, а особенно если это касается её. Да чёрт возьми. Какого хрена, Энтони, ты так сжимаешь своё очко из-за какой-то девушки?
На мероприятии начался хаос. Дамы перепуганы: кто-то визжит, кто-то просто в шоке, а кто-то пытается убежать. Но Лючио никого не выпустит из этого дома, пока мы не разберёмся. А если кто-то и сбежит, то я самолично пущу пулю в лоб.
Собрание боссов началось прямо на мероприятии. Прямо на вечере, потому что нам нужно понять, кто за этим стоит. Если это сделали не те, кто тут, а просто крысы, которых подослали, то всё намного усложняется.
Алессию пришлось усыпить, потому что она до сих пор доёбывалась до Адрианы. Адриана, как загнанная кошка, сидит в кресле и дрожит. Кармела доёбывается до Риккардо и Лючио — её тоже скоро усыпят, чтобы не мешала.
— Лючио, нужно же что-то сделать! — кричала Кармела, биясь чуть ли не в истерике.
— Успокойся, — её обнял Лючио. — Всё будет хорошо, её скоро найдут.
Когда Лючио сказал, что скоро найдут, я чуть ли не рассмеялся. Если эти люди смогли вывести её у нас из-под носа, если они смогли увести Льдинку в то время, как тут собралось около десяти мафиозных боссов, то ни хера это не будет «скоро».
— Я помню, что один из них был со шрамом почти на всю физиономию, — сказал Риккардо, сидя с ваткой в носу. — А те, кто на меня напали, были в масках.
Я не понимал, как, блять, её могли вывести. Где была охрана всё это время? Какого хера пост вообще оставили?
— Лючио, что говорят охранники? — спросил я спокойно. Но в душе у меня ни хера не было спокойно.
— Охранники? Я не спрашивал, — сказал он. — Пока что.
Я бросил на него взгляд и выгнул бровь. А затем встал. Я не понимал, какого хера он ещё не спросил, блять, своих подчинённых.
— А спрашивать-то некого, — зашёл в зал Шон, мой телохранитель. — Они все перебиты.
Я покачал головой, сдерживая смех.
— Это просто суперски, — проговорил я, сделав глоток виски. — Это просто одним словом — пиздец.
Я с силой разбил об пол стакан так, что некоторые вздрогнули, а дамы завизжали. Снял на хер свой пиджак, который меня так бесит. Никогда не любил такие пиджаки, да и вообще всю эту херню. Расстегнул рубашку, чтобы она не давила на меня. А затем закрыл лицо руками и думал.
— Босс, — ко мне подошёл Шон. — Наши скоро приедут.
— Хорошо, — прохрипел я, убрав руки с лица и повернувшись ко всем, раскинув руки в стороны. — Начинаем, блять, допрос каждого через двадцать минут.
Дамы сидели почти все на одной стороне, а другие боссы — на другой, и обычные бизнесмены. Мы так сделали, чтобы в случае чего никто не смог на что-то намекнуть.
Прошло минут двадцать, наверное, может больше. Я не считал, потому что мне, блять, сейчас совершенно не до этого.
Я подошёл к одному из своих людей и взял нож. А затем сел на стул, который стоял напротив кресла. И по очереди каждый подходил, а я расспрашивал. Лючио тоже задавал вопросы.
— Адриана, садись, — позвал я её.
Она подошла, вся напуганная и бледная. Её платье чуть порвано от стычки с Алессией.
— Ты серьёзно будешь допрашивать меня? — прошептала она с укором.
— Блять. Если я говорю — садись, то это значит, блять, садись, — прорычал я.
Она послушно села напротив меня, стала теребить платье и смотрела на меня. По разговору я понял, что она ни хера не знает — уж точно. Лючио кивнул, и она ушла.
За спиной раздался шум. Я и Лючио повернулись. Один из боссов самого херового района, который только мог быть в Нью-Йорке, да и по славе он не был хорош. Ещё та продажная сука. Он схватил одну из жён босса и приставил к её виску пистолет.
— Если вы меня сейчас не отпустите, то я вынесу ей мозги, — прошипел он.
Я встал. Медленно. Лениво. Пиздец, он придурок, потому что только что сам себя выдал. Я хотел ликовать. Просто расхохотаться.
