Глава 4
Сегодняшнее небо было одним из самых мрачных на моей памяти. Кто бы знал, как сильно я не хочу возвращаться в любые стены именуемые святыми. От Обители Духовенства меня уже тошнит и чешется спина.
Дилижанс остановился возле массивных кованых ворот, которые наверняка отвратительно скрипят.
— Улыбнись, душа моя, скоро это место сгорит дотла.
И я улыбаюсь, искренне, с мрачным предвкушением. Осточертели эти святоши, которые боятся всех, кто так не похож на них самих.
Вдохнув поглубже я выбираюсь из дилижанса вслед за Домиником, сохраняя благоговейную улыбку, которую чужие могут понять иначе.
— Проповедник! Мы вас ждали еще утром, так рады вас видеть! — возле ворот нас встретил приземистый мужчина в возрасте, облаченный в темно-зеленую сутану.
— Дороги после дождя не способствуют быстрому появлению, но тем не менее прошу меня простить. Верно, появление именно в этот момент угодно Всеотцу.
— Да-да, вы совершенно правы. А это? — он осмотрел меня с ног до головы. — Ваша родная сестра? В письмах вы писали о девушке. Приятно, когда целые семьи посвящают себя служению Всеотцу.
— Сестра Рене, — указал на меня раскрытой ладонью.
И в самом деле, в нас было некое внешнее сходство, что можно было принять за родственников. Разве что его волосы были на полтона темнее моих, но такие же светлые.
Я улыбнулась своим мыслям и сделала шаг вперед, чтобы поздороваться молчаливым кивком.
От улыбки уже сводило скулы, но для успешности плана нужно было носить маску всепрощающей добродетели.
— Мы вас проводим. У нас общие женские спальни, надеюсь, вашей сестре будет удобно, Падре.
— Не оглядывайтесь на мой статус, я такой же раб Всеотца нашего, как и вы, — улыбнулся Доминик, складывая руки в молельном жесте.
Я медленно следовала за ними, не вслушиваясь в разговор, просто рассматривала плачущие статуи и редкие, уже давно лишившиеся листьев, кустарники.
— Рене, подойди ко мне, дорогая.
Не сразу осознав, что Доминик зовет меня, я отстраненно тряхнула головой и послушалась.
— Моя сестра всегда плохо переносит дороги и городской шум. Рене, тебе уже лучше?
Я кивнула, не найдя сил для ответа. Кладбище пестрело свежими могилами, аккуратные кучки которых даже не были запорошены снегом.
— Чума... — проследив за моим взглядом проговорил Настоятель Монастыря.
— Давно началось?
— Недавно, но унесло много светлых душ. Мы молимся о них ежечасно.
Мужчина поджал губы и прищурившись отвернулся. Знакомое чувство кольнуло между лопаток, заставив поежится.
Доминик положил руку аккурат туда, где зудело и едва заметно кивнул мне, прошептав:
— Я тоже чувствую ложь.
***
Шепот молитв настораживал, сбивал и раздражал. Я сидела среди молящихся послушниц в отведенной для них половине зала, который был раза в четыре больше привычного мне.
Я беззвучно шевелила губами, имитируя молитву, искоса поглядывая на окружающих меня девушек и женщин самых разных возрастов.
— Ты здесь недавно? — спросила меня девушка, улыбаясь. Её оливковая кожа идеально сочеталась с зелёными глазами и темными волнистыми волосами. Она безуспешно попыталась заправить пружинку выбившейся пряди под платок и разочарованно вздохнула, когда ничего не получилось.
— Давай помогу?
— Спасибо.
Одной рукой я оттянула платок, а второй запихнула под ткань непослушную прядку. Её кожа на лбу, которой я случайно коснулась, была горячей и очень нежной.
— Спасибо тебе, — кивнула она.
— Пустяки. Я сестра Рене, — чужое имя с трудом сорвалось с уст и я приложила недюжинные усилия, чтобы не сморщиться.
— Сестра Луиза, — она снова кивнула.
Внутри меня что-то встрепенулось, нечто бурлило в крови, завывая и трепеща. Я почувствовала жжение в пальцах, которыми только что касалась Луизы. Она посмотрела на меня так, как будто испытывала то же самое.
