Глава 7
Гремит гром, молния рассекает отвратительно серое небо, а ветер гонит по протоптанной дорожке сухую листву, изображая танец.
Подошва чьих-то сапог чётко отбивает ритм в тишине, наполненной шелестом листвы и грустным завыванием скрипки, что раздается из дальнего уголка сада. Это, скорее всего, Виктор — наш гость. Он любил свой инструмент и играл всегда, когда выдавалась возможность.
Я улизнула из шумного зала, полного гостей, чтобы вдоволь надышаться прохладным воздухом, предвещающего скорое появление снега.
— Совсем одна здесь? — раздался грубый голос с хрипотцой позади меня.
Я обернулась и сделала короткий книксен, как учила меня Гвен.
— Что же родители? Знают, что ты одна посреди сада?
— Нет, господин, не знают. Но рядом Виктор.
Я махнула куда-то за спину и внимательно вгляделась в лицо собеседника.
Шрам пересекал его лицо, поврежденный глаз не шевелился, в то время как другой метался осматривая меня.
— Не стоит в поздний час выходить на улицу. Ты знала, что здесь водятся чудовища?
— Чудовища? — недоверчиво переспросила я. — Господин, вы верно перечитали детям сказок, если думаете, что они существуют в самом деле.
— У меня нет детей. По крайней мере тех, о которых бы я знал. Твои родители сейчас в зале?
— Да, господин, это наше имение, — я окинула рукой здание.
— Так стало быть Маргарет?
— Моя мама, господин.
— Как чудно вышло. Мы с ней старые знакомые. Проводишь меня?
Я кивнула и указала на неприметного вида дверь в оранжерею.
Мужчина недоуменно уставился на меня.
— Вы же, наверное, не хотите, чтобы на вас все глазели, прием идет уже пару часов.
— Смышленая. Сколько тебе?
— Одиннадцать, господин.
Он что-то пересчитал по пальцам, хмуря лоб, кивнул сам себе и последовал за мной.
— Скоро зима, а тут вовсю цветут лилии.
— Мама очень их любит, поэтому отец построил для неё оранжерею, чтобы она каждый год могла на них смотреть.
Мужчина присел на корточки и зачерпнул горсть земли, растер её между пальцев, понюхал и как ни в чем не бывало, вытер руку об сюртук.
Меня это действие позабавило, но комментировать его я не стала.
— Мама! — воскликнула я, когда та совершенно неожиданно вошла в оранжерею.
— Маргарет, — кивнул мужчина.
Моя мама переменилась в лице и зачем-то завела меня за спину, загораживая собой.
— На тебя похожа, — нарушил тишину мужчина.
— Магистр, чем обязаны? — в голосе мамы сквозила сталь.
— Дошли слухи. Точнее, несколько дел о пожарах. Тебе ничего не известно?
— Строители халтурят и допускают воспламенение утеплителя на смене сезонов. Ничего необычного.
— Ей одиннадцать, — зачем-то повторил мужчина, пытаясь меня разглядеть.
— Это совершенно не важно и к вам, Магистр, не относится.
— Готов поспорить, что если я возьму её кровь...
— Ты ничего у неё брать не станешь, — прошипела мама, подталкивая меня ближе к выходу.
— Если это моя дочь, Маргарет, все может быть иначе.
— Это не твоя дочь, Роберт. А теперь уходи. Здесь нет того, что ты ищешь.
Он вытянул ладонь вперед и на ней зажглось пламя. Я с интересом уставилась на него и почувствовала жар на собственных пальцах.
В глазах мамы вспыхнул ужас.
— Это моя дочь, — сказал мужчина, а после вышел из оранжереи.
Мама осела на пол и затряслась в беззвучных рыданиях.