14. Случай
Дни после убийства и побега тянулись медленно, наполненные липким страхом и бесконечными новостями. В больнице жизнь, хоть и с трудом, возвращалась в привычное русло, но воздух все равно был наэлектризован.
Моя внутренняя борьба между желанием найти брата и ужасом перед его потенциальной судьбой разрывала меня на части. Но жизнь шла своим чередом. Бархатный сентябрь принёс не только прохладу, но и начало учебного года.
Наш первый день в университете был смесью знакомого волнения и тревожной отстраненности. Сильвия ждала меня у входа, её яркая улыбка и энергичные объятия были глотком свежего воздуха.
— Ну наконец-то ты соизволила появиться, — проворчала она, но в её голосе слышалась искренняя радость. — Я думала, ты совсем зарылась в свои бумажки в больнице!
Мы болтали всю дорогу до аудитории, перебивая друг друга, делясь новостями, которые казались такими мелкими и незначительными на фоне последних событий в моей жизни, но всё же давали какое-то подобие нормальности. Сильвия слушала внимательно, изредка кивая, её брови то и дело хмурились в сочувствии.
Первая же пара, введение в клиническую психологию, началась с обсуждения предстоящей практики. Профессор Уоллес, сухопарый мужчина с проницательными глазами, оглядел аудиторию поверх очков.
— Итак, коллеги, — начал он, сложив руки на груди. — Надеюсь, вы все уже задумались о вашей рабочей практике. Это не просто формальность, это ваш первый шаг в реальный мир нашей профессии. Это шанс применить теорию на практике, столкнуться с настоящими случаями, понять, что значит быть психологом.
Он вызвал нескольких студентов.
— Мистер Джонсон, ваше место практики?
— Я в детском реабилитационном центре, профессор. Работаю с детьми с особенностями развития.
— Отлично. А вы, мисс Дэвис?
— Я в социальной службе, консультирую подростков из неблагополучных семей.
Профессор Уоллес кивал, делая пометки, а потом его взгляд задержался на мне.
— Мисс Смит. А как обстоят дела у вас? Я слышал, вы проходите практику в… довольно специфическом месте?
Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Он знал. Конечно, знал. Доктор Нельсон, вероятно, уже отправил все документы. Я выпрямилась, стараясь выглядеть максимально уверенно.
— Да, профессор. Я прохожу практику в закрытом медицинском учреждении. Клиника для пациентов с ментальными расстройствами.
В аудитории пронесся едва заметный шепот. Психиатрическая клиника – это всегда было сложнее, чем просто консультирование.
— Интересно, интересно, — Профессор Уоллес кивнул. — Это, безусловно, даст вам ценный опыт. Каков профиль вашей работы? Вы занимаетесь прямым консультированием пациентов? Или больше административная работа?
— В основном, я ассистирую доктору Нельсону, — начала я, тщательно подбирая слова. — Занимаюсь анализом кейсов, сбором информации. И, конечно, наблюдаю за сеансами. Моя задача — понимать природу различных ментальных отклонений, их этиологию, динамику развития.
— Вы можете привести пример? — Профессор Уоллес поднял бровь, и я поняла, что это проверка. Настоящая проверка.
Сердце заколотилось. Эрик. Он был самым ярким, самым травмирующим, но и самым показательным примером из всех. Но я не могла раскрывать всех деталей. Не могла говорить о том, что он сбежал. О том, что он убил. О том, что его "безумие" было лишь ответом на ужасающую реальность.
— У меня был… один случай, — я говорила медленно, стараясь максимально обобщить, — который особенно сильно повлиял на мое понимание. Пациент, назовем его… "Кейс Икс". Молодой человек, с ярко выраженной формой посттравматического стрессового расстройства, переходящего в глубокое диссоциативное состояние.
Он был исключительно одаренным, обладал художественным талантом. Его работы, до трагедии, были полны жизни. Но после… — я сделала паузу, вспоминая жуткие рисунки Эрика, — они стали отражением его внутренней боли, его искаженной реальности.
Я почувствовала на себе взгляды всех в аудитории. Даже Сильвия, сидевшая рядом, вжала голову в плечи, уловив непривычную для меня напряженность.
— Его случай, — продолжила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, академично, а не лично, — иллюстрирует, как непереносимое горе, глубокая психологическая травма, особенно связанная с потерей близкого человека и чувством вины, может полностью перекроить личность. Он начал воспринимать мир через призму своей травмы, видеть в людях тех, кто причинил ему боль. Его галлюцинации, его убежденность в том, что погибшая сестра все еще рядом и "говорит" с ним, были не просто проявлением психоза. Это был механизм, с помощью которого его разум пытался справиться с невыносимой потерей и найти смысл в бессмысленной жестокости. Его агрессия была не просто безумием, а реакцией на несправедливость, на чувство беспомощности. Это была искаженная, но логичная попытка вернуть контроль, отомстить за утраченное.
Я замолчала. В аудитории повисла тишина. Никто не шептался. Профессор Уоллес смотрел на меня, его проницательные глаза были сосредоточены.
— Вы очень глубоко погрузились в этот кейс, мисс Смит, — наконец произнес он, и в его голосе не было и тени скепсиса, только профессиональный интерес. — Это редкая возможность. Вы видите не просто симптомы, а причину. Вы видите человека за диагнозом. Именно это и отличает хорошего психолога. Ваши наблюдения чрезвычайно ценны.
Я почувствовала облегчение, но и внутреннее опустошение. Я рассказала им правду, но обернула её в слова, которые они могли понять, не видя всей ужасающей картины. Моя защита практики была успешной. Но эта "защита" была лишь частью гораздо более опасной игры, в которой я оказалась. Эрик был прав. Он был моментом, который изменил всё. И я не могла рассказать об этом никому.