— Спрячь! — прошипела она, накрывая мои руки своими, сквозь чужие пальцы я заметила свечение.
— Я... ах, — слова никак мне не давались.
— Ты еще не умеешь контролировать это?
Я отрицательно помотала головой.
— Постарайся, иначе пополнишь ряды в свежевскопанных могилах. Там лежат такие, как ты, — она сделала паузу. — И такие, как я.
— Ты тоже? — вслух удивилась я.
— Поговорим не здесь, хорошо?
Я кивнула и проводила взглядом удаляющуюся Луизу. Наверное, так и сидела бы на коленях, путешествуя по разрозненным кускам воспоминаний, если бы Доминик не тронул меня за плечо. Он сделал это мягко и деликатно, стараясь не напугать, но я все равно испугалась.
— Пойдем, — коротко сказал он, подав руку.
Не задавая вопросов, я просто шла за ним, искоса поглядывая на свои пальцы, которые больше не светились.
В его новой келье было относительно уютно, но пусто. Стопка бумаг лежала прямо на кровати, а вместо стола был широкий подоконник.
— Как твой день? — осторожно спросил он, прислушиваясь.
— Я познакомилась с Луизой и кажется, что она такая же, как я.
Я кратко пересказала ему разговор с девушкой и дополнила собственными подозрениями о том, что церковь избавляется от тех, в чьих жилах течет магия.
— Двести лет назад все начиналось так же. Церковь опустилась до убийств из-за страха потерять власть. Мерзость, — выплюнул последнее слово и упал на кровать, утягивая меня за собой так, что я оказалась сверху.
Даже после близости с ним мне все еще было неловко. Стоило только подумать об этом, как щеки неистово запылали, не давая мне и шанса успокоиться.
Меж тем, рука Доминика сжала мою ягодицу и он прошептал:
— Я же говорил, что ты в любом наряде...
— Нет! — взвизгнула я, закрывая ему рот ладонью, чтобы не дать договорить.
Он прикусил внутреннюю сторону моей ладони и одним движением перевернул меня, оказываясь сверху. Коленом развел мои ноги в стороны и, минуя, подол одеяния пробрался к обнаженному животу.
Я чувствовала возбуждение. Не только свое, но и его, которое сейчас упиралось в меня, показалось даже, что место соприкосновения наших тел пульсирует.
— Агата, — на выдохе промурлыкал он, оттягивая ворот моей рубашки, чтобы через мгновение опустить горячие и немного шершавые губы на ключицу.
— Как жаль, что не сейчас, — вдохнул около моей макушки и лег рядом, обхватив меня рукой.
— Как научиться контролировать это? — я подняла руки вверх, где на ладонях поблескивали частички магии.
— Я могу дать тебе перчатки на первое время. Когда с властью церковников будет покончено, тебе не нужно будет себя контролировать, радость моя, — он поцеловал каждый палец, сверкая желтыми глазами, свет которых больше не скрывал.
— А что будет тогда? — спросила я, привстав. опираясь на локоть.
— Дивный новый мир, полный моих рабов. Я на троне, а ты на моих коленях, покрываешь шею поцелуями.
Я смутилась и отвернулась.
— Приходи ко мне на исповедь. Я давно не играл роль священника и уже успел соскучиться.
***
Дни тянулись ужасно медленно. Луиза меня будто избегала, а я не настаивала на встрече. Сегодня вечером священники, писари и служки скапливались в подозрительные кучки и то и дело заходили-выходили в закрытую дверь, ключа от которой у меня, как и у многих других не было. Церковь явно не посвящает в свои тайны всех.
Делая вид, что оттираю от пыли лепнину на стене, я поглядывала на дверь. Доминик коротко кивнув мне, достал из-за пазухи длинный витиеватый ключ и отпер дверь, а после скрылся за ней, подобно прочим.
Любопытство съедало меня кислотой до костей.
— Не пялься так, выглядит подозрительно, — шепнула Луиза, протягивая руку к тряпке.
— Так заметно, что мне любопытно, да?
— Лично мне да, но надейся, что больше никто не заметил.
— А что там такое?
— Совещания обычно. Реже можно услышать крики, а потом не досчитаться соседки. Врут про чуму и не краснеют.
— Как ты оказалась при монастыре?
— Сама пришла.
