Акулий король

- Выпьешь ещё?

Тот вечер Камилла Морган провела в баре с одинокой подругой, которая, как и она сама, всегда была в постоянном поиске человека, способном составить ей компанию - не исключительно для одной только ночи развлечений или приятного аперитива перед ужином, но, быть может, таком, кто смог бы встретиться раз или другой снова и снова, чтобы она что-нибудь с него поимела.

Камилла знала: у неё были опиумные поцелуи и улыбка, полная льда: она казалась стервой и была стервой, и мужчинам такое нравилось. Изящно облокотившись о барную стойку и подтянув на бедре кружевную резинку гладкого дорогого чулка, выглянувшего в разрез юбки, она - конечно, нарочито - тряхнула волосами такого редкого отлива, что они казались почти платиновыми, и с ленцой ответила:

- Нет. Сегодня здесь ловить нечего.

Подруга согласилась, кивнула. Камилла же, взяв в руку бокал для мартини из тонкого стекла, опрокинула его в себя с такой странной жадностью, что зелёная оливка на дне едва не соскользнула ей в рот. Поставив опустошённый бокал обратно на бордовую салфетку, Камилла потянулась к руке бармена и бесцеремонно, но с обаятельной улыбкой взяв его за запястье, посмотрела на циферблат наручных часов. Юноша улыбнулся ей в ответ. Он часто видел эту женщину здесь, за стойкой, и почти каждый раз - в компании совершенно разных мужчин.

- Я вызову такси, - сказала Камилла подруге, и улыбка её погасла, как свет выключенных прожекторов.

Лицо стало похоже на покинутый праздничный зал, несомненно красивое, но до странного неприятное из-за деловитого, сухого выражения.

- Не выпьешь со мной ещё? - подруге было скучно, она не хотела уезжать.

Камилла покачала головой.

Она, быть может, и вовсе не отправилась бы в бар, держи Коди слово: он обещал провести этот вечер с ней, только вдвоём. Они не стали бы покидать её квартиру в Гленко. Заперевшись там, в уютном гнёздышке на восемнадцатом этаже, она показала бы, как сильно умеет его любить. Такой страсти, такой нежности и отдачи он не получил бы ни от одной своей любовницы, и тем более, ни от полуживой инфантильной скромницы-жёнушки Лучетти, которую Камилла презирала всем сердцем потому, что она овладела таким мужчиной, как Коди, и имела его в своем свободном распоряжении - но что именно делать с ним, не знала.

Всё равно что обладать огромным счётом в банке и совершенно его не тратить.

Однако Камилла терпеливо ждала Коди несколько часов, а он так и не приехал. Что же, он не сдержал слово - много ли взять с молодого горячего мужчины? Камилла знала ответ и поджала губы.

В последнее время всё не клеилось, и своё волнение она предпочитала топить в дорогом алкоголе.

Уснув вчера опьяневшей от вина и шампанского, после того, как Коди ушёл, она старалась не вспоминать причины этого похмелья целый день, хотя она точила её изнутри.

Сын ею пренебрёг, отец разменял, как малоценную монету, на другую женщину.

Камилла не обманывалась насчёт Донни. Он никогда не любил её и не ревновал; единственное, за чем он пристально и даже ревностно следил - за её здоровьем, опять же, в силу собственного эгоизма.

- Мне не нужна чужая грязь, - жёстко повторял он не единожды за долгих пять лет, в течение которых она с ним спала. - Не тащи это ко мне в постель. Если хочешь со мной спать, будь чистоплотнее.

Камилла ухмылялась: своей параноидальной категоричностью Мальяно её веселил. Что же, он думал, она безо всяких гарантий, будучи только лишь его постоянной любовницей, станет хранить ему трогательную верность? Он хорошо знал её кошачью свободолюбивую натуру и морщился, когда она шутила про брак и обязательства.

- Ты американка, - как наживую резал Донни, словно это было камнем преткновения между ними.

- И что с того? Трахать мою американскую задницу тебя вполне устраивает? И как я помню, все твои бывшие жёны были тоже американки.

Он молчал, но ответ был читаем в его глазах: только на это ты и годишься.

- Я связался с американкой однажды, - равнодушно сказал он. - Она родила мне совершенно непокорного глупца. Нет, больше я такой ошибки не совершу.

- Ублюдок, - со вкусом, смакуя каждый слог, тянула Камилла, качая головой. Она знала, что он говорил про мать Коди.

После таких разговоров у них неизменно был секс, во время которого она отыгрывалась на нём.

И хотя отчасти она ненавидела Донни Мальяно и его снобизм, и его небрежение к ней, и отношение такое, словно она была его подчинённой - его красивой игрушкой, но регулярно посещала доктора в дорогой клинике, и каждый такой поход был проконтролирован и оплачен с его стороны.

Сколько всего Камилла смогла позволить себе за последние пять лет? Оказавшись в постели теневого короля Чикаго, она сорвала джек-пот и не могла его потерять. И дело было не только в деньгах, драгоценностях, дорогих подарках, поездках на лучшие курорты и спа, во время которых далеко не всегда Мальяно её сопровождал: он работал в поте лица у себя в особняке, прямо пчёлка, истинный труженик!

