19
Разрывающий органы гул исходил из сияющих окон карикатурных заданий Виз'наашира, проходя через призменные головы горуглье-подобных статуй, проникая в каждый уголок этого омерзительного места, доносясь до самой центральной площади, внушая, вместе со светом тёмно-красной луны, непреодолимый ужас, сводящий с ума и топящий в своей безнадёге всякое чувство, окромя скорби.
В самом центре города, в самом его сердце, пропитанном ядом, источающем смертельные миазмы, собрались самые неописуемые древние создания, старше солнечной системы и многих, многих звёзд.
Дженнифер Лозар, видящая сны в тупом неведении, кружилась в дикой пляске вокруг своего хозяина. Она уже давно не думала, не могла думать ни о чем. Перед ней проносились образы чудовищных тварей, явлений, происходящих на площади, но она не могла взять их в толк, ибо с недавних пор к ней прицепилась муха и всё вызвала формы из прошлого в памяти. Она видела отца, отряды служителей церкви, себя ребёнком, их прогулки по ночному Хоуптауну в поисках Избранного. Ритуалы, привороты, жертвы, казни. Видела, как однажды ночью они увидели подростка, слонявшегося от бессонницы и она, тогда ещё совсем кроха, ткнула в него пальцем, ибо судьба наградила её пророческим даром. Ибо все в тот момент благоговейно вздрогнули, видя перед собой ТОТ самый сосуд, который Церковь искала долгие годы.
В голове каждого звучал вопрос, тихий, требовательный, для кого-то громче, для кого-то тише: «Ты нашёл Жёлтый знак?» И вопрос этот звучал всегда, и ночью и днём, лишая их самоконтроля и проникая в душу.
Дженнифер Лозар была единственной, способной слышать большее, чем это.
Она, фактически, была ведома голосом, вскормлена им, выращена.
Каждое действие последующих лет её жизни сопровождалось руководством голоса.
Она использовала тайную магию, дарованную ей хозяином, дабы убивать, дабы вершить Рок, оставаясь неприкаянной. Когда случай выбрал для самого важного ритуального убийства семью Уайтчепел, а те, вместо того, чтобы с гордостью выполнить наказ Короля, попытались сбежать, именно Лозар колдовством жёлтой руки сделала должное.
Она предала отца, тени лжи и обмана кружили перед глазами, но ни раскаяния, ни сожаления она не испытывала.
Ибо так было предрешено Королем задолго до случившегося.
Теперь же, когда голос из её головы пропал, обрёл плоть, она потеряла себя, прожив всю жизнь подконтрольно ему. Но муха, кружившая над ней, сидевшая за ухом, откладывающая своё мерзкое потомство, которое, обязательно сменит её через три дня, шептала укорительно и с насмешкой такие богохульные вещи, что будь хотя бы ещё капля рассудка у Дженнифер, она бы зарыдала от подобных слов.
Но Лозар могла лишь наблюдать, не отдавая себе отчета в том, что происходит вокруг. Так, она не заметила, не осознала момента, когда с Западной стороны улицы показалась Скверна, сметающая всё на своём пути.
Эмили Роззи, остолбеневшая от присутствия Бога в лохмотьях, также почувствовала появление чего-то столь могущественного, что сила эта была бросить вызов безмолвно приближающейся фигуре в бледной маске. Эмили с нечеловеческим усилием заставила себя переглянуться через плечо и страх её утроился. Она упала колени и заплакала, как маленькая девочка, не умевшая вынести безумиям хаоса.
То, что не так давно было Харрисоном Гейзенбергом, предводительствовало армию столь же могучую, как и армия Короля. Шипящие, кричащие голосами тысяч детей птицы Шантака и бурлящие, кипящее шогготы подступали к церкви с противоположной стороны.