— Неужто? — я недоверчиво покосилась на неё, скрещивая руки на груди.
— Мои родители были колдунами. Их убили, а выставили все, как ограбление. Я тогда пряталась на потолке и все-все видела. Хочу, чтобы от этого места не осталось ничего. — твердо, но очень грозно проговорила она.
— Понимаю.
— А твой брат тоже колдун?
Я покачала головой. Не скажу же я первой встречной, что он и не брат мне вовсе, а дьявол, еще и королевской крови.
— И о том, кто ты такая тоже не знает?
Я открыла рот, чтобы ответить, но перед нами выросла возмущенная фигура женщины в возрасте, лицом походившая на печеное яблоко.
— Делать больше нечего, кроме разговоров, как я погляжу. А кастрюли вместо вас кто чистить будет?
— Простите, сестра, я рассказывала Рене об обычаях здешних, она совсем недавно здесь.
— Вот за работой и расскажешь. Кастрюли ждать не станут. — жестко ответила та, как будто выдав пощечину.
— Пойдем в кухню, там чуть потише, — грустно улыбнулась Луиза, и я пошла за ней.
Кухня была во много раз больше той, к которой я привыкла в своем старом монастыре. О том, что я его сожгла вспоминать не хотелось.
В помещении, кроме нас с Луизой больше никого не было. Потрескивала доменная печь, пахло свежим хлебом, из окна доносился запах костра.
— Луиза?
— М? — отозвалась она, перекладывая с противня в корзинку свежеиспеченные булочки.
— Наш разговор...
— Я просто хочу отомстить. И всё. Я хочу смотреть, как погибают те, кто истязал моих родителей и бабушку.
— Соболезную. Моих родителей тоже уже нет в живых, — сказав это, я почувствовала, как слезы просятся наружу, но рядом не было Доминика, который мог бы помочь мне справиться со всем этим всего одним прикосновением.
— Отец Доминик не похож на обычного священника, — сказала она и я испугалась, что наш план провалится.
— Почему?
— Он не похож на тех, кто хочет сжечь дотла всех тех, в чьих жилах течет кровь. вперемешку с магией.
— Расскажи мне об этом месте, пожалуйста.
— Каждую третью ночь нужно запирать ставни, иначе из могил встают умершие охочие до горячей крови. Каждую ночь в лесу воют Банши. Церковь, разумеется, закрывает на все глаза и бесконечно молится Всеотцу, который не помогает.
— Я не знала, что банши существуют в самом деле. Думала, что это просто сказки, которыми пугала меня нянечка, чтобы я не сбегала играть в лес.
— Помимо банши и восставших, есть и те, кто похож на людей, принимают чужую личину...
— Метаморфы, — закончила за Луизу я, и та кивнула.
— Неделю назад я собирала хворост и увидела маму. Здравый смысл твердил мне, что это не она, но я все равно пошла к ней. Существо подарило мне объятие и не тронуло. Может быть, у них иная цель. Но спустя столько времени, обнять пусть и кого-то другого с лицом и запахом мамы для меня было подарком судьбы, — она смахнула слезу и накрыла булочки белой тканью.
— А потом?
— Я каждый день ходила туда, но больше никого не встретила.
Каждое её слово отзывалось тянущей и давящей болью в сердце. Узнав о смерти родителей я по началу не ощутила это в полной мере, но вот сейчас... Сейчас я едва держала себя в руках, чтобы не разрыдаться перед едва знакомой девушкой, что добровольно приняла объятия нечисти в погоне за частичкой прошлого.
— Ты здесь? — она помахала перед моим лицом ладонью.
— Прости, мне очень жаль, — я попыталась ободряюще улыбнуться, но улыбка чувствовалась вымученной, натянутой.
— Что случилось с твоими родителями? — как-то неожиданно задала вопрос она и вывела меня из равновесия.
— Мне сообщили, что они мертвы.
— Тел ты не видела? Так может они...
— Вряд ли. Я боюсь тешить себя пустыми надеждами. Потом будет в сотню раз больнее. Я хочу пережить утрату, а не ковырять рану, не давая ей зажить.
— Я понимаю тебя, — она положила руку на моё плечо и по всему телу разлилось спокойствие и умиротворение.
— Как? — я непонимающе обернулась на неё.
