IV
Добравшись до родной двери, путь к которой любяще истоптан в сердце, папа с дочкой тяжело и шумно ввалились за порог. Прихожая тонула во мраке, ни одному не пришло в голову включить свет, так что прибывшие раздевались на ощупь. Лиля стала отчаянно стягивать с себя кеды, рюкзак и рубашку, Гаврил ей помогал, между делом сам следуя примеру дочери. Тем временем в квартире царила ослепительная игра света и тени. После прихожей сразу направо кухня заливалась ярчайшими утренними лучами. К слову, приятный запах яичницы с колбасой и луком оттуда тотчас ударил в нос и заласкал обоняние. Следом за кухней, в коридоре, бросилась в глаза закрытая дверь; стеклянные вставки её горели золотым пламенем и, отражаясь, текли по обоям. В конце коридора, из старенькой стенки в гостиной комнате, тщеславно пестрел затёртый сервиз. Невольно дочка с папой, скорее всего от бессилия, молча созерцали красное в вышеописанном. На секунду даже забылось злополучное дежурство, что так стязательно мучило Гаврила и Лилю всё утро. Но вот вновь приятный аромат с кухни и лёгкий топот босых ног направился в прихожую, отделившись от аппетитного шкварчания сковороды.
Из-за угла выглянула светленькая женщина, держа в руках миску с ложкой, в розовом халате и с синими кубиками на нём. Её белокурые волосы и глубоко зелёные глаза безумно напоминали Лилю. Округлые черты лица полны лёгкости и наивной простоты. Не толстая, но пышная фигура говорила о том, что эта женщина любима и нисколько не обделена заботой. В её также пухленьких ручках читалась бесконечная нежность к самым родным ей людям. Образ женщины был настоящим олицетворением семейного очага. Без сомнений, в коридоре стояла любимая и любящая мама, жена - Елена Александровна Зимина.
Гаврил познакомился со своей супругой очень давно в учебной части Енисея. Ему тогда было восемнадцать, а Лене ещё совсем молоденькой - шестнадцать лет. Виной сему знакомству стала чистая случайность - примерно на месяц их группы объединили, чтобы прочитать им курс по структуре дежурной службы города. Стоило лишь оказаться за одной партой, стоило только осмелиться и пристать пытливому Гаврилу к девушке, несомненно сражённой его вниманием, как судьбы их обречённо и навсегда переплелись, подарив замечательных двадцать лет семейной жизни. Все ли эти годы были так отрадны? Конечно, нет, всё ли доброе так желанно без худа? Ссоры и споры горьки, несомненно, однако Гаврил и Лена с трепетом хранят в волнующихся ларцах своих всё то сокровенное, что они вместе пережили. Ещё одно счастье прямо сейчас стоит перед ними в растрёпанных чувствах. Это их дочка, Лиля, и, пожалуй, кроме неё у родителей не осталось более особого повода жить эту жизнь насыщенно и полной грудью.
- Прости, дорогая, мы задержались. - тяжело выдохнув, сказал Гаврил.
- Ну где вы ходите, вас больше часа не было? - Лена развела в стороны ложку с миской.
- Мы..
- Да что вы тут в потёмках видите? - супруга потянулась к выключателю.
Включив свет, мама едва успела договорить последние слова; она тотчас ахнула, увидев мужа, и отпрянула назад. Гаврил, весь окровавленный и искалеченный, из последних сил держался на ногах. Сердце ещё больше защемило, когда Лена посмотрела на дочку. У Лили был опустошенный взгляд и мертвенно бледная кожа. Незаметная дрожь пробегала по её телу. Девочка, больше не сдерживая своих чувств, бросилась к маме. От неожиданности миска с ложкой выпрыгнули из рук, Лена растерялась, но тем не менее ответила дочери крепкими объятьями. Посудина противно зазвенела и блины все остались на полу. Наконец, у Лили порозовели щёки, а слёзы хлынули рекой.
