В объятиях лжи.

Джотсана Басу.

Путь, усыпанный цветами, никогда не приводит к славе.

В полной мере я осознала суть этой фразы, когда мама заставила меня покинуть Калькутту. Родной дом, место в котором я ощущала себя полноценной и живой. Всё смелось одним махом. Меня готовили стать полноправной наследницей, занять место мамы, и я старательно проходила предначертанный путь, достойно выносила любые преграды, умело выстаивала вражеские нападки. А что в итоге? Меня силой увезли из собственного дома, в страну врага. Затем мама выдала меня замуж за англичанина, которого я никогда не любила и, при всех попытках, не смогла.

Лунный свет окутывал мягким сиянием тихую гладь океана, когда мы с Вималом, влюбленные сердцем и душой, прогуливались вдоль его берега. Его взгляд, полный любви и тепла, сливался с отражением звезд на воде.

— Душа моя, — мужчина остановился, заключая меня в объятия – однажды у нас родится две дочери, - прошептал он, касаясь губами моего лба.

Я улыбнулась, ощущая, как в моих глазах загорелась искра:

— Да, две прекрасные души, как лучи луны и солнца. Мы научим их любви, нежности, будем вдохновлять их на большие мечты.

Вместе мы стали придумывать имена для своих будущих дочерей, словно создавая поэзию.

— Амала и Асми? — предложил Вимал, словно пробовал звучание каждого слога.

— Амала и Асми... Чистая и желанная, - ответила я, прижавшись к его груди.

Жизнь словно раскрывала перед нами страницы волшебной сказки. Так, под лунным светом, мы ткали свои мечты, словно невидимую нить, соединяющую сердца и будущее нашей семьи. В этот момент, природа вокруг будто отозвалась на наши мечты, словно ветер шептал обещание счастья и любви.

Пока всё не треснуло с грохотом, разбив наши мечты на сотни тысяч осколков. Я держала на руках новорождённую девочку, приковав взгляд к луне, которая вернула меня в воспоминания.

— Моя чистая. Моя луноликая Амала, — едва слышный, дрожащий голос сорвался с моих губ.

В Индии жизнь была лёгкой и желанной, и мне был проложен путь, усыпанный цветами. Иронично, не так ли? Так вот к славе он меня и не привёл. Из моей памяти никогда не исчезнет воспоминание о том, как мама узнала о гибели всего рода. Вся деревня была сожжена, никто не смог выбраться из Клифаграми живым. А всё из-за трусости матери, которая не смогла принять истину и судьбу, которая была заложена издавна.

Душа молила, рвалась на родину, отчаянно цепляясь за любой шанс, за любую возможность. Так в один день я решилась на отчаянный шаг, отправиться в Калькутту приравнивалось к самоубийству, но не смотря на все риски, я всё же сделала этот шаг. Никому не сказав, я приехала в родной город.

Вечернее солнце нежно прикасалось к горизонту, раскрашивая небо оттенками розового золота. Калькутта приветствовала меня мягким ветром, который ласкал лицо, словно поощрял возвращение спустя шесть долгих лет.

Старинные здания сияли в последних лучах дневного солнца, словно сохраняли в себе воспоминания о давно ушедших годах. Узкие улочки, залитые тенью, тянулись вдоль домов, встречая меня с радостью и уважением. Ароматы индийских специй заполняли воздух, создавая атмосферу тёплого приема.

Вдалеке виднелся священный храм, в котором горящие масляные лампады, растекались ароматом по всему городу, как мне казалось. Звуки колоколов и мантр соединялись в мелодичный хор, создавая особенную мелодию, ноты которой отзывались в моём сердце теплом. Таким, какого я не ощущала нигде.

Шагая будто завороженная, я брела по родным улицам, осматривая всё так, словно была тут впервые. Ноги привели меня к Калигхату. Приобретя подношение и совершив омовение, я вошла в храм. В полутьме Калигхата, под светом медленно мерцающих свечей, я села на подушку из ярких тканей. Мои глаза, полные преданности и таинственности, устремились на мурти Кали.

Тонкие пальцы переплелись с розарием, каждая бусинка которого как звено в цепи времени. Легкий аромат ладана и мускуса заполнял каждый миллиметр храма, словно богиня намекала на своё присутствие. Слова вырывавшиеся из глубины души, словно поток чистой воды, вызвало удивление.

— Я безропотно повинуюсь и преклоняюсь перед тобой, Тёмная Мать, — прошептали мои губы прежде, чем я успела о чём-то подумать, а затем продолжила, — Великая Мать, Мать Раздора, Мать Времени. Поклоняюсь тебе Великая Кали, твои глаза подобны темным дождевым тунам, у тебя три глаза, ты облачена в малиновые одежды. Твои поднятые руки благословляют меня и освобождают от страха. Ты сидишь на красном лотосе и улыбаешься Махакале, в которой он выступает как Властелин Времени., танцующему перед ней, — мантра слетала с моих губ вымаливая прощение и благословление богини.