— Мои родители обучали меня. Они были лучшими целителями, — её взгляд затянулся дымкой воспоминаний, она тяжело вздохнула и закрыла глаза, усиливая магическое влияние.
Я чувствовала, как затягиваются полученные ранки и царапины, как вправляется вывихнутое в кандалах запястье.
Это чувство было таким необычным, что я не смогла сдержать восторженного возгласа.
— Ты мне льстишь, — хихикнула в ответ мне Луиза. — Вот родители могли поистине невообразимые вещи, спасали тех за кем уже пришла смерть, вырывали их из её костлявых пальцев. А я...
— А ты замечательная и у тебя много времени, чтобы научиться, и быть не хуже.
— Хотелось бы верить.
— Надо бы помыть кастрюли, а то влетит, — напомнила я нехотя.
— Да, придется, — Луиза вздохнула и потянулась к жутко страшной на вид посуде, которую как будто вообще ни разу не мыли.
Спустя пару часов изрядно уставшие мы с Луизой смотрели друг на друга пустыми глазами, пока не раздалось деликатное покашливание в дверном проёме.
— Рене, ты уже закончила? Мы можем идти?
Я кивнула Доминику и встала, ноги и спина такому жесту не обрадовались.
— Луиза? — обернулась я, уже почти выйдя из помещения.
— Да?
— Спасибо, — искренне поблагодарила я, точно уверенная в том, что она поймет за что её благодарят.
Она нежно улыбнулась и шуточно отсалютовала.
До поворота к спальным залам, мы с Домиником шли молча. Но стоило зайти в его келью, как он обрушил на меня поток вопросов:
— Что-то случилось? — вкрадчиво спросил он.
— Нет.
— Точно?
— Да. Что-то не так?
— На собрании говорили, что вычислили ведьму.
— Они так быстро посвятили тебя в свои планы?
— Я достаточно убедителен в роли святого отца, разве ты не замечала?
— Нет, — соврала я, присаживаясь на краешек кровати.
— А еще один из священников должен мне душу, но по условиям договора он не может сказать этого ни единой живой душе. Смотрел на меня так испуганно, смешной.
— А если написать?
— Он не умеет, но и это входит в договор. Никто кроме меня и его не знает о нём. Я весьма предусмотрителен, сама посмотри, — он щелкнул пальцами и в воздухе возникло пламя из которого появился свиток, развернувшийся в мою сторону.
Я прищурилась, чтобы прочесть мелкий шрифт.
... ни единой душе не будет известно о том, что ты Антонио Браун, отдал на заклание свою душу в обмен на...
Я резко отвернулась, когда увидела на что он променял свою собственную душу.
— Мерзость.
— Ещё веселее, когда увеличенный магическим способом член перестал вставать, а новая сделка невозможна, душа-то у него была всего одна, — Доминик рассмеялся, а свиток растворился в пространстве вместе с пламенем.
— Жалко его.
— Перестанешь жалеть его, когда узнаешь что он им делал до этого. Люди не умеют правильно формулировать желания и, опьяненные исполнением мечты, упускают из виду подводные камни.
— И ты им не напоминаешь?
— Зачем? Тогда я не получу выгодной сделки.
— На реке ты упомянул, что за меня уже внесена плата. Что ты имел ввиду?
— Я расскажу тебе, когда придет время. Вряд ли ты слышала когда-либо о молитве соблазна, а день был невозможно долгим, пора бы и отдохнуть.
— Дьяволы тоже устают?
— Нет, мы не спим. Я имел ввиду тебя. Кастрюли не прибавили сил, разве нет?
— Пойду тогда, — я встала с кровати, но Доминик усадил меня обратно.
— Спи здесь.
— Но я должна быть в общей спальне.
— Я хочу, чтобы ты осталась.
Неловко кивнув, я отвернулась, чтобы снять с себя одеяния, когда почувствовала жар его ладоней на талии, он чувствовался даже сквозь нижнюю рубашку.
— И снова я не могу взять тебя сейчас, — с досадой проговорил он, целуя меня в шею.
— Почему? — выпалила я, прежде чем подумать, а после закусила губу.
— Сейчас не время, нетерпеливая, но я польщен. Будет ли твое тело так же желать меня, когда ты увидишь мой истинный облик?
