Хороший план
Всё, что меня не убило, очень сильно пожалеет об этом, потому что теперь моя очередь.
Тим
«Бро, такие, как она не в моем вкусе, не люблю высоких. Сам знаешь. И вообще, девушка моего друга — для меня мужик. Пускай даже бывшая девушка. Но, блин, сейчас она выглядит очень горячо. Только не убивай меня. Долго она одна не будет. Но из-за таких влипают в то, что хочется отложить лет на пять. Свадьба. Тебе оно надо? С вменяемой бабой можно и пять лет встречаться, спать с ней, учиться, спокойно бабки делать и не торопиться под венец. А с той, которая не даёт, два пути: бросать или срочно жениться и пахать, как проклятый», — говорит Домовой, выпуская кольца табачного дыма и прилипнув глазами к фигуре удаляющейся Лики под руку с Алисой.
Ещё вчера договорились с Дроном встретиться возле универа, чтобы повторить вчерашнюю поездку и порубиться в контру в интернет-кафе возле дома.
Сам сегодня прифигел и не сразу узнал Лику, когда она вошла в аудиторию перед началом первой пары. Что это? Лика теперь блондинка? Она таким способом решила разонравиться мне?
Все стереотипы о светловолосых полетели к черту, стоило ей открыть рот у доски. Лика обладает тем поразительным и редким сочетанием красоты и ума, которое заставляет преподов растягивать губы в чеширской улыбке. Кажется, я сосчитал все видимые родинки на ее теле, пока Лика беспристрастным голосом ублажала математика у доски, решая интегралы Дирихле. Она не взглянула в мою сторону ни разу за все пары.
Прошло всего два дня с нашего последнего разговора, а ощущается, будто непреодолимая пропасть между нами разрослась глубже каньона Котауаси в Перу. Интересно, чем она занималась на выходных? Думала ли обо мне?
Дверь в мою спальню стоит прислоненной к стене, снёс её с петель пинком в тот вечер, когда Лика сбежала из аудитории от моих поцелуев. Починить сам не могу, да никто из нас троих не может. Мало того, что стыдно перед матерью, так теперь ещё живу у всех на виду.
Лика загнала меня в западню. Жениться на ней сейчас не могу, а просто находиться рядом уже не вывожу. Черт знает что! Забыл бы её давно, если бы всё закончилось после выпускного вечера. Но нет Лика сделала всё, чтобы прижиться внутри меня, питаться моими эмоциональными соками, испытывать терпение. Как колерованная вишня. Сначала тебя, здоровое дерево, больно расщепляют острием, потом впихивают в свежую трещину чужой, инородный кусок, заставляют быть вместе с ним с помощью изоленты, верёвки, а потом уже и не разобрать, где ты, а где она. Срослись.
Я её тащил за собой на аркане? Я просил поступать вместе на одну специальность? Сидит теперь на парах, которые выбрал я. Учится на моём гранте. Это она пропускает занятия, чтобы не видеться со мной? Кто из нас двоих насильник? Влезла без спроса в меня везде, куда смогла, сама напрашивалась, зная, из какой глины сделан, а теперь, видите ли, её не устраивают мои мысли и «вожделение». Да она так меня поимела, как ни один эгоист телесно не сможет. И после всего выставляет себялюбом меня.
Всю силу моего желания Лика увидела ещё на выпускном вечере. Что же не испугалась, не убежала тогда же? Я никогда не обещал не притрагиваться к ней до свадьбы, она не брала с меня такой клятвы, когда сунула своё проклятое письмо с признанием в любви. А даже если бы и обещал, то сильно переоценил бы свои возможности. Святые евнухи ведь в монастыре сидят, а не с Ликой за одним столом. Рядом с ней башка совершенно не варит, вместо мозга включается кое-что другое.
Это всё равно, что тебя укусил комар за спину, и ты не можешь дотянуться до укуса, все мысли только о том, что у тебя нестерпимо чешется. Готов в кровь разодрать кожу, лишь бы прекратить зуд.
Нас всех просто закопают, как это случилось с отцом, а из-за Лики теряем драгоценные моменты близости друг с другом, молодости, теряем друг друга из-за её первобытного страха смерти и ада. Что если завтра кого-то из нас переедет автобус? Я же её не на оргию зову, в конце концов. Неужели её сердце не чувствует, что за каждым моим прикосновением стоит беспомощная любовь.