Сам Харрисон обратился в нечто гротескное, тёмное, лишённое всяких прежних человеческих признаков: ростом под четыре метра, фигура отвратительная, статная, широкая и скользкая, кожа, чернее, чем ночь, острые звериные когти свисали из пусльсирующих венами рук, в монструозной кисти был зажат уродливый изогнутый меч, переливающийся цветами Ползучего хаоса. Третья лапа, подобно куску не полностью поглощенного сиамского близнеца свисала с бока бедра мускулистой левой ноги.
Лицо, искажённое порчей вытянулось вверх, раскрылось, как кокон, обнажая пасть там, где должны быть волосы, нос его стал плоским, почти не распознаваемым, кожа поглотила уши, глаза, странные, чёрные зелёные, без белков и разных форм каждый усеивали тело.
Ему нужно было стать таким, дав Ньярлатхотепу своё тело в распоряжениес нужно было, чтобы защитить семью, чтобы вернуться домой, к жене и дочери.
Сам Харрисон более не имел контроля над телом и лишь наблюдал из дальней границы разума, как Древний творит задуманное.
Эмили Роззи видела, как утопленные культисты, толкаясь и копошась, подобно тараканам, бежали к Королю в Жёлтом, дабы встать на его сторону. Она вдруг поняла, что осталась совсем одна среди этих немыслимых созданий, способных прекратить её существование в считанные секунды.
-Женщина! Освободи его!Остальное за мной,-громогласный голос Глашатая раздался над площадью. Всё замерло, даже, щупальца фигуры в жёлтом на секунду перестали извиваться и настороженно принюхались.
Этот зов наполнил её душу огнём ненависти ко всему, к обстоятельствам, к Лозар, к судьбе, к этому проклятому месту, к семье Уайтчепел, к видениям, к Королю в жёлтом. Она вытерла слёзы, поднялась на ноги и твёрдой стопой пошла в церковь.
Гейзенберг, демонически рыча, призывая своих воинов на жатву, ринулся в бой и внеземные создания последовали его кличу.
Дженнифер Лозар видела, как тряпицы жёлтой фигуры поднялись и белая, мраморная рука мертвеца ткнула указательным пальцем в надвигающийся хаотический шторм и, после этого, всё перемешалось.
Проходя босыми ногами по каменным полам полой церкви, мимо балюстрад и гобеленов, дефективных и безобразных икон, Эмили приближалась к алтарю из чистого, гладкого золота, на котором стояла, казалось, простая деревянная шкатулка с замочной скважиной в центре. Когда Женщина подошла ближе, брошь, рвавшая кожу её ладони, уже выпрыгивала наружу. Но тут, она почувствовала, как мягкая, легкая рука, та самая, чьё прикосновение она не могла спутать ни с чем, коснулась плеча.
Резня продолжалась лишь мгновения. Птицы перебили птиц, шогготы-Шогготов, культистов изрезал вклочья Гейзенберг. Вонь, исходившая от павших, расползалась до самых Хоуптаунских лесов.
Силы были через чур равны.
Где-то в этом беспорядке потерялась Дженнифер, в веселом танце ускакавшая куда-то. В самом центре площади, Глашатай столкнулся с Королём, но смог лишь сбить и разломать маску, закрывавшую лицо. После этого, в суматохе, они потеряли друг друга, но Харрисон знал, КУДА ему нужно было направиться и рванул к церкви.
Эмили посмотрела в высохшее, худое, горестное лицо, отражающее всю боль человечества, всю её боль. Свет глаз, усмирённый духом, поселившимся в этом теле, не терзал её более. Она могла безбоязненно посмотреть в них. И одного этого взгляда хватило, чтобы понять, что где-то там есть ещё кроха, частица её любимого:
-Эдди..,-только и сказала она.