Звуки мантры переплетались в воздухе, создавая вибрации, которые кажется, ощущало всё живое вокруг. Моё голос, мягкий и уверенный, заполнял пространство храма таинственной энергией. Где-то вдалеке слышался шепот листьев, словно природа сама внимала этому душевному потоку, который лился из моего сердца.

В этот момент время остановилось, и весь мир стал пространством для встречи с богиней Кали. Вместо мурти, передо мной восседала она. В её глазах отражался свет, словно звезды, и с каждым произнесённым словом, на её лице появлялась улыбка, благословление мерцало в её глазах. Но с последним произнесённым слогом, Тёмная Мать исчезла. Это была не первая наша встреча, но с переездом в Лондон, я перестала чувствовать её. Перестала слышать, но каждую ночь, в тайне от всех произносила мантры богине.

Прогуливаясь по храму, я вышла в сад. Обилие роз, отдавалось особенным теплом в сердце, особенным трепетом, который вызывали воспоминания о нём. Том, кто поклялся любить меня вечно, том, с кем мы мечтали построить счастливую семью, том, кто по сей день жил в моём сердце и мыслях, том, о ком я не забывала ни на секунду.

Нежные лепестки роз, оказались между моих пальцев, что непроизвольно заставило меня улыбнуться. Прежде в этом саду, было лишь несколько кустов, пока Вимал не узнал о моей любви к этому цветку. Калигхат я тогда посещала практически каждый день, и всегда забегала в сад, чтобы поговорить с розами. Однажды Вимал застал меня за этим занятием, никогда не забуду взгляд полный восторга и нежности в его глазах, в тот день он узнал и о легенде, которая уже давно звучала на моих устах.

Так вышло, что после этого, я не приходила в храм несколько дней, однако, когда после произнесённых мантр, я зашла в сад, то застыла на месте. По всей территории сада, теперь были кусты роз. Вимал не кичился этим, не хвастался своим поступком, он сделал это для меня искренне, без ноты корысти.

Накидка красного сари скрывала моё лицо, от всех, кто находился в саду. Услышав безмерно родной голос, я замерла. При всём желании запрещала себе оборачиваться и жадно искать его взглядом, вместо этого, я продолжала смотреть на алые бутоны. А затем склонив голову, поспешила к выходу, пока меня не задержали, аккуратно схватив за запястье.

— Мой лунный свет, — порывисто слетело с мужских губ, — Неужели?..

— Вы ошиблись... — собрав все свои силы, я смогла произнести это, то, что противоречиво билось о сердце, пылающее, громкое.

Вимал был в сопровождении своего подопечного, а потому жестом указал, чтобы тот выпроводил не нужных людей. Я же приросла к земле. Нужно было сорваться, уходить, бежать. Но пока его рука по-прежнему была на моём запястье, я не смогла противиться желанию, которое в течение долгих лет ежедневно росло. Его пальцы аккуратно поддели мой подбородок, вынуждая поднять взгляд.

— Моя Джотсана, — порывисто слетело с губ Дубея, прежде, чем я оказалась в самых желанных объятиях.

Нет. Всё это не может быть правдой. Всё это очередной сон, который преследовал мою сущность еженощно, вытрепывая все чувства и эмоции на пол, старательно пытаясь их уничтожить, оставляя за собой лишь горький привкус тоски.

Я жадно вцепилась в край его шервани, вдыхая такой родной запах амбры с мускатом, от которого лёгкие жалобно заболели. Отчаянно пытаясь насытиться каждым мгновеньем не заметила, как щёки стали влажными от сбегающих по ним слёз. Плевать, даже если сон и я проснусь в проклятом Лондоне. Годы расставания и тоски грубо терзали сердце и душу при одной только мысли, что всё окажется сном, но его голос, который трепетно шептал мне нежности, залечивал любые раны.

— Ну же, посмотри на меня, — Дубей вынудил отстраниться, а затем я подняла свой взор, разглядывая морщинки на лице, которых не было прежде. Взгляд его очей был не таким ярким, как в нашу последнюю встречу, но сейчас, когда Вимал смотрел на меня, в его зелёных глазах можно было увидеть расцветший весенний лес, который жаждал пробуждения. И весь мир был не нужен, когда он смотрел на меня так.

— Сама богиня желала нашей встречи, — ласково коснувшись его щетинистой щеки, я улыбнулась. Впервые мне хотелось улыбался кому-то, кроме дочери.