Но решающими были его защита от любых неприятностей, его протекция, его имя, которое Камилле даже не нужно было упоминать: все, от самых мелких сошек вроде официантов и клубных вышибал до элиты в высших кругах общества знали, чья она женщина, и такой обласканной вниманием, такой трепетно обслуженной, такой значимой Камилла никогда себя не чувствовала.

Она знала. Пока Донни с ней спит, она - самая защищённая женщина не только во всём Чикаго, а везде, куда распространяется его могущество и влияние.

Расстаться с этим всем будет невыносимо тяжко. Придётся искать нового любовника и новую защиту, но такой, как с Донни - это было ясно - она не получит ни с кем.

Она села в такси и быстро добралась до дома. Хмельная, прошла мимо консьержа, не здороваясь, и нажала на кнопку лифта. Ноги, уставшие от узких туфель на шпильках, гудели; голова болела. В груди было мутно. На сердце - тошно. Добравшись до нужного этажа, она поискала в маленькой сверкающей сумочке ключи. У соседей за стеной было шумно: возможно, они устроили вечеринку.

- Ты даже не купил мне эту квартиру, скупой ублюдок, - процедила Камилла, раздражённо проворачивая ключ в замке, в который попала не сразу.

Она только что поняла, что Донни попросит её съехать отсюда, когда между ними всё будет кончено. Но куда она подастся? Конечно, на её сберегательном счёте хранилось сколько-нибудь накоплений, но она предпочитала не влезать в него - и потом, это был вопрос репутации. Никогда прежде она не платила за жильё сама.

Что бесило особенно сильно, Мальяно отнял у неё пять лет молодости, пять лет возможностей найти себе кого посерьезнее, но самое страшное - он отнял у неё Коди.

Словно откликнувшись её мыслям, Коди вдруг подал голос из гостиной - и Камилла схлынула с лица, быстро закрыв за собой дверь. Он здесь? Он дома? Она не разобрала, что это был за звук - кажется, стон, и, не разуваясь по-американской привычке, простучала каблучками по лакированному полу.

В гостиной, на большом светло-розовом диване, в свете луны из огромного окна с раздвинутыми жалюзи лежал смертельно-бледный Коди, весь избитый, отёчный от жестоких ударов, которые пришлись на его лицо и тело. Кто-то так отделал его, что на нём не осталось живого места.

Камилла не помнила, как бросилась к Коди, как упала перед ним на колени, ласково воркуя что-то успокаивающее - а потом ринулась на кухню, когда он не открывая глаз спросил аспирин и виски.

Она всё принесла в мгновение ока, на ходу сбросив пальто в кресло. Руки её дрожали, когда она нежно коснулась плечи Коди, но он оттолкнул её, озлобленный и гневный - и, забрав стакан воды с таблеткой, поднялся, сел.

- Где виски? - спросил он.

Его левый глаз сильно заплыл, правая щека отекла, под глазами залегли синяки.

- Сначала выпей это... - начала было Камилла, но тут же получила хлёсткую пощёчину - и заткнулась.

От кого другого она бы не стерпела. Ответила бы сама так, что располосовала сволочи лицо - от кого другого, это да, но не от Коди. Она любила Коди и могла простить ему буквально всё: это был не первый раз, когда он отвешивал ей пинок или толчок, и не первый раз, когда она извиняла его.

- Неси виски, мать твою! - рявкнул он. - И делай то, что я сказал, сразу, уяснила?

Она кивнула, пытаясь скрыть слёзы, навернувшиеся на глаза - пускай рука у него была тяжёлой, но плакала она не из-за боли: от обиды только. Она быстро принесла из бара тонкостекольный декантер с виски. Напитка в нём было немного, может, на порцию. Всё так же подрагивая, Камилла протянула Кодиаку стакан, пробормотав, что сейчас принесёт лёд, однако тот метнул стакан в стену. Стекло рассыпалось на множество мелких острых осколков; Камилла оцепенела. Никогда прежде она не видела Коди таким злым, даже когда он был пьян, даже когда что-то не ладилось в его деле. Он был не в себе этой ночью.

Она хотела мягко отступить назад, но он схватил её за запястье и силой притянул к себе. Забрав декантер, выпил из горлышка, а потом широко замахнулся.

Камилла испуганно прильнула к дивану, закрыв свободной рукой голову. Она почувствовала лишь движение воздуха у себя над макушкой. Затем за её спиной декантер разбился о каминную полку.

«Нужно позвонить Донни, - вдруг подумала Камилла, смертельно испугавшись Коди и зная, что только отец с ним и может совладать. - Иначе он прикончит меня, того гляди: он не в себе».

А потом пришло страшное понимание. Нельзя: Донни Мальяно убьет её на месте, если узнает, что она спит с его сыном. В этом вопросе он был дьявольски чистоплотен.

После выпивки Коди несколько отпустило. Он ослабил воротник; заломив брови, тяжело уронил затылок на спинку дивана, закрыл глаза, потёр лоб ладонью. Костяшки пальцев были сбиты: он с кем-то подрался.

Камилла робко коснулась его колен, скользнула ладонями вверх по брюкам, к бёдрам. Обождав немного, пока не покажется, что он не сделает ей ничего дурного, она ласково спросила:

- Любимый. Расскажи мне всё.

- Погоди, - простонал он. - Тебе лишь бы узнать новую сплетню. Сначала дай мне дойти до постели, я смертельно устал. Боже. Помоги подняться.