- Мама, прости меня, я защищала! - зарыдала девочка.
- Что такое, что случилось? - спросила мама в замешательстве.
- Я убила человека.
Разум помутился, а ноги бессильно покосились. Мама, вся обомлевшая, наверняка бы рухнула на пол, но стены коридора спасли её от такой участи. Опомнившись, супруга пронзила мужа горьким взглядом. Глаза её загорелись отчаянием, гневом и трепетом. Гаврил, видя большое потрясение жены, не дожидался её вопроса и не подбирал на него ответа, напротив, он попросил:
- Лиле нужно отдохнуть. Положи, пожалуйста, её спать.
- Что это значит? - в надрыве спросила мама, ещё крепче прижимая к себе дочь.
- Я всё объясню. - Гаврил, присев на корточки, обратился к дочке, - Лиля, сходи, пожалуйста, поспи немножко, вечером мы все вместе прогуляемся до рынка и купим чего-нибудь вкусненького, хорошо?
Лиля обернулась в маминых объятиях и зарёванными глазами посмотрела на папу. Она лишь робко ему ответила:
- Хорошо.
Лена, изнемогая, дрожала от злобы и обиды. Заявление дочери рубило её изнутри. Она страстно желала узнать, что случилось с её любимыми и что есть всему этому виной. Конечно, слёзы наворачивались и ком уже стоял в горле. Не в силах больше держаться на ногах, супруга спешно проговорила:
- У меня на плите стоит завтрак, выключи газ и сходи в душ, пожалуйста, а одежду всю выкинь, она уже не отстирается. - и ушла с Лилей в комнату.
Гаврил сделал всё, что было ему велено. Через пол часа он чистый и в новой одежде сидел на кухне и ожидал супругу. Спустя ещё пять минут к нему вышла Лена. Она опёрлась спиной о столешницу ровно напротив папы и, не церемонясь, потребовала объяснений.
Гаврил не намерен был врать своей жене, и по сему он рассказал ей всю правду: про нападение, убийство и дорогу домой. Разумеется, Зимин не утаил от неё и то, как в пункте, разговаривая с начальником, он исказил часть истории, преследуя лично родительские цели. Увы, от всего услышанного супруге не стало легче, она закрыла лицо руками и отчаянно зарыдала. Гаврил подошёл к любимой и разбитую её обнял. Роковая встреча с сумасшедшим обернулась для папы с дочкой смертельным противостоянием - Лена осознала это, и всё же в случившемся отчасти она винила именно мужа, поскольку всегда чувствовала в нем непоколебимую защиту от всех угроз и напастей. Но даже и в таком, и в любом другом случае отец не мог предвидеть исход случившихся событий, как бы сильно он того не пожелал. Тем не менее Гаврил дал жене обещание, что больше дочь не пойдёт с ним ни в караулы, ни в патрули - словом, больше ни в какое дежурство.
После разговора, позавтракав, папа сходил до медпункта и благополучно перевязался. Там ему подтвердили не перелом, но большую трещину без серьёзных осложнений. Днём, после обеда, мама с дочкой чувствовали себя лучше: шок и потрясение больше не мучили их, а сердце поймало нужный ритм. Они ласково напомнили папе про его обещание прогуляться за вкусненьким, и, конечно, Гаврил никак не мог отказать любимым своим дамам. Вечером Зимины всей семьёй отправились на рынок за фруктами и шоколадом.