Никак не залезть в Ликину голову, прочитать мысли, освободить её, избавить от устаревших предубеждений, всё равно, что психбольного с манией величия убеждать, что он Вася Пупкин из XXI века, а вовсе не Шерлок Холмс. Но и «доктором Ватсоном» притворяться больше не буду.
Не-е-ет, подождите. Лика просто лицемерка. Она исполняет из библейских требований лишь те, что ей по душе. Родителям же врёт, дай Боже, умудрилась столько скрывать наши отношения. Она и покрывало не носит на голове, как о том писал апостол Павел. Нет, Лика называет это «локальным, культурным правилом», неактуальным в наши дни. А вдруг ограничение по части секса возникло лишь из-за недоступности средств контрацепции в те века? И чтобы не плодить внебрачных детей придумали заповедь? Почему Лика не смотрит на неё под таким углом? Нет, своей любимой «заповедью» она хочет манипулировать мной, подогревает интерес к себе, боится проверить близостью любовь на прочность, думает, что после мне нечего будет добиваться. Размахивает морковкой перед носом, будто я осёл какой-то.
Или бережёт себя для кого-то другого, более подходящего, достойного, за которого выйдет замуж? Который понравится ей и её привередливым родителям? Истинно верующего, который не примет её без девственности. Просто он ещё не подвернулся, вот и коротает время со мной в ожидании рыцаря.
Алекс всё время твердит, что отношения держатся на крышесносном сексе, а не на пирогах, чистых носках и заумной болтовне, и что девушка может казаться потрясающей во всем, а потом ведёт себя не живее резиновой куклы в постели. И как это проверить, если тебя подпускают только на пионерскую дистанцию.
Идиотизм, всё, что мне достаётся в девятнадцать — ледяной душ. И эта резина тянется с самых шестнадцати лет. Я просто увяз в дерьмовых отношениях — вот и всё объяснение, и не надо искать Лике оправданий. Единственный выход — прекратить всё, найти нормальную девушку.
Лика
Вечером слышу в трубке жизнерадостный и звонкий, как мелодия ксилофона, голос Нелли. Если бы эта девушка была музыкой, то непременно произведением Баха «Шутка», под которое хочется кружиться. Мы никогда не были близкими подругами, поэтому звонок Нелли меня удивил.
Раньше, до того, как папа запретил встречаться с Данелем, я ходила на вечерние молодёжные богослужения. Летом часто виделись с Нелли в общей компании, вместе ездили на озеро и играли в баскетбол. Какое же беззаботное было время. И как всё стало сложно теперь в моей жизни.
— Лика, мы в субботу вечером собираемся в роликовом клубе. Приходи. Будут все наши. Так давно не виделись. Помнишь, как раньше было здорово? Потом ты куда-то пропала без объяснений. Кто-то из наших обидел? — Нелли говорит, а я вспоминаю, какой она была затейницей, каждую встречу проводила разные игры. Она училась в педагогическом институте, проходила практику у первых классов, а всякие детские забавы и шуточные викторины тестировала сначала на нас.
— Нет, нет, что ты, никто не обижал. Не уверена, что отец вечером отпустит, да и уборка у меня. Во сколько? — Мне приятно, что кто-то из прежней компании ещё помнит меня и хочет видеть.
— Некоторые работают по субботам, поэтому сбор в половине восьмого. Но кто-нибудь из братьев тебя потом обязательно проводит. Я договорюсь. Обещаю. — Уговаривает Нелли.
Неловко от того, что многих давно не видела. Буду стесняться. С другой стороны, не помешает отвлечься. Может, если бы по-настоящему дружила с кем-то из церкви, то и не докатилась бы до такого. В одиночку не переживу разрыв с Тимом. Как в той новозаветной притче, если злого духа прогнали, дом чист, но остается пустым, то поработитель обязательно вернётся и прихватит с собой семь злейших «дружков». Не заполню душевную дыру, навязчивые мысли о Тиме завладеют сознанием и опять приведут к последней черте.
Эрик на этой неделе больше не звонил. Наверное, убедился, что я в полном порядке. Жизнь постепенно возвращается в привычное русло, не считая моих странностей с обонянием.
Перестала говорить с Богом, ещё не поборола стыд за ту сцену с Тимом, когда дала волю страсти. Так и молчим с Ним.