Оперевшись ей на плечо, он с трудом дошёл до спальни и сел на кровать. Камилла помогла ему снять ботинки, затем расстегнула пиджак и рубашку. Когда она увидела, как расписали его красивое молодое тело, на глаза навернулись слёзы.

- Не разводи сырость, - поморщился он. Камилла поджала губы, стараясь сдержаться. - Не выношу, когда бабы ревут.

- Что ты говоришь, Коди, - напряжённо сказала Камилла, уже громче прежнего, - тебе нужно в больницу.

- Не нужно мне ни в какую больницу! - выругался он и отпихнул её в сторону. - В какую больницу я поеду?! Включай мозги. И скажи спасибо своему любовнику, которого ты ублажаешь за деньги. В другой раз, когда будешь обрабатывать его, не забудь поблагодарить, что его мордовороты меня избили.

- Это сделал твой отец?!

Камилла, поражённая, сказала это и замолчала. Она смотрела на Коди, изувеченного страшными ударами, которые из другого человека, не такого крепкого, вышибли бы весь дух.

И это сделал Донни?!

Она не могла в это поверить. Донни избил сына?! Вернее, приказал избить его: не стал бы он сам работать над этим, о нет, он не привык мараться - так она о нём думала.

- Технически - не он, - хмуро сказал Коди, пряча глаза и опустив ту сцену, когда Донни тряхнул его, как котёнка. Он и так проиграл отцу, которого считал уже никчёмным, ни на что не годным, отжившим своё, однако в последнее время тот пугающе живо поднял голову и доказал ему обратное. - Ладно, принеси что-нибудь холодное, лицо раздувает.

Минут пятнадцать спустя, с грелкой, полной льда, прижимаемой то к брови, то к щеке, то к подбородку, Коди страстно, в красках, сдобрив рассказ крепкой бранью, поведал всё Камилле.

Она была шокирована. В крови её кипел гнев.

Коди не рассказал ей про Цви; он всё же был Мальяно и не до конца потерял разум, так что ограничился просто тем, что «ошибся на работе».

- Какой же должна быть эта ошибка, - произнесла Камилла.

- Ему неважно, какой, - огрызнулся Коди. - Мне не прощают даже самой маленькой. Накануне взъелся за меня на другое, отчитал, как мальчишку - не так вздохнул при нём, не так закатил глаза, не то сделал...

- Тебе нужно быть осторожнее, - упрекнула Камилла, ласково погладив его по щеке. Коди сощурился. - Пока он не переломал тебя. Милый, твой отец - страшный человек. Прошу, не переходи ему дорогу; он ведь тебя раздавит и даже не обернётся.

- Ты зря так думаешь. Он сентиментален, он и пальцем меня не тронет больше, чем можно, - презрительно бросил Кодиак. - Ты не знаешь его так, как знаю я. Он размяк, потому что плохие годы кончились; он говорит, посев прошёл, началась жатва - вот и пожинает всё, что сделал за последний десяток лет, а сделал он немало. Только он не понимает, что для нашей семьи сейчас лучше. Он возится с Фрэнни, поселил рядом с собой Анжело и Алессию, теперь ещё притащил эту девчонку. У него и так полно детей: если сейчас она тоже зачнёт, боюсь, мне придётся впервые задушить младенца в колыбели. Мы, конечно, богаты, но не только в деньгах дело. Дело в бизнесе.

Камилла вскинула брови, сделав глоток вина, которое принесла с кухни. Кодиак потянулся за своим. Они сидели друг против друга ещё одетыми в то, в чём и были - но оба знали, что эта ночь закончится иначе. Пока можно было никуда не торопиться.

- Ты думаешь, всё так серьёзно? Он же одержим своей безопасностью. - Она усмехнулась. - Даже мне он велел поставить спираль, хотя знал, что...

Она запнулась, задумчиво посмотрев на скомканное шёлковое одеяло. Она предупредила Донни ещё в первую их близость, что он может делать всё, что хочет: у неё никогда не будет детей, она бесплодна. Пыталась много раз в молодости, но всё бесполезно.

Донни Мальяно тогда лишь блеснул узкой полосой улыбки, похожей на холодный оскал:

- Ты плохо знаешь меня, дорогая, - сказал он. - И потом, вряд ли я у тебя один. Не хочется потом неприятных сюрпризов, понимаешь?

Интересно, занимается ли он с той, с другой любовью без презерватива? Требует ли, чтобы она засунула в себя бесполезное противозачаточное? Каков он с ней?

Камилле вдруг страстно захотелось посмотреть на эту девчонку. Она живо спросила у Кодиака, что та из себя представляет.

Он поморщился:

- Маленькая, чернявая, похожа на итальянку или около того - отцу такое нравится; по мне так словно клоп. Но задница симпатичная, объективно, раз даже у моего папаши на неё встал.

Камилла поджала губы. Кодиак с присущим молодому мужчине презрением думал, что Донни - уже отжитый материал; зря он так, противника нельзя недооценивать. Она заметила:

- И что же она, живёт в его доме?

- Она спит с ним, полагаю, в его постели, - улыбнулся Коди. - До того единственными так делали лишь его жёны. Любовниц он не водил в особняк.

- Тогда, полагаю, очень скоро я останусь безработной, - пошутила она, стараясь скрыть свою злость, - как ты мечтал.