— Лео, — сказал я. — Отпусти женщину.
— Стоять, чёртов Скалли, — прорычал он. — Вы, блядские суки, прямо сейчас меня отпустите, ясно?
Его люди достали оружие, нас всех держали на мушке. Я лишь улыбнулся, а Лючио фыркнул. Другие боссы сидели на диванах, никто не шевелился.
— Ты же знаешь, что сам себя выдал, — сказал я спокойно. — Сам себя подставил.
Он знатно побледнел, потому что осознал, какую ошибку сделал.
— Стоять, я выстрелю прямо сейчас, — прорычал он.
Я отвлекал его разговором, в тот момент как его пешек одного за другим режут мои люди, которые всё это время просто стояли в тени.
— Лео, — проговорил я. — Отпусти пистолет, и никто никого убивать не будет.
— Не пизди мне! — крикнул он, а женщина в его руках судорожно завизжала. — Молчи, сука!
Пока он возился с ней, мои люди уже перерезали всех его пешек. А я медленно подходил так, что мои шаги были бесшумными. Словно я парю в воздухе. Шон подкрался к нему сзади, схватил за руку, выбил пистолет и заломал ему руку. Он застонал от боли и отпустил женщину. Та побежала к своему мужу и стала плакать ещё громче.
Мои губы растянулись в улыбке. Я подошёл к Лео, который теперь стоял на коленях. В моей руке — нож, которым я убивал неоднократно. Он всегда находился у моих людей.
— Лео, Лео, Лео... — прошептал я, присев на корточки.
Этот ублюдок смотрел на меня испуганными глазами. Его знатно трясло, хоть он и пытался скрыть дрожь.
— Я тебе ничего не скажу, — прошипел он, а голос дрожал.
— Ещё как скажешь, — утвердил я, вставая.
На меня все смотрели. Лючио стоял и что-то говорил своим людям. Я повернулся к боссам.
— Да начнётся суд, — сказал я, раскинув руки в стороны. — Голосуем. Кто за то, чтобы я убил Лео?
Все подняли руки, что я и ожидал. А затем я снова повернулся к Лео.
— Хорошим ты парнем был, вроде, — сказал я спокойно и почти ласково. — Ребят, в машину его и на склад.
Он запротестовал и попытался вырваться, но Шон скрутил его ещё сильнее, и подошли ещё двое моих людей. Его вынесли из особняка Манфреди. Я достал сигарету и закурил, погружаясь в свои мысли.
Куда? Кто? Зачем? Почему? Какого, мать его, чёрта, украли мою Льдинку? Я был зол. Очень зол. И сейчас я узнаю абсолютно всё, что хочу, от этого Лео.
— Адриана, — позвал я. — Пошли.
Она, как пёсик, побежала за мной. Перед тем как выйти, я попрощался с Лючио.
— Энтони, я скажу, если мои люди что-то найдут, — твёрдо прошептал Лючио.
Я кивнул и вышел из особняка. Стал спускаться по лестнице к машинам своих людей и к своей машине. А затем достал телефон и набрал своего дядю — Лоренцо Скалли. Босса итальянской мафии. Тот ещё ищейка.
— Да? — раздался его голос. — Энтони, чего звонишь? Говори быстрее, я занят.
— Льдинку украли, — ответил я.
— Кого? — недоумённо спросил он.
— Виолетту, блять, — раздражённо сказал я.
Молчание. Он даже не дышал. Я стоял и ждал, делая затяжку.
— Кто? — прорычал он.
— Я бы знал, блять, кто, то не звонил бы тебе, — огрызнулся я.
— Кто посмел спиздить то, что принадлежит Скалли... — прошипел дядя. — Я отдам приказ, и мои люди начнут поиски на территории Италии и ещё пары стран.
Я кивнул, но он этого не видел. Затем сбросил и уставился в ночное небо. Почувствовал, как кто-то берёт меня за руку. Посмотрел. Адриана.
— Что? — спросил я.
— Мы едем домой или нет? — прошептала она и улыбнулась.
Я кивнул и подошел к машине. Сел за руль, завёл мотор и тронулся.
— Я отвезу тебя до особняка, а затем поеду на склад, — сказал я, уставившись на дорогу.