Ровно через неделю Гаврил и начальник пункта вновь встретились по поводу злополучного дежурства. За чаем, на кухне, Дамир непосредственно рассказал другу всё, что разузнал:
- На неделе я виделся с Фадеевым, рассказал про случай на четвёртом маршруте. Он сказал, что хорошо знает того человека, который напал на тебя, поскольку этот мужик был одним из его дежурных. За два дня до твоего дежурства в ночь он сбежал с поста, убив двух своих товарищей, и скрылся в неизвестном направлении. В пункте искали его целый день, но не нашли, поэтому пришлось уже поднимать этот вопрос выше на планёрке. Никто не успел даже округа оповестить, как на утро второго дня вы с Лилей в заброшенном доме этого психа и встретили. Если говорить про последствия, то, очевидно, будут больше спрашивать с Фадеева, как с главного ответственного, нежели с тебя, потому что это его мужик нарушил всю нашу доктрину и ещё людей завалил ни за что. Так что тебе нечего боятся. Для нас, я думаю, дело можно считать закрытым. Ах, да, Фадеев, к слову, назвал его имя - Коля Ширяев, а отчество, если правильно помню, Валерьевич.
Через пару дней руководство Енисея выплатила небольшую компенсацию Гаврилу за физический ущерб на службе и взыскала с Фадеева и вышестоящих начальств за нарушение дисциплины на посту и за потерянные жизни, также находившиеся при исполнении. Дальше вся эта история, действительно, не получила никакого развития и завершилась как для всех, в целом, так и для Лили с Гаврилом лично. Единственное, что не давало полного покоя Зиминым, это горький осадок в душе, который следующую пару месяцев окончательно в них растворялся.
Так, всё и забылось в рутине и быту. Лиля ходила в подобие школы, где учились почти все дети Енисея. Мама работала в распределительной части дежурной службы, которая в свою очередь занималась в основном формированием всех служащих и отчасти - организацией вылазок в другие города, если таковые назначались. Гаврил по прежнему продолжал дежурить, правда, с ломанной рукой он пока не выходил на маршруты, а просто караулил пункт под присмотром других мужиков. Достаточно мирно и размерено продолжалась жизнь Зиминых, пока не постигло их следующее жестокое несчастье. Всё произошло зимой спустя год, одним выходным днём, когда мама решила побаловать дочу с мужем и приготовить им блины.
В утренних сумерках декабря, гонимая диким ветром, буйствовала стужа. В свой знаменный час она, зная, что жгучее солнце её безжалостно умертвит, отчаянно носилась по дворам, сотрясая скулящие створы. На мгновения вьюга сокрушенно замирала и ревниво в безмолвии наблюдала за проливающимся отовсюду утром. Тем временем мама Лили давно не спала, на кухне она тихонько жарила блины, украдкой взирая на воющую пургу за окном. Сковорода знакомым образом шипела и неповторимый сливочный аромат вместе с паром клубился над румянящимся тестом. Мама ловко перекидывала блинчики на тарелку один за другим. Между делом её страстно одолевали мысли о любимых дочке и Гавриле. Сокровенные воспоминания настолько одолели женщину, что та невольно всплакивала и спешно вытирала слезы с тем волнением, что кто-то это увидит.
Мама испугалась не зря: только она успела осушить влажные свои очи, как за спиной послышались томные, вязкие шаги. Лена Александровна обернулась и перед ней ещё совсем сонная стояла Лиля. Девочке спросонок не удавалось широко разомкнуть глаз, поэтому она не подозревала о слезах матери. Мама в свою очередь смутилась неудобным появлением дочки, однако всё равно она была очень рада её видеть.
- Доброе утро, котёнок мой, ты чего так рано соскочила? - спросила мама, улыбнувшись сонной своей девочке.
- Привет, мама, я почувствовала, как ты блины готовишь. - ответила Лиля, протирая глаза.
- Ты хочешь блинов, садись, я положу тебе?
- Нет-нет, ничего не хочу, я просто посижу.
Лиля села за стол и потянулась, прогоняя дрёму. Чёрное окно приковало к себе взгляд, за которым по прежнему носилась скандальная метель. Лена Александровна потихоньку продолжала возиться на кухне.
- У тебя всё хорошо, ты вчера раньше легла спать? - спросила мама.