Некоторое время они пили молча; затем, до конца раздев Кодиака и раздевшись сама, Камилла приласкала его - ей нужно было куда-то деть энергию, и сегодня как никогда хотелось почувствовать себя живой и желанной.

Новость о том, что её вот так променяли на другую, ещё и весьма обычную девушку, пускай и молоденькую, больно задела самолюбие.

Когда Коди получил что хотел и со стоном отвалился на подушки, Камилла, поднявшись с колен, улеглась к нему, погасив верхний свет хлопком. Они обнялись. В темноте и при звуках ночного Чикаго - даже сейчас он не спал - она поделилась с ним одной мыслью.

- Я хочу взглянуть на неё, - сказала Камилла, мягко поглаживая его руку у себя на бедре. Коди вскинул брови.

- Заело, что появилась конкурентка?

Она с улыбкой покачала головой, потянулась к его подбородку:

- Для меня существуешь только ты; твой отец - просто мешок с деньгами. Меня воротит его обслуживать, так что я даже рада, что всё так вышло. Но я подумала... - она стала осторожнее, ступая на скользкую почву. - Почему бы не избавить тебя от лишнего фактора риска? Да и себя заодно. Ведь если я не буду работать на него, наши встречи притормозят некоторые... осложнения.

Коди поморщился. Заложил руку за голову, развалившись под тонким покрывалом.

- Это какие? Имеешь в виду деньги? Придётся искать нового спонсора, ну конечно.

- Это моя работа, - заметила Камилла. - И конечно, придётся. А ещё твой отец не будет так доверять мне. На многое сейчас из того, что я делаю, он закрывает глаза; потом уже не станет. И ещё, зачем вам в доме кто-то чужой?

- Ты однозначно плохо знаешь моего папашу, - рассмеялся Коди. - Если что засело ему в голову, то его уже никто не переубедит. Бесполезно строить козни, каверзы, соблазнять его. Своего решения он не изменит, да и делать это опасно.

- Я знаю Донни, - с упрёком сказала Камилла. - И ни о чём таком даже не думала. Но вот его пассию не знаю совершенно, и что-то подсказывает мне, она совсем не так опытна, как его предыдущие любовницы, если судить по тому, что ты мне сказал.

Кодиак с любопытством повернулся на бок. Любуясь на изящное, полное потаённой внутренней силы лицо Камиллы Морган - в глазах её горел неясный ему огонёк, и за это Коди её и любил - он спросил:

- Что именно ты задумала?

2

Три дня после случившегося Донни казался очень спокоен.

Он запирался у себя в кабинете на весь день и деловые вопросы решал там, не планируя покидать особняк. С Шарлиз ему не было тяжело договориться; он попросил её некоторое время ночевать в собственной спальне, когда вернулся тем злополучным вечером после разборки с сыном - не объясняясь и не оправдываясь, и ожидал недовольного лица в ответ.

Без обид и истерик, девушка поступила так, как он пожелал, не упрекнув его даже взглядом.

Единственное, что она спросила при той встрече - всё ли с ним хорошо.

Вопрос был задан мягко и заботливо, но не навязчиво; он мог не отвечать подробно, если не хотел. Это был вопрос, заданный тоном человека, которому ты искренно небезразличен. Донни был ей за это благодарен и сказал, что у него наметились проблемы на работе, потому в ближайшие дни он будет много пропадать у себя и, скорее всего, окажется очень занят.

Шарлиз немного погрустнела, и её печальное лицо растрогало Донни.

- Ну что ты, - мягко сказал он, притянув её к себе ближе и придержав пальцами за скулы. - Что ты. Это займёт не очень много времени. Так, дня три, может быть, четыре.

- Я всё понимаю, - смиренно сказала Шарлиз и легла ему в ладонь щекой. - Обещаю, что не потревожу и найду себе занятие.

- Mia ragazza,моя девочка (ит.) - улыбнулся он. - Я попрошу Алессию не оставлять тебя. Ты не заскучаешь, обещаю. А ещё вся библиотека в твоём распоряжении, и если что понадобится или захочешь прокатиться в город, смело обращайся к Витале - он устроит тебе хоть экскурсию, хоть что... было бы твоё желание.

По её глазам он понял: она не станет ни о чём просить Витале - и зауважал её за это. В Шарлиз была крепка тонкая грань между дозволенным максимумом и чувством собственного достоинства. И было ещё в ней что-то, чего Донни никак не мог распознать, раскусить. Это-то его и привлекало. Она вела себя совершенно не так, как в пансионе: там Шарлиз казалась запуганной большеглазой сиротой, здесь вела себя с достоинством аристократки, ну почти принцессы - и он с умилением так и прозвал её про себя, не желая смутить этой ласковой кличкой... кого?

Свою женщину?

Свою возлюбленную?

Свою любовницу?

Своё мимолётное, но страстное увлечение?

Он не смог быть честным с собой и назвать вещи своими словами, но ту последнюю ночь накануне нескольких ночей одиночества и воздержания не отпустил Шарлиз.

Они медленно, долго занимались любовью, едва стих последний закатный свет. Когда всё кончилось и девушка уснула, прижавшись к его груди лицом и греясь от тепла его тела, он смотрел в темноту и думал, что будет дальше - с ней, с Кодиаком, с братьями Айела, с Ритой, с ним самим.