— Помимо светящихся глаз есть что-то еще?
— Да, — хрипло проговорил он.
Желание в его голосе подстегнуло меня и я, возможно, пожалею о собственном решении, но сейчас...
Я опустилась на колени и потянулась руками к пуговицам на его брюках, расстегнуть которые мне не удавалось из-за слишком сильного натяжения.
— Что же ты творишь... — сипло проговорил, сглатывая.
Когда из брюк показалась головка члена, я на мгновение замешкалась, но идти на попятную было поздно.
Повинуясь голосу животного желания, я лизнула, вместе с тем просунула руку в его брюки глубже, чтобы полностью обхватить член и вытащить его из штанов.
Доминик шумно вздохнул и потянулся к моей голове, перебирая волосы.
Очевидно, мой рот был слишком маленьким для того, чтобы вобрать его в себя полностью, но я не оставляла попыток.
Рывок. Не мой. Доминик управляя моей головой, насаживал на свой член, издавая такие хриплые стоны, что я не могла унять собственного возбуждения.
— Грешница, — прошептал он, чуть склонившись, наматывая на кулак мои волосы, слегка потянув их у корней.
Я не могу понять нравится ли мне, но натяжение определенно подстегивает возбуждение.
Поднимаю глаза и смотрю ему в сияющие неистовым светом глаза. Неловкий стон слетает с моих губ от жара, который я увидела в его в глазах, и тогда я стала быстрее двигать головой.
Мой язык прикасался к каждой выступающей венке, а из его рта вырывались тихие постанывания, граничащие с рычанием.
— Вверх, радость моя, — произносит Доминик, и я снова поднимаю на него глаза. Губы покидают его член, но рука продолжает ласкать возбужденную плоть.
Я приподнимаюсь и Доминик сразу же притягивает меня к себе, накрывая губы своими.
— Хочу в тебя, но не сейчас, радость моя. Обещаю, что это время настанет совсем скоро, но тогда тебе придется пожалеть о том, что так сильно дразнила меня, — стонет, когда от жарких поцелуев в легких больше не хватает воздуха и приходится прервать поцелуй.
Он укладывает меня на кровать. Всё ещё возбужденная, я ёрзаю, не в силах найти покоя. Перелегла на бок, перевернулась на живот, снова на бок.
— К Баалу все! — рычит он и оказывается рядом. — На спину, — в голосе звучит приказ. И от этого властного голоса тело пронзает разрядом возбуждения.
Он развел мои ноги шире, устроившись между ними.
Я громко выдохнула, почувствовав, как его возбуждение невесомо коснулось клитора. Доминик усмехнувшись, проделал так ещё несколько раз.
— Я тоже умею дразнить, — жарко прошептал на ухо, а потом без предупреждения вошел.
Перед глазами замерцали яркие вспышки, я впилась ногтями в его спину.
Несколько резких толчков во всю длину и всё смешалось. Я, он, пространство вокруг: все стало круговоротом блаженства, а время словно остановилось. Яркое сияние или плод моего воображения или явь, всё переливается искрясь, где-то чудится запах дыма.
— Я..., — выдохнула, содрогаясь. Перед глазами поплыло от концентрированного экстаза, когда почувствовала, как Доминик, будучи и сам на грани, проникает особенно глубоко и, сжав мою талию руками до боли, кончает.
Стараюсь привести дыхание в порядок и громко выдыхаю, когда Доминик выходит из меня.
— Прости, — шепчет он, смотря на свои руки.
Я пытаюсь проследить за его взглядом, но он загораживает всё головой.
— Не смотри.
— Что там?
— Не смотри.
Его голос необычайно и непривычно тих. Воспротивившись, я вижу черные, будто живые линии перекатывающиеся по рукам Доминика и его удлиннившиеся ногти превратившиеся в острые черные когти. На моей талии ярко-фиолетовые синяки с кровоподтеками.
Вопреки всему я не испугана, хотя должна была хоть немного испугаться.
Внимательно изучаю узоры на его руках в которые складываются шевелящиеся линии.
— Что-то горит? — принюхавшись, спросила я.
— Занавески, — спокойно ответил он.
Щелчок пальцами и огонь оставил ткань, испарившись. О его существовании напоминала только круглая дыра в ткани.
