9 дней
Больничная палата плавала в болезненно-зеленом тумане, жужжание аппаратов отдавалось у меня в голове постоянным гулом. Я попыталась пошевелиться, заговорить, но мое тело было словно налито свинцом и не реагировало.
- Ты жив... - прохрипел чей-то голос, тонкий и дрожащий, шепот, который, казалось, доносился откуда-то издалека. "но… ты умер девять дней назад”.
Мои глаза, отяжелевшие, словно набитые песком, наконец-то сфокусировались. В другом конце комнаты, уставившись на меня со смесью недоверия и ужаса, стоял мой друг Сергей. Его лицо было бледным, глаза покраснели, обычный озорной блеск сменился проблеском страха.
- Сергей?.. - прохрипел я, звук был похож на скрежет гравия по камню. От этого усилия у меня перехватило дыхание, а грудь сдавило.
- Это... это чудо, - пробормотал он, заикаясь, его руки дрожали. “Ты… тебя не должно здесь быть. Все думали... Его голос прервался, он задыхался от волнения.
В голове у меня все смешалось. Я вспомнил острую боль, внезапную тишину, темноту. А затем холодную пустоту. Но… Я был здесь. Живой. Или это был я?
Врачи, вихрь белых халатов и приглушенный шепот, подтвердили мои подозрения. Они были сбиты с толку. Мое сердце замерло на девять минут. Девять минут абсолютной тишины, полной смерти. Затем, так же внезапно, все началось сначала. Они называли это медицинским чудом.
Но чудо ощущалось как проклятие. Я вернулся не таким, как прежде. Мир казался другим, приглушенным. Тепло солнца казалось чужим, а вкус воды горьким. Знакомые лица моих друзей и членов семьи были окутаны пеленой печали, их улыбки были натянутыми, смех натянутым.
Я был призраком в своей собственной жизни. Мои друзья, неспособные понять, что, по их мнению, возвращение невозможно, относились ко мне со смесью благоговения и страха. Они говорили обо мне вполголоса, как о хрупкой фарфоровой кукле, боясь меня сломать. Моя семья, тем временем, держала меня на расстоянии, их горе было слишком болезненным, чтобы вынести его.
Я пыталась объяснить, передать пустоту, которую чувствовала внутри, пустоту, которая заменила живость жизни. Но слова застряли у меня в горле, сдавленные тяжестью пережитого. Я был чужим самому себе, запертым в теле, которое казалось чужим, призраком в моей собственной жизни.
Однажды ночью, когда луна заливала город серебряным светом, Сергей сидел у моей кровати. Его глаза, обычно искрящиеся смехом, были полны глубокой печали.
“Ты уже не та, что прежде”, - сказал он, и его голос был едва слышен. “Ты... ты уже не тот”.
Он был прав. Я - нет. Я был тенью самого себя прежнего, пустым сосудом, преследуемым эхом утраченной жизни.
Но затем, когда он заговорил, его слова достигли меня, словно легкий ветерок, пронесшийся по пустынному ландшафту моей души, и я почувствовала вспышку. Намек на тепло, искру чего-то, что я считала утраченным навсегда.
Возможно, я понял, что чудом было не мое возвращение к жизни, а шанс начать все сначала. Шанс найти себя, перестроить свою жизнь, кирпичик за кирпичиком, в тени пропасти, которую я увидел мельком.
Путешествие будет нелегким. Пустота останется, как постоянное напоминание о хрупкости жизни, о ценности каждого вздоха. Но в его глазах, в его руке, которую он положил на мою, я увидела проблеск надежды. Надежда на то, что, несмотря на темноту, я смогу найти свой путь обратно к свету.