В голове его, слишком тяжёлой ото всех этих мельтешащих мыслей, требующих решения - его решения - наслаивались друг на друга разные картинки прошлого и будущего. Нежное лицо Шарлиз обращалось в тонкое и холодное лицо Камиллы Морган, волосы Шарлиз выцветали, седели, блёкли, пока не становились платяными - а потом были всё короче и короче... и Донни на пересечении сна и яви видел уже Цви Отто с неприятно ухмыляющимся большим жабьим ртом. Лица плыли, сменялись, как в калейдоскопе, перетекали из одного в другое.

Донни Мальяно, тревожно дёрнув кадыком, обнял Шарлиз за плечи, пригрудил к себе и уснул, успокоившись последней чёткой мыслью: «По крайней мере, она пока что со мной».

Это внушало ему некоторую уверенность в завтрашнем дне, хотя дни эти стремительно сменялись, и очень скоро, понимал Донни, ему нужно будет отпустить девушку.

Или не отпускать вовсе.

3

В три дня, в которые Донни был так занят, что выходил из кабинета только на обед - и то не всегда, и был бледен и задумчив, и много курил, и часто просил Алессию принести еду ему и его гостям прямо к рабочему столу - Шарлиз измучилась.

Она честно пыталась найти себе занятие, но мысли её были мыслями влюбившейся молодой женщины, и она неизменно возвращалась к объекту своего желания, который был от неё так близко. Протяни руку - и он тут.

Но каждый раз, желая хотя бы заговорить с ним, приласкать как-нибудь в редкие встречи за обеденным столом, она одёргивала себя. Он же просил не лезть.

Донни выглядел хмурым и тяжело обременённым какими-то своими, непонятными Шарлиз заботами. Он почти даже не смотрел на неё в те дни, не желая отвлекаться, и голова его была занята другим. Он не общался ни с кем из домашних дольше чем парой слов и постоянно стремился закрыться у себя.

Поток посетителей в его кабинете был неиссякаем. К нему постоянно кто-то приходил, стучался, звонил. В дом заходили свойски, без предупреждения. Часто дверь открывали Анжело или Витале: они хлопотали вокруг Донни и казались тоже чем-то очень озабоченными.

Так, Шарлиз поняла, что такое на самом деле иметь любовника-бизнесмена: порой ты словно насовсем лишаешься его. Чувствуя себя птицей, запертой в золотой клетке, и находясь в окружении роскоши - но ничего с этим не могущая поделать, потому что ничем здесь не распоряжалась и была на птичьих же правах, скромная в своих притязаниях

Шарлиз первый день провела за чтением, выбираясь то на террасу из своей комнаты, то на лужайку возле дома. Алессия одолжила ей старое клетчатое одеяло, и Шарлиз легла на него, расстелив поверх травы.

В библиотеке Донни она нашла сентиментальный том «Любовные письма великих людей, покорившие мир»: книга казалась совсем нетронутой, и Шарлиз, заинтересовавшись ею, всерьёз увлеклась чтением на несколько часов. Сама того не зная, она здорово мешала дону Мальяно работать, поскольку окна его кабинета выходили и на лужайку в том числе, так что он порой нет-нет но глядел на свою милую зазнобу, на её вздёрнутые вверх изящные лодыжки в тонких тёмных чулках, на изгибы тела под юбкой, на запястья, выглядывавшие из-под широких рукавов кашемирового свитера.

Донни впервые за долгие годы, изнывая, захотел оказаться по ту сторону стен, не в цитадели собственного кабинета, где всё было нерушимо и неукоснительно выстроено по его собственной линеечке, где всё имело строгий порядок и каждая минута была расписана в толстом кожаном блокноте, который старательно вёл Витале, кругом следовавший за ним, словно тень.

С сочувствием поглядывая на дона, словно один он, Витале Россо, видел, что на самом деле лежит у хозяина на сердце, однако ничего не говорил.

Донни в этом сочувствии не нуждался.

В первый же день одиночества Алессия сказала Шарлиз за ужином, когда та, понурая, без охоты ковыряла вилкой средиземноморский салат с гребешками:

- Если ты будешь такой кислой, милушка мояпросторечное, папа не обрадуется: мужчины не любят печальных женщин. Печаль никого не красит, тем более если в общем-то печалится не о чем.

- Я просто немножко устала читать, вот и всё, - соврала Шарлиз и зябко поёжилась. Холод, который она ощутила, шёл изнутри, когда она вспомнила, что сегодня будет ночевать одна.

Вот казалось бы, что за блажь: проведи она всего три ночи в его спальне - и уже появилась нужда вернуться туда. Стыдно ей не было. Она не смущалась того, что чувствовала, хотя пока что не знала, чего именно хотела добиться от этого странного, но страстного романа.

Она решила, что поплывёт по течению, и будь что будет.

- Рассказывай мне, - усмехнулась Алессия, забрав светлые волосы за уши, и сняла фартук, повесив его на спинку стула. Весь день она хлопотала на кухне и по дому и здорово устала. Сколько бы Шарлиз ни предлагала ей свою помощь, Алессия неизменно отказывала. - Назавтра же у меня для тебя будет задача. Считай, поручение из лёгких.

- Какое же? - оживилась Шарлиз. Признаться, быть в одном доме с Донни Мальяно сейчас ей было невыносимо. Разреши ей кто-нибудь, и она кружила бы у его кабинета, как кошка.