- Что? А, да, всё хорошо, с учёбой замаялась. - ответила Лиля.
- Много задают?
- Да, наверно, просто перед новым годом преподаватели, как обычно, решили нас погонять.
- Так ты всё успеваешь?
Лиля положительно промычала.
- Ну хорошо, - мама улыбнулась и посмотрела внимательно на Лилю, - Знаешь, у меня есть сюрприз для тебя.
- Что, какой?
Лена, оставив дочку без ответа, нырнула во мрак коридора и отправилась к себе в комнату. Лиля осталась потуплено рассматривать пол под убаюкивающее шипенье блинов и стуканье за окном. В таком состоянии девочка не замечала течения времени, для неё любое ожидание сейчас показалось бы мгновением. Правда, ждать долго не пришлось: скоро мама вернулась на кухню и села перед Лилей. Она протянула дочке маленькую белую коробочку и в предвкушении сказала:
- Это тебе.
- Что там? - девочка взяла сюрприз.
- Открывай.
Когда Лиля аккуратно откинула верхнюю крышечку, её взгляду оголился чистейший блеск. В коробочке лежала на синем бархате с маленькой жемчужиной золотая цепочка на шею. Дыханье девочки сбилось от волнения и восторга, когда изделие оказалось в её руках. Искрящие блики льстили несомненно, но внимание перебивали и различные насечки, потёртости, прочие повреждения, оставленные временем. Изъяны выдавали всю будто бы дешевизну некогда проделанной работы, однако украшение подлинно лоснилось золотом и было творением тонкого вкуса. Под лучами кухонного света нежный ванильный цвет жемчуга горел выразительным перламутром.
- Я тебе как-то рассказывала, что дедушка твой любил по молодости ходить в походы за припасами для города, так вот в одном из них он нашёл её. Прямо в Норильске. Сейчас эта вещь почти ничего не стоит, но я подумала, что тебе будет приятно. Дедушка говорил, жемчужина настоящая. - тихо произнесла Лена Александровна.
- Это мне? - изумлённо спросила Лиля.
- Да.
- Оно такое красивое.
- Нравится?
- Конечно! Спасибо, мама!
Лиля повисла на шее матери, полные нежности к друг другу они обнялись. Трогательное молчание продлилось с минуту, после чего мама вернулась обратно к блинам, а дочь стала аккуратно примерять украшение, любуясь своим отражением в чёрном окне.
- Кажется, я всё ещё сплю. - почти про себя удовлетворенно прошептала девочка.
Только сейчас Лиля вспомнила, как этой ночью она видела жуткий сон. Казалось, далёкое виденье уже скомкалось с остальными мыслями и вылетело прочь из головы, но оно вновь объяло воображение девочки.
- Мама, мне снился сон. - сказала Лиля.
- Да, - Лена посмотрела на дочь, - какой же?
- Будто я...оказалась в узком и длинном коридоре. Было очень темно, но недалеко от меня горела маленькая лампочка, она освещала под собой какую-то исцарапанную дверь. Я подошла к ней и услышала вас, мама: тебя и папу. Вы просили открыть...
В этот момент время для мамы замедлилось, едва ли не остановилось. Острая боль пронзила грудь и голову так, что Лена Александровна с большим трудом устояла на ногах. Опёршись одной рукой, она почти легла на горячую плиту, но всё обошлось. Дыханье оборвалось и замерло, ожидая облегчения. Тем не менее, не заметив мамин недуг, Лиля продолжала:
- Я осторожно потянула на себя ручку, но дверь оказалась закрытой. В этот момент из тьмы позади меня донёсся скрежет, похожий на треск досок. Он медленно приближался ко мне и каким-то образом заставлял лампочку постепенно гаснуть. Я опомнилась только тогда, когда вы резко закричали и, надрываясь, умоляли меня открыть дверь. Я отчаянно задёргала ручку изо всех сил, но этого оказалось мало. Лампочка тем временем почти погасла и скрежет был уже прямо за моей спиной. Всё прекратилось в последний момент, когда дверь резко и сама распахнулась. Тогда я увидела, что вас... - девочка посмотрела на маму - Мама, что с тобой, всё хорошо?