— Это я сделала?
— Энергия нашла выход, — ответил Доминик не смотря на меня.
— Я что-то сделала не так?
— Нет, — даже не повернулся.
Я встала с кровати и обошла её, чтобы встать прямо перед ним. Он избегал моего взгляда.
— Покажи ещё, пожалуйста.
— Я же просил не смотреть. Каждый, кто видел отметины Владыки если не сходили с ума, то умирали. Почему ты не послушала меня?
— Они красивые, — тихо сказала я, присаживаясь рядом, взяв его (уже ставшую обычной) руку в свою.
— Что? — переспросил он.
— Они красивые, — повторила я, потому что в самом деле так считала.
— Радость моя, ты абсолютно сумасшедшая,— он притянул меня к себе.
— А эти отметины... они вели себя как живые, почему?
— Потому что отражают часть моего естества. Из-за жажды обладать тобой я не смог сдержать часть своей сущности. Ляг, я заберу твои травмы.
— Нет.
— Ложись.
— Мне не больно.
— Я сказал тебе лечь, значит, нужно лечь.
— Я попрошу Луизу излечить. Она просто лечит, она не забирает себе чужие болезни. Я не хочу, чтобы ты страдал
— Луиза? Та, которая мыла кастрюли с тобой сегодня?
— Да. Я еще спросить хотела, можно?
— Спрашивай.
— Есть целители, как Луиза. А кто я? Если в то время, как мы... — я сделала паузу, не в силах произнести название тому, чем мы занимались.
— Во время занятия сексом, Агата. Это называется «секс», акт любви, акт похоти. Ты способна опуститься передо мной на колени, но не можешь сказать слово «секс»? — он расхохотался.
— Пока это было между нами, что-то произошло и я почувствовала небывалую мощь, все стало таким ярким, я была везде и нигде одновременно. Это магия?
— Поскольку тебя никто не учил магии, ты не умеешь ею пользоваться, привыкла запечатывать свое сознание. А в момент соития, твои мысли были заняты кое-чем другим, поэтому ты вошла в поток и спалила занавески. Но не переживай, они мне тоже не нравились, — он откровенно веселился, сверкая жёлтыми глазами и мне хотелось ударить его чем-нибудь тяжелым.
— В поток?
— Магия пронизывает мир, сейчас меньше, чем раньше, но... — он потер подбородок, — представь себе течение реки. Нет. Давай так. Сядь ко мне на колени.
Я недоверчиво покосилась на него, все ещё полунагого.
— Я покажу тебе, как входить в поток. Если не будешь провоцировать меня на непотребства.
— Кто кого ещё провоцирует, — пробурчала я, но послушалась.
— Закрой глаза. Представь, как движется воздух, придай ему цвет, например...
— Красно-оранжевый, — прошептала я.
— Представь, как он окутывает тебя, проходит сквозь тебя. Ты можешь прикоснуться к нему, позволить проникнуть в каждую клеточку твоего тела.
— Щекотно и... тепло!
— Открой для этого потока разум, не открывай глаз, вытяни руку и медленно раскрой ладонь. Что ты чувствуешь?
— Жар. Приятный жар. Как будто я нашла что-то, что давно-давно потеряла.
— Открой глаза, не двигайся.
Когда я послушалась, то увидела, что на моей руке плясал огонь. Пламя было ярким, но не обжигало, дарило умиротворение. Голова кружилась, в сердце тоже полыхал пожар.
Внезапно разум заполонила слепая ненависть, пламя подскочило выше до потолка, облизав балки.
Неплохо было бы все здесь сжечь дотла, смотреть, как мой огонь всё пожирает, не оставляя и следа от жизни, сеет хаос и смерть.
Безумный смех вырвался из груди и я вскочила с колен Доминика, но не успела дойти и до двери, когда он сгреб меня в охапку.
— Пусти! — рыкнула я, вырываясь.
— Ты слишком глубоко нырнула, уже хватит.
— Отпусти!
— Пока не вернешься, не отпущу.
Внезапно меня словно окатили ледяной водой. Меня затрясло и объятия Доминика единственное, что не давало упасть.
— Ты хотела узнать кто ты? Узнала?
Я покачала головой.
— Хаос. Проводник чистого и первозданного ядра хаоса, несущая смерть.