- Рита попросила забрать её краски из художественного магазина, - Алессия поморщилась. - Он в другом конце города, и я как раз хотела туда съездить... но сейчас подумала, почему бы тебе не отправиться по моим делам? А я в это время займусь готовкой и уборкой. В этих домах, чёрт возьми, всегда найдётся работа.

Шарлиз с упрёком вздохнула:

- И ты гонишь меня прочь и отказываешься от помощи? Я тебя не понимаю.

- Мне это в удовольствие, - пояснила Алессия. - Я люблю заниматься хозяйством, вожусь здесь с приязнью. За папой ухаживать сущее блаженство. Он добр и неприхотлив, и очень опрятен, это ты уже успела заметить.

- Да, - согласилась Шарлиз. - Скажи, а почему бы ему не нанять домработницу? Кухарку? При всех-то его деньгах.

Алессия помедлила с ответом, и Шарлиз смущённо прибавила, теребя край салфетки:

- Прости, если вопрос оказался в лоб. Понимаю, чужие деньги считать не принято.

- Дело не в них, - задумчиво ответила Алессия. - И вопрос вполне нормален, только я думаю, как ответить на него и тебе не соврать. Понимаешь, Мальяно - семья совершенно особенная. - Она выразительно взглянула на Шарлиз, остановив на ней свои серые глаза. Странно, но при всей этой серебристой стали, мерцавшей у влажного зрачка, они не казались холодными, а были полны света. - Ты, наверное, уже могла заметить, что живут они очень обособленно и чужаков возле себя не терпят.

- Да, - согласилась Шарлиз. - Это так.

- Тебя это не удивляет?

Шарлиз легко пожала плечами, мол, у всех свои причуды. Алессия отпила чай прежде, чем продолжить:

- Папа очень недоверчив, когда дело касается его личного хозяйства. Прежде им занимались его жёны. Не скажу, что всем им это нравилось, - Алессия улыбнулась. - Во всяком случае, я это слышала от старших детей, сама-то я не застала большую часть времени, как он был женат...

- Я знаю, что он женился четырежды, - осторожно сказала Шарлиз и опустила ресницы.

Тема была тонкая, острая, и ей не хотелось о неё порезаться - и порезать своё сердце. У влюблённых оно такое хрупкое, что его можно ранить шутя. Алессия со всем доступным ей тактом сказала:

- Так и есть. Но я бы не назвала эти союзы счастливыми. Во всяком случае, по тому, о чём узнала от него и от Анжело.

Шарлиз кивнула и не стала расспрашивать. Если Алессия захочет, расскажет сама. Если нет, значит, ей пока что не нужно ничего знать. Деловито сметая крошки со стола в одну маленькую кучку, она нарочно сосредоточила свой ум на этом простеньком занятии, понимая, что пытается отвлечься и не думать о том, что Донни четыре раза ждал у алтаря женщин, которые, быть может, были знатнее, интереснее, во всех отношениях успешнее, умнее и красивее неё, и которые чем-то так зацепили его, что он пускай не навсегда, но увлекался ими настолько, что предлагал свои руку и сердце. Она старалась не воображать, как они выглядели, как на него смотрели и хуже того - как он смотрел на них, и как они занимались с ним любовью...

Он ласкал их на той же кровати, на которой вчера спал с ней, с Шарлиз? Он целовал их так же, как её? Они были уже не только его женщинами: они рожали ему детей, а дети - это связь навсегда... Пытаясь справиться с этой волной мыслей, Шарлиз напрягла челюсти, на лбу появилась тонкая поперечная морщинка. Алессия заметила это, понимающе улыбнувшись одними только уголками губ, так, едва заметно.

Сколько-то лет он принадлежал другим женщинам, пока она, Шарлиз, даже не родилась - и когда был молод, влюблялся, и ему разбивали сердце, и он разбивал чужие сердца. А сколько кроме жён у него было любовниц - в последние годы и когда он был женат? Таких же, как она? Лучше, чем она?

Шарлиз ни от чего стало вдруг мучительно больно, и она, проглотив эту боль, как раскалённый гвоздь, впервые узнала, что мучиться от ревности очень неприятно. «Какая... несусветная глупость», - рассердилась она на себя. Ей нужно взять себя в руки. Опомниться наконец и понять, что она ему никто, и прав на Донни Мальяно она не имеет совершенно никаких - и пролетят ещё две недели, как ей придётся вернуться обратно в пансион. О каких-то других вариантах думать пока рано. Шарлиз была не из тех людей, кто имел привычку делить шкуру не убитого медведя. Она хорошо понимала, что Донни имел право просто выкинуть её из дома, мыслей и сердца, и особой точкой его заботы и участия будет небрежно брошенное Витале указание, мол, напиши про эту девушку что-нибудь хорошее в письмо. Порекомендуй её секретаршей в неплохую конторку, чтобы после учёбы она не осталась на улице и не попала в дурную компанию: она неплохо развлекла меня в тот месяц, и я вспоминаю об этом с нежностью. Прощай, Шарлиз.

Всё это так ярко пронеслось у неё в голове, что она не слышала ни единого слова Алессии. Только когда та коснулась запястья Шарлиз, девушка вздрогнула и подняла на неё испуганный взгляд.

«Боже, - поняла Алессия в тот же миг, - бедняжка совершенно потеряна. Её снедает столько разных чувств, что страшно подумать, какой ад творится в её бедной голове!».