Только сейчас Лиля обратила внимание, как мама, вся покошенная, едва не лежала на плите. Вздыбленные её плечи дрожали от изнеможения, а ноги непослушно, предательски подгибались. Лена в своём образе не только старалась не упасть на пол, она душой замирала в ожидании неведомого знамения, которое, казалось, вот-вот подкрадывалось к ней. Такой увидела Лиля свою маму, и это, несомненно, её напугало. Оставив украшение на столе, девочка подошла к матери и робко коснулась её спины. Дрожь и судороги в этот же момент прекратились, ноги твёрдо встали на пол, а плечи успокоились. Также скоро таинственное наваждение ускользнуло от Лили и забылось настолько, словно его и не появлялось вовсе. Мама сделала глубокий вдох, а затем медленный выдох.
- Лиля... - отозвалась Лена.
- Мама, тебе плохо? - в волнении спросила дочь.
- Да, мне что-то нездоровится, простыла где-нибудь наверно. - Лена развернулась к дочери.
- Может тебе полежать?
Сощурившись, мама помотала головой.
- Я постою, так легче.
- Хорошо.
Лиля прильнула к груди поближе к материнскому сердцу. Лена, как могла, охватила усталыми руками голову дочери. Обе они в объятиях, закрыв глаза, прислушивались к дыханию друг друга и нежностью стремились унять в своих сердцах смятение, их одолевающее.
- Я люблю тебя, доченька. Очень сильно люблю. - нарушила тишину Лена пока с её взмокших ресниц катились слёзы.
- И я тебя люблю, мама. - ответила девочка, сильнее прижимаясь.
- Я всегда буду рядом, всегда рядышком, Лиля. Не грусти, пожалуйста.
- Что?
Лена крепко поцеловала дочку в лоб и, в последний раз взглянув на неё, без чувств упала навзничь. От шока Лиля первые мгновения не понимала, что случилось. Когда же осознание пришло, дрожь окатила девочку с ног до головы, горло сдавило, а внутри всё обмерло.
- Мама! Мама! - дочка бросилась к матери.
Нет, Лиля не верила. Она лежала на груди у мамы и неустанно её звала с надеждой, что рано или поздно та поднимется и ответит ей, но Лена не отзывалась. Слёзы наворачивались на ресницы, и девочка готова была в любой момент разразиться рыданьями, стоило ей лишь поверить обстоятельствам, стоило лишь убедиться в ужасном...
Лиля разбудила папу. Она рассказала ему всё, что произошло минутой назад. Гаврил тотчас соскочил с кровати и вместе они побежали на кухню. Точно как ранее его дочь, мужчина весь обомлел перед своей супругой, без сознания лежащей на полу. Слабость взяла было верх над ним, но папа не поддался. Нащупав пульс и уловив лёгкое дыхание, Гаврил пришёл к выводу, что Лена жива. Ничему другому отец с дочерью не возрадовались бы сейчас так сильно, как этой новости. И всё же радоваться, они понимали, пока было рано.
- Лиля, одевайся, мы идём в медпункт! - отчеканил сухо, не без волнения, Гаврил, беря на руки жену.
Зимины, собравшись, выбежали из дома и поторопились в сторону медпункта. Сумерки наполовину растворились в лучах утреннего солнца. Небосвод и облака с одного боку заливало необычно красным огнём. Вьюга, что так рьяно и истерично скандалила часом ранее, сейчас пряталась где-то далеко-далеко, в тёмных спящих дубравах. Весь румянец сегодняшнего утра сулил чудесное продолжение дня, которое можно было счастливо провести в кругу семьи на прогулке или же просто дома, но только не в этот раз. Отнюдь не в этот, пока дочка с отцом едва ли не в отчаянии, сбивая дыханье, мчались по заснеженным тропам Енисея.