***
Никогда не была раньше в роликовом клубе. В зале играют последние музыкальные хиты, картинка моргает от вспышек стробоскопа, а на стенах пляшут разноцветные неоновые круги.
Я вовремя. Большинство ребят только переобуваются, а те, кто уже готов, прихлебывают голубую газировку за мини-стойкой. Здесь абсолютно безопасно — алкоголь под запретом, как и курение в помещении. Можно сказать, почти детское место.
От радостных искренних улыбок, адресованных мне, убеждаюсь, что не зря согласилась. Девчонки меня обнимают и с восхищением разглядывают серебристо-белые прямые волосы.
Ощущение жжения на затылке, как бы банально это не звучало. Оборачиваюсь. Позади на расстоянии двух метров Эрик, не сводя с меня своих карих глаз, обрамлённых стильными очками в роговой оправе, беседует с Данелем. Он говорит ему что-то, и оба парня приветственно машут мне и добродушно улыбаются. Очень надеюсь, что никто, кроме Эрика, больше не знает о моей провальной попытке суицида.
Забавно, что ребята считают меня ровесницей. Когда два года назад впервые поехала помощницей в церковный лагерь, организаторы были уверены, что мне больше восемнадцати. Вот же шок они испытали, когда уже на месте оказалось, что я несовершеннолетняя и не могу отвечать за отдыхающих детей.
Кататься на роликах не разучилась. Не хотелось падать на глазах у всех. Папа подарил роликовые коньки на Новый год, когда мне было одиннадцать. Не могла дождаться лета и каталась в них по дому. А весной мы с мамой по очереди гоняли на стадионе возле школы, несмотря на её четвёртый месяц беременности.
Через год я сломала ногу, грохнувшись на всей скорости. И больше на ролики не вставала.
Особую легкость сегодняшнему вечеру придаёт не только веселое катание под музыку, но и то, что не нужно ни с кем разговаривать. Просто встречаешься взглядом, улыбаешься и едешь дальше. Кто-то пытается вытворять что-то смешное, строит рожицы.
На часах половина десятого. Мне пора. Последний автобус уходит в десять. Подхожу к стойке для сдачи обуви.
— Решила сбежать?
Вздрагиваю от неожиданности, слыша весёлый голос Эрика позади прямо над ухом, и он тут же извиняется:
— Прости, пожалуйста, не хотел тебя напугать.
— Да, мне пора. Последний автобус. Даже не думала, что будет настолько весело два часа кататься на роликах в замкнутом пространстве.
Работница гардероба приносит пакет с моей обувью.
— Постой. Останься до конца. Мы с Димкой тебя проводим. Он сегодня на машине, свой велик оставлю пристегнутым здесь. Завтра заберу, — Эрику приходится наклонится ко мне, чтобы перекричать сопрано Эми Ли из «Evanescence».
— Да ни к чему это. Не хочу кого-то напрягать, — говорю в самое ухо Эрика и чувствую, как приятно от него пахнет вишневой жевательной резинкой и ненавязчивым прохладным парфюмом с морскими нотками, таким свежим-свежим, будто весенним, что даже перебивает отвратительный фантомный запах дыма. Вдыхаю его глубже.
— Ты ведь сама меня выбрала своим ангелом-хранителем. Забыла? — Эрик слегка пожимает рукой мое плечо.
Не хочется ломаться, да и трястись в полупустом темном автобусе, который может и не приехать. Потому отдаю пакет с обувью обратно в гардероб и остаюсь ещё на час. Может, я обманываю себя, а на самом деле опять пытаюсь выбить клин клином, как после Макса Богатырёва в десятом классе?
По дороге домой говорить тоже ничего не приходится — Дима говорит за себя, за Эрика, за меня, мастерски ввергая нас в приступы удушья от смеха. Тот самый Димка, который снабжал сгущенкой в лагере.
— Ну, рассказывай, как всё прошло, — заговорщицки любопытствует мама, усаживаясь на мой диван и подогнув под себя одну ногу. — Смотрю, Эрик там тоже был, раз проводил.
Когда это мы стали лучшими подружками? Рассказываю всё без утайки, ведь на этот раз скрывать нечего. И похоже, маму Эрик интересует больше, чем меня.
Что-то подсказывает, что неожиданное приглашение от Нелли — тщательно прикрытое дело рук «ангела-хранителя». Он знал, что я приду, потому что перед прощанием протянул диск с альбомом Enya.