- Знаешь, - ласково сказала она, - давай выйдем на террасу, выпьем чаю там, снаружи. Возьми свою чашку и блюдце с крендельками, а я возьму джем...

Очень быстро Алессия организовала чаепитие, и Шарлиз, благодарная ей за это, устроилась в плетёном уютном кресле возле изящного металлического столика, кутаясь в толстую кофту, наброшенную поверх свитера. Алессия, щурясь, пила чай. Ветер развевал парок от чашки в воздухе; на террасе сильно пахло водой - запах этот доносился с Мичигана. Здесь, на улице, Шарлиз было гораздо легче отвлечься на что-то другое. Она ухватилась взглядом за далёкий кордон возле каменного высокого забора - и за рослую фигуру охранника в костюме, проходившегося взад-вперёд у ограждения. Он был собой хорош, Шарлиз заметила это даже издали - и вдруг подумала, будет ли сравнивать каждого мужчину с Донни Мальяно, и если да, то как долго.

- Рита почти не выезжает никуда из своей студии, - охотно поделилась Алессия. - Вся её жизнь вращается вокруг собственного дома и района, где она живёт. Там очень прилично, кругом сплошь добропорядочные соседи, в высотных домах квартируется чикагская элита: художники, журналисты, писатели, преподаватели, фотографы, молодые бизнесмены... Недалеко от её квартирки открыли четыре спортзала, большой бассейн, танцевальную студию, выставочный зал с картинами - экспозиция там сменяется, между прочим, дважды в сезон. Я молчу о бесконечных модных ресторанах, кафе и бистро, которых там наперечёт.

Шарлиз внимательно слушала, не понимая, к чему ведёт Алессия. Та пожала плечами, запахнув жакет на груди:

- Папа ведёт совершенно другую жизнь. Он построил свой дом здесь, близ озера, и проживает только в окружении определённой компании самых близких людей, которым доверяет. У него есть свой офис, большой, красивый, солидный кабинет в офисном центре. Но он предпочитает большую часть дел вести из дома. Он слишком важный человек в своей компании и предпочитает не растрачиваться по пустякам... понимаешь?

Шарлиз кивнула, всё ещё не в состоянии уловить основную мысль Алессии. Та смягчилась:

- Тебе придётся жить как я или Анжело, если ты останешься здесь, и придётся понять, что господин Мальяно, он... - она запнулась, поискала нужные слова. - Что папа не может принадлежать только тебе. Он отвечает за слишком многих людей. На кону порой стоят людские судьбы, человеческие жизни. Это обратная сторона его богатства, Шарлиз, и с ней нужно считаться.

- Я всё понимаю, - смутилась та, грея ладони о тонкие стенки чашки. - Если в этот день я его чем-то отвлекла...

- Не в этом дело! Я хочу тебе сказать только одно: если ты полагаешь, что он к тебе охладел и в твоей судьбе мало заинтересован или отстранён, всегда помни, что это только кажимость. И не кори, и не терзай себя, просто пережди дни разлуки, как положено, со всем спокойствием.

Шарлиз покраснела до корней волос, не ожидая, что Алессия так быстро её раскусит. Отведя глаза, она пробормотала:

- Неужели это настолько заметно?

- Я замужем за Анжело, а он тоже Мальяно, - улыбнулась Алессия. - И мне едва исполнилось восемнадцать, когда мы поженились. Поверь, я знаю, что такое страстная любовь - и каково это, когда мужчина не может принадлежать тебе полностью. Но Мальяно - такие люди. Для них дело на первом месте, и они никогда не мешают его с семьёй, стараются не посвящать нас в подробности работы. Тебе придётся смириться с тем, что они ведут совершенно особенный образ жизни, не публичный, и бывают такие дни, когда они не принадлежат своим семьям и своим женщинам. Рита... - она помедлила, словно не знала, можно ли в самом деле сказать это Шарлиз. Но девушка очень ей нравилась, а кроме того, Алессия чувствовала, что она нравилась и Донни по-особому, так что имела право знать. - Рита не смогла так жить, хотя выросла в этой семье, по её правилам. Она слишком свободолюбивая и решила жить отдельно от отца, подальше от его опеки и влияния. Она хочет влиться в прогрессивное современное общество, - в голосе её Шарлиз вдруг услышала лёгкое презрение. - Стать среди всей этой городской элиты своей. Такой же, как они. Конечно, старый сицилийский отец-простак и такой же его простенький итальянский бизнес как-то не сочетается с её возвышенным образом художницы и борца за женские права. Ей бы кого помоднее в родственники. Более прогрессивного. Общественно одобренного.

Шарлиз промолчала, взяв печенье: сказанное сильно её впечатлило. Это Донни Мальяно-то не одобрен обществом? Она видела, как на него смотрят, как перед ним расшаркиваются; это у него-то простенький бизнес? Нет, тут Алессия темнит: он, конечно, действительно кажется простоватым по сравнению с теми, кто хочет пустить дешёвую, но эффектную пыль в глаза, и может быть, Рита взаправду стесняется его, потому что он не отвечает образу, которого она придерживается... но перед господином Мальяно выстилаются богачи и его уважают простые люди. Не может всё объясняться так, как это делала Алессия. Шарлиз чувствовала это - и чувствовала, что ей что-то недоговаривают, а точнее, говорят только очень, очень маленький процент от всей правды, но так, чтобы она знала, как правильно вести себя в доме Мальяно, и не творила никаких глупостей.