В половину восьмого Зимины добрались до медпункта. Фельдшер и медсестра их встретили и проводили прямо до палаты. Лиля осталась ожидать папу за порогом, так как волнение не позволило ей долее двигаться, заметив это, медсестра тихонько приобняла девочку за плечи. Гаврил, вошед в помещение, самым нежным образом положил супругу на одну из больничных коек. Отрывая от неё, может, в последний раз свой ласковый взор, он нехотя развернулся и направился к выходу. Лиля с порога, будто птичка, порхнула к папе и обвила собой его большую руку, объятья медсестры тотчас слетели с её плеч. Врач подоспел сразу же, как только Гаврил вышел с палаты. Поздоровавшись, он просил ожидать Зиминых в коридоре, сказал им, что, как только закончит обследование, он де выйдет и оповестит их обо всём. А пока он с медсестрой зашли в палату, фельдшер за ненадобностью удалилась обратной дорогой, и папа с дочкой остались одни.
Тёмный коридор в своём пугающем безмолвии для Лили и Гаврила показался в эту минуту особенно жутким. Мрак расползался по всюду, и даже две дохлые лампы, горевшие неподалеку, хоть и рассеивали темноту, однако всё равно они только больше раздували пламя смятения, без того необъятно горевшее в девочке и отце. Гаврил тяжело зашагал по коридору и с каждой новой минутой ожидания он всё меньше находил себе места. Лиля, напротив, покорившись случаю, села рядом на лавочку и терпеливо ожидала, когда наконец прервётся череда больных ей событий. Чтобы слёзы не пролились с ресниц, девочка, подняв взгляд, посмотрела на папу, но вдруг, увидев его потерянный вид, ласково позвала его к себе:
- Папа, посиди со мной.
- Не сейчас. - бросил Гаврил, не замечая своего холода.
Спустя мучительных полчаса ровный скрип открывшейся двери рассёк тишину и, будто ладонью наотмашь, огрел Лилю с Гаврилом, выбивая обоих из забытья. Поражённые они устремили свой взгляд в сторону двери, откуда уже навстречу им сдержанно вышел врач, стягивая перчатки с маской. Его сгущенные брови и поникшая голова мертвенно насторожили отца с дочерью. На полпути Гаврил от нетерпения поспешил спросить врача:
- Доктор, ну что с ней? - страх постепенно снедал его.
Лиля подошла к отцу и всем телом прижалась к нему.
- Мне...очень жаль... - сказал врач.
"Нет, неужели мама..?" - подумала Лиля.
- Что случилось? - вновь спросил Гаврил.
- Вы, должно быть, знаете, что очень давно мир пережил конец света. Америка сбросила вирус на людей и уничтожила, таким образом, больше половины населения планеты.
- Да, к чему это? - в отце затеплился гнев.
- Ваша супруга этим вирусом заражена.
Лиля почувствовала то самое наваждение, что уже испытывала сегодня часом раньше. Оно, таинственное и волнующее, вновь объяло мысли, легло пеленой на глаза, отрывая от действительности и рисуя пугающие образы. На сей раз оно представлялось более реальным, жестоким и бесповоротным. «Точно! Маме стала плохо и она упала на пол, а перед этим я почувствовала, и, кажется, мама тоже почувствовала. Мы словно прощались! Боже мой, нет-нет!» - подумала Лиля и горько, безмолвно заплакала. Наравне с дочерью несчастье охватило и отца. Положением своим Гаврил оставался невозмутимым, лишь одной рукой он нежно гладил голову дочки, однако во тьме под светом ламп, как никогда, выразительно блестели его мокрые глаза. Моргнув, большая слеза покатилась по щеке.
- Объясните. - произнёс Гаврил, во рту почувствовался привкус крови.