— Никто другой не нужен, если ты рядом, мой лунный свет. Все эти годы, я мог лишь уповать на встречу, пусть даже увидел бы мельком твой силуэт. Но сейчас... Сейчас я самый счастливый человек во всём мире, — он, словно дикий кот, которого удалось приручить лишь мне, ласково потеря о мою руку, которая по-прежнему лежала на его щеке.

— Как же сильно, я мечтаю остаться здесь, дома. С тобой, — печаль сквозила в моём голосе, ведь оба знали, что этого не может быть.

— Как дела дома? Индира в добром здравии?

— О чём речь? — возмущённая его вопросом, я убрала руку, переместив её на мужскую грудь, — Мой дом здесь, там, где ты, любовь моя.

Мужчина проследил за моим жестом, обратив внимание на обручальное кольцо. Взгляд зелёных глаз тут же потускнел, а лицо прорезала горькая усмешка.

— Носишь его, — я перевела взгляд на золотой браслет, подаренный Вималом незадолго до расставания.

— Всегда, — рука Дубея аккуратно коснулась моей, — Я готова сбежать, если только ты готов.

— Джотсана, — тусклый взгляд, направленный на меня бил хуже разгоряченного железного прута, — У нас есть семьи... Я женат, ты замужем...

— Не смей, — я отшатнулась, — Не произноси этого.

— Мы не сможем. Меня многое обязывает остаться в Калькутте.

— Я готова пожертвовать всем, что имею, ради тебя, — на моих глазах застыли слёзы, — Так какого черта, ты не можешь поступить также? Кто? Кто она?

— Айшвария.

— Нет, — порывисто слетело с моих губ, — Моя подруга? Ты решил выбрать мою подругу?!

— Мама. Её выбрала Амрита, — Вимал приблизился ко мне, но я сделала шаг назад, — Ничто никогда не изменит моих чувств к тебе, я всегда буду любить тебя, — он сделал ещё шаг, на этот раз я осталась на месте, захлёбываясь слезами горечи, — Сама судьба против нас, моя любимая.

— Она всегда в наших руках, Вимал. Всегда, — я продолжала твердить своё, будто это могло исправить хоть что-то в нашей жизни.

— Знаешь ведь, что всё не так, — теперь его рука коснулась моей щеки.

— Если я уеду обратно, какова вероятность, что мы снова встретимся. Она ничтожна и приравнивается к нулю. Столько пройти, чтобы всё потерять.

— Всё, о чём я сейчас прошу... Подари мне последний поцелуй.

Последний поцелуй. Мгновение, в котором сливаются нежность, страсть и горечь прощания. Воздух заполнился напряжением, от которого становилось трудно дышать. Сердце забилось сильнее, словно пыталось запомнить каждый удар, каждый миг вместе.

Лицом к лицу, глаза в глаза. Взгляды, полные любви и тоски, сливались в одно целое. Пряди волнистых волос легко развевались на ветру, словно переплетались в танце с его рваным дыханием. Его глаза, глубокие и мужественные, отражали всю бушующую бурю внутри души, словно океан, готовый затопить всё вокруг.

Мы приближались друг к другу, медленно, словно время замедлило свой ход, чтобы позволить насладиться каждой секундой. Губы сближались, словно две половинки, которые никогда не смогут быть вместе. Мурашки покрыли меня с головы до пят, когда наши губы соприкоснулись в нежном поцелуе, который перерастал в огненную страсть, способную сжечь целый город, уничтожить каждого, кто мог помешать.

Забыли обо всём вокруг, о времени, о мирах, которые разделяли нас. Слились в одном мгновении, в одном поцелуе, пытаясь запечатлеть все свои чувства, все свои эмоции. В этом поцелуе была и радость, и грусть, и нежность, и боль. Это мгновенье стало символом нашей любви, которая будет жить в сердцах отныне и до последнего вздоха.

Но время неумолимо разлучило нас. Мы отступили друг от друга, взгляды оставались соединёнными, но расстояние между нами стало непреодолимым, будто вдруг выросла огромная бездонная яма, которая теперь будет преградой всегда. Мы знали, что это прощание навсегда. Любовь, которая казалась вечной, теперь осталась только в моём сердце и в этом последнем поцелуе.

— Никогда не обещай, если не уверен, — это фраза была последней, которую я сказала Вималу.

Всё, что осталось — истерзанное сердце. Опустошенная, закрывшаяся где-то в себе, я шагала к автобусу, который отправился в Лондон. Теперь причин задержаться в Калькутте не осталось, мне не хотелось ничего. Случайно столкнувшись с мужчиной, я выпалила извинения на бенгальском, сама о том не задумываясь.

— Всё в порядке, — мужчина прошёл вперёд, но вдруг остановился, — Не может быть! Неужели это ты, Джотсана?