Король сжалился над ней. Никто в цели мире, кроме отца его, не ведал, что направляет его. Он видел сотни и сотни живых существ, совершавших странные, неизвестные ему, иррациональные поступки. Всех тех существ вело нечто, называемое «чувствами». Ему было печально за их, он не мог понять, осознать, природу «любви» или «ненависти». Ведь всегда, единственное, что испытывал он сам-Скорбь и странную пустоту. Даже будучи великим древним, выполняющим свой извечный долг, он что-то чувствовал, что-то, чего были лишены другие, множества других Иных Богов, чего был лишён его создатель, чего был лишён Спящий и Ползучий Хаос и даже тот, кого он должен был воскресить.
Король растрогался, глядя в эти безумные, тоскливые глаза. Он, подобно сотням Богов, не желал зла людям или другим, подобным им. Они лишались разума сами, сами приводили себя к краю обрыва, ибо были неспособны в своей ограниченности просто «принять» то, какими были Древние. Принять то, что не вокруг людей, далеко не вокруг них строится порядок вселенной.
-Эмили,-из приподнявшихся тонких губ раздался голос Эдварда Стюарта,-Прости меня, я не смог тебя защитить.
Она заплакала, кинулась с объятиями на чудовищную фигурку, возвышавшуюся над ней, стоявшую на своих извивавшихся щупальцах.
Она горького рыдала о нём, о себе, о конце. Она говорила и не помнила себя, а слабость, невыносимая и измельчающая, брала верх над ней.
-Я скоро исчезну, Эмми.
Спасибо тебе за всё. Береги себя.
Верь в себя.
Верь в меня. Верь в него.
И прости, прости за всё,-губы сомкнулись. Цвет глаз стал ярче, чем когда-либо до этого. А она всё плакала, признавалась в любви, прижимаясь к груди Короля в жёлтом.
-Роззи!,-под сводами церкви раздался голос Ньярлатхотепа, вбегавшего внутрь, звучал он наигранно яростно, ибо всё, что произошло дальше, он предвидел, но игра, как он считал, только начиналась.
Эмили, выпустив фигуру из объятий, подчинилась судьбе. Она почувствовала, что хотел от неё Эдвард, почувствовала силу его последних слов. Она протянув в тонкую, выжидающую ладонь Короля, брошь.
Та мгновенно преобразилась, превратившись в ключ с жёлтой инсигнией.
Харрисон Гейзенберг приближался, занеся меч над головой и истошно вопя. Но когда удар был почти совершён, ключ провернулся в замочной скважине и одна из древнейших мелодий, заиграла, раздаваясь о стены церкви, отражаясь от домов, проходя через трубообразные усилители звука внутри статуи и поднимаясь выше, к саркофагу.
Ударная волна великой силы разрушила усыпальницу, церковь и монумент в одно мгновение. Роззи и Харрисон были отброшены вдаль. Само воплощение ошибок, тридцать шестой нерожденных, Ге'Шниалот, столь недосягаемый и не поддающийся описанию, что даже уму Хастура тяжело было восприять его, шагами, сотрясающими морское дно, двинулось, круша всё на своём пути.
Когда Король в жёлтом поднялся к самому уху Древнего и возвал к нему, Виз'наашир лежал в руинах.
И в тот момент, когда космические тела ринулись в бесконечное пространство, к усеченной безвременности, где тело Нья'Шалоггота уже многие годы ждало свою душу, пространство вернулось к своему изначальному состоянию, Кровавая Луна исчезла, мгновенно, оставив за собой лишь привычное мирное солнце, столь напоминавшее глаза безумца.
Океан сошёлся, обрушившись на разбитое величие Саркофага и города-тюрьма, снося до основания весь Хоуптаун и округу, не оставляя ничего и никого.
После этого, никто не увидит ни один из недавних шедевров Карлотты Ви, с последнее её творение, картина, названная
«Каркоза», изобравшая великие башни пустынного города, где двойные солнца, поочерёдно сменяя друг друга, возвышаются над песчаными барханами, над разбивающимися о красный берег тёмными волнами озёра Хали.
Никто не увидит тоски и одиночества тех земель, которые словно ждут, когда нога единственного их жителя наконец вновь ступит на песок.