— Ммм, а я думала, что мы наконец-то займёмся чем-то, — прошептала она, положив руку мне на бедро.
Я сжал зубы, но не убрал её руку. Чёрт бы её, блять, пробрал, эту Адриану.
— Мне сейчас не до этого, — сухо ответил я.
— Тебе всегда не до этого. Целый, на хер, год тебе не до этого! Я что, тебя не привлекаю? — она начала истерику.
— Замолчи, — прошипел я.
Всю дорогу до особняка мы молчали. Я думал только о том, где, на хер, моя Льдинка. Я ничего не хотел, кроме как найти её. Блять, да что же за хуйня такая? Какого хера я, Энтони Скалли, так расклеиваюсь из-за неё?
Адриана вышла из машины и хлопнула дверью, когда я привёз её в свой дом. Наконец-то я остался один. Я хлопнул по рулю, машина засигналила. Откинулся на сиденье и закрыл глаза.
Через пару минут я поехал на склад. Обычно там мы пытали тех, кто мог знать информацию. Убивали тех, кто нам мешал. Предавал. Продавался.
Машины моих людей уже стояли около склада. Я остановился, вышел и пошёл внутрь. Тут воняло железом, но я привык. Посреди склада — стул, освещённый тусклой лампой, на котором сидел Лео, связанный.
Мне поставили стул, и я сел. Подкатили тележку с инструментами для пыток. Там было всё: металлические щипцы, раскалённые клейма, ножи и скальпели, дыба, иглы и шипы, грузы и цепи, электрические контакты, свёрла и буры, шприцы, молоток и гвозди, маска с шипами, соляной раствор и кислота.
Я надел перчатки. Все остальные боссы не пытают, потому что отдают эту работу своим людям. Я тоже такой, но не сейчас. Я нанесу ему столько ран, столько пыток, чтобы он сломался. Сломался, как лёд под ногами, когда только начинается зима.
— Что же мы с тобой выберем, Лео, — улыбнулся я, и мои глаза сверкнули. — Смотри, сколько у нас тут прикольных вещей.
— Я тебе ничего не скажу, — прошипел он.
Но я чувствовал его страх. Он прямо вонял страхом. Точно так же, как Льдинка, когда я забрал её из клуба тогда.
— Все так говорят, — прошептал я. — Но никто и десяти минут не выдерживает. Пожалуй, начнём.
Я пойду по головам...
Тьма сгущается, вязкая и сладкая, как запёкшаяся кровь. Каждый шаг — ритуал, каждое движение — обещание. Обещание, которое сдержат не лезвия, не пули, а время. Медленное. Тягучее. Беспощадное.
Я не оставлю после себя трупы — только кровавую кашу, месиво из костей и плоти, перемолотое в жерновах отчаяния. Никаких милостивых выстрелов в висок, никаких быстрых ударов в сердце. Только агония. Долгая. Изощрённая. Та, что заставит их молить о конце, которого не будет.
Они услышат мой шёпот, когда их кишки уже будут сползать на мои ботинки. Когда их лёгкие захлебнутся собственной кровью. Когда сознание начнёт рваться на клочки, но боль не позволит отключиться.
И последнее, что прошепчет их умирающий мозг — о ней. О Льдинке. Холодной. Недрогнувшей. Невозможной.
И тогда они поймут... Но будет уже слишком поздно.
Тьма во мне пульсирует. Горячая. Живая. Она разливается по венам, как расплавленный металл, сжигая всё, кроме желания.
Сейчас я — не человек. Я — боль, воплощённая в плоти. Я — палач, которому не нужен топор. Мне достаточно своих рук. Достаточно времени.
Каждый их стон — музыка. Каждый хрип — молитва, обращённая к тому, кто уже не спасёт. Их страх — это дыхание в моих лёгких. Их слёзы — влага на моей коже.
Я слышу, как трескаются кости. Чувствую, как рвутся связки. Вижу, как их зрачки расширяются, когда до них доходит — это только начало.
И где-то там, в глубине, под слоями ярости и хохочущей тьмы, теплится лёд.
Она. Её имя — последнее, что они услышат. Её образ — последнее, что увидят.
А я? Я буду улыбаться.