- Всё, к сожалению, очевидно, симптомы характерные: отёк дыхательных путей, очень низкое давление, обильное внутреннее кровоизлияние в ногу и вот началось ещё одно - в руку.
И дочке, и отцу было невыносимо больно слышать все эти подробности и тем паче осознавать, что они принадлежали Лене. Лиля вжалась в папу, плача ему под бок, в куртку. Гаврил закрыл глаза и держал удар, но привкус во рту становился всё явственнее.
- Мне тяжело признавать это, но, скорее всего, в этой ситуации женщина обречена. - закончил врач.
Тогда зверь внутри и пробудился: Гаврил схватил врача за горло и, что было сил, впечатал его в стену. Отец не помнил себя от ярости, его взгляд помутнел в крови, ударившей по вискам. Лиля в ужасе растерянно схватила папу за куртку и умоляла остановиться. Медсестра, услышав шум, выбежала в коридор и, увидев, как Гаврил душит врача, тоже вцепилась в него с просьбами отпустить. Врач же весь извивался и всячески старался освободить себе шею, однако он быстро понял, что не может сопротивляться физически, поэтому мужчина попытался воззвать словами:
- Извините меня, но мы никак не можем помочь вашей супруге. Мы бессильны перед этой болезнью, у нас нет лекарства. Простите! - выдавил он.
Гаврил опомнился и тотчас отпустил мужчину. Кровь остыла и морщины разгладились с лица, искаженного от гнева. Папа несколько растерялся, но по-прежнему оставался невозмутимым, хотя в душе он раскаивался за то, что едва ли не потерял над собой контроль.
- Скажите, сколько ей осталось? - спросил Гаврил.
- Боюсь, что не больше дня, буквально несколько часов, симптомы очень тяжелые. - ответил мужчина, откашливаясь, - Но мы позаботимся о ней, сколько будет возможно.
Медсестра подбежала к врачу и взяла его под руку. Гаврил был больше не в силах продолжать этот разговор, поэтому, услышав всё нужное, он зашёл в палату. Хвостиком за ним увязалась Лиля, в этот раз ей хватило сил войти. Они вплотную подошли к кровати и взглянули на маму. Лена страшно выглядела неживой, хотя явно было видно, как она дышала. Кожа окрасилась в мертвенно бледный оттенок - верный признак того, что мама умирает и вряд ли она ещё очнётся. Её тяжёлый хрип разрывал сердца любящих на части.
Гаврил не выдержал муки и, кинувшись на супругу, зарыдал так, как рыдает мужчина, потерявший всё ему родное. Внутри будто некоторая часть его сердца, именно живой плоти, замерла и завершила свой цикл: ей перестал поступать воздух, влага, доступ к жизни перекрыт, в целом - и сейчас эта часть превращается в мёртвый камень, что остаток лет будет резать нутро и горько напоминать о милом былом. Правда, со временем сточатся концы его, точно в воде, и раны заживут, да, но, увы, как бы это не обнадёживало, уже полое сердце не восполниться вновь, а боль просто притупится.
Лиле стало вдвойне больнее увидеть помимо умирающей мамы рыдающего отца. Она робко коснулась его спины. Почувствовав на себе ладонь, Гаврил обернулся и бросил резкий взгляд в сторону дочери. Он настолько показался Лиле гневным, обвиняющим и полным обиды, что девочка невольно отступила. Действительно, глаза отца в сей миг возгорели ненавистью, и виной всей этой жёлчи в тайне оказалась собственная дочь. Девочка никогда не видела папу таким, он всегда с ней был очень нежен и заботлив, но не успела Лиля и испугаться, как мимолётный, осуждающий взгляд растворился в слезах, и гнев погас. Папа повернулся к дочке и прижал её к себе.
Так они просидели до обеда и ушли домой только тогда, когда навсегда попрощались с мамой и когда их об этом настоятельно просили.