— Рави... — бездумно выпалила я, будто не было причин опасаться.

— Боги, — он решительно обнял меня, — Как же я рад тебя видеть, пьяри! — Шарма, прижимал меня к своей груди, пока я застыла, боясь пошелохнуться, — Ты напряжена как струна... Не доверяешь мне? — мужчина медленно отстранился, заглядывая в мои глаза.

— У меня нет причин доверять никому из дюжины. Кто-то нагло расправился с родом Басу, полагаешь, я должна доверять хоть кому-то? — в моём голосе мелькала злость, но не на него.

— Знаешь ведь, что я никогда не причинил бы вреда тому, кто дорог тебе, — Рави почувствовал себя оскорблённым.

— Я не имела ввиду тебя... — осознав сказанное, я стушевалась, — Вся эта поездка глупая затея. Чувствую себя в опасности, вот и на иголках вся, — потерев своё плечо, я отвела взгляд.

— Уже уезжаешь? — в мужском бархатистом голосе слышалась печаль.

— Да.

— Позволь провести тебя.

Кивнув в знак согласия, мы направились в сторону отбытия автобуса. Рави делился произошедшими событиями, живо рассказывал о каждом, будто специально берёг это для кого-то. А я же завороженно слушала, местами удивляясь, кое где злясь.

Остановившись у автобуса, мы посмотрели друг на друга. А после он снова обнял меня с особым трепетом и лаской.

— Оставь номер телефона или хотя бы адрес... — нерешительно начал он.

— Рави... Я не могу так рисковать. Прости, — коротко обняв его, я поспешила скрыться в салоне, сев на ту сторону, где не видела бы его лица.

Он же обошёл автобус, махая мне на прощание.

Когда я вернулась в Лондон, то заперлась в квартире с дочерью отказываясь видеть всех. В особенности мать. Если бы не её жалкая трусость, всё было бы иначе. Вся моя жизнь, жизнь Вимала, всё выстроилось бы так, как должно было. С того дня, отношения между мной и мамой стали натянутыми, словно струна скрипки, которая при малейшем неправильном движении грозилась лопнуть с громким треском.

Прошло несколько дней прежде, чем я снова вышла на улицу, для прогулки с Амалой. И как бы это не было иронично — случайно встретилась с Рави. Приехавший по работе Шарма, прогуливался по улицам Лондона, уповая на шанс встречи со мной. И судьба услышала его. Рави стал приезжать чаще, и от каждой встречи моя душа расцветала заново.

И только спустя несколько лет, когда Асми стала плодом нашей любви, я вдруг поняла очень важную вещь. Я обрела не только возлюбленного, но и друга в одном лице. Только он смог показать мне истинную любовь. Показать действиями, а не словами. Рави напрочь выбил Вимала из моего сердца? Или Вимал собственноручно вырезал себя оттуда, оставляя сердце истекать кровью? Теперь же я склонялась ко второму варианту. Между нами с Дубеем были чувства, но это нельзя было назвать истинной любовью.

Судьба насмехалась надо мной, терзала и калечила, и каждый из таких «подарков» казался больнее предыдущего. Но даже вся моя жизнь и все испытания не казались такими ужасными и трудными, как-то, что богиня мне уготовила последним.

Что значит материнство? Это рождение и воспитание детей, способность отдать свою любовь и заботу. Радоваться, когда ей весло, плакать вместе, когда ей грустно.

А что значит материнство, когда из-за связи ты чувствуешь все эмоции дочери? Материнское сердце — это океан эмоций, неисчерпаемый и могучий. Когда Асми ревела на полу, у меня не было возможности помочь, отчего сердце разрывалось на части. Сидя в другой комнате, меня охватила болезненная неспособность сделать что-либо, потому что сама испытывала физическую боль, кровоточащее ранение, которое сейчас отражало моё внутреннее состояние.

Охваченная непомерным чувством беспомощности и горечи, я прикрыла рот рукой скрывая собственные всхлипы. Моя маленькая и беззащитная Асми, которой я не могла прийти на помощь. Сердце билось с такой силой, словно пыталось выбиться из груди, но я не могла сдвинуться с места. Я стала пленницей собственной боли.

В голове эхом звучали крики дочери, пронзительные и терзающие, словно они были вырваны из самой глубины её души. Слыша каждый стон, каждый пронзающий крик, и каждый звук проникающий в сердце, усиливал боль и безысходность от которой хотелось скулить раненной собакой. Я хотела быть рядом, обнять её, помочь избавиться от страданий, но боги играли со мной, шутили злыми шутками.

Каждый, кто причастен к её истошному крику будет наказан самым беспощадным образом, я исполню материнский долг, обещаю, моя желанная Асми.