Что-то крутилось в её голове ещё со дня, как они ездили в собор и встретились там со странным евреем с холодной улыбкой, деловым партнёром Донни, как тот сказал. Какая-то крошечная нестыковка, деталь, которая не давала покоя. Шарлиз обещала себе не забыть об этом и подумать позже, а пока сделала то, что всегда в таких случаях: просто отложила эти знания в сторону, как конспект, в крошечный деревянный ящик мысленной картотеки.

Вслух же она сказала:

- Значит, мне завтра нужно будет проведать Риту?

- Не уверена, что она пригласит тебя на обед, - улыбнулась Алессия. - Не то чтобы Рита очень рада встрече с нашим семейством. Она старается от нас отпочковаться, но сделать это до конца невозможно, когда твой отец...

Вдруг она смолкла, кашлянула, поёрзала в кресле. Не закончив фразу, быстро предложила Шарлиз допить чай и спрятаться в доме: становилось холодно, с Мичигана сильно тянуло, не хватало только простыть. Шарлиз не стала ни о чём расспрашивать: просто сделала всё, что сказала Алессия, а ещё сделала вид, что не заметила, как та прикусила язычок.

И Алессии это очень понравилось.

4

Френк Кьяццо по приказу Дона на следующее утро после встречи с ним - это случилось на другой день, как по клану расползся слух, что дон проучил своего сына в доках, и правильно всё сделал, ведь он не спускал с рук ошибок, тем более таких нарочитых, никому, ни солдату, ни даже любому своему родственнику - снова вызвал машину и направился к Скварчалупи на свалку. Во-первых, требовалось собрать с них процент, принадлежавший дону. Во-вторых, он должен был по задумке довести до Сарто новость о том, что дон Мальяно провёл неформальные переговоры с бандой братьев Айела и отказал им во всех прошениях, так что рабочие отношения с ирландцами остались прежними.

Френки должен был деликатно пояснить Сарто, что если ирландцы вздумают с чем-то обратиться к Сварчалупи, дон будет очень недоволен и сотрудничество с Айела воспримет как личный вызов, а потому будет вынужден принимать меры. Айела выдвинули ему требования, на которые он, дон Мальяно, не может пойти. Он объяснял старшему Айела, почему это невозможно - однако тот был бычьи упрям и к доводам глух, так что дону пришлось немного надавить на Джо, и Джо размяк и скис.

Джонни Роско приехал за Френком к одиннадцати часам, как было условлено, и вдвоём они отправились к Скварчалупи, больше никого с собой не взяв. Это могло вызвать некоторое напряжение у Сарто, к которому Френки в прошлый раз приехал в большем составе, а напряженные отношения - это последнее, что нужно было между двумя сицилийскими семьями, которые всегда друг с другом хорошо сотрудничали.

- Надеюсь, они не будут делать никакой ерунды, Джонни, - сказал Френк уже в десяти минутах езды от свалки. - Но если всё же мозги у них такие маленькие, как о том все твердят, и если Сарто думает больше чем головой кончиком от члена, имей в виду, на этот счёт дон дал точные указания: как станет горячо, прорываемся к машине без особенных человеческих потерь. Потому что за убитых из своей семьи Скварчалупи будут бешено мстить.

- Понял, шеф, - равнодушно отозвался Джонни, держась за руль.

В его зелёных умных глазах, которые отражались в зеркале заднего вида, Френк с большим удовольствием увидел стальной опасный огонёк. А этот Джонни - парень не промах, подумал он. Нужно бы его как-то продвинуть на место потеплее с должности простого водителя, хотя толковый водитель, в общем-то - человек позарез какой нужный в их деле.

На въезде в свалку, организованную так, что нужно было сперва преодолеть простенький кордон и сетчатую стальную решётку, затянувшую большую часть территории, их остановили.

- Привет, Тодд, - Френк приоткрыл окно и не выходя тряхнул за руку одного из племянников Сарто. С ним, щуплым молодым человеком в пёстрой рубашке, было ещё несколько ребят, гораздо крепче него, но таких же помятых и усталых, совсем без лоска, не то что парни Мальяно. - Что-то неважно вы все выглядите.

- Наверно, вирус какой подхватили, - охотно сказал Тодд, и его глаза воровато стрельнули в сторону. - Башка раскалывается. Ты к боссу, Френки?

- Да, - охотно сказал тот, а сам хмыкнул про себя: вирус, ну как же. Знает он имя этого паршивой ирландской заразы. - Мы очень торопимся, у нас сегодня много дел, понимаешь.

- Ещё бы! - подхватил Тодд, но не торопился отойти от машины или подать знак, чтобы ей открыли ворота. - Слушай, Френки, сегодня день, может быть, не очень подходящий. Босс тоже занят. Мы с ребятами его даже не беспокоим. Я бы хотел позвонить ему и сказать, что ты приехал, но...

- Это не займёт много времени, - мягко заметил Френк. Джонни рядом с ним сохранял спокойное, скучающее даже выражение лица, но под пиджаком у него, видел Френки, была наготове кобура с пушкой. Одно лишнее слово или движение, и Джонни не сплохует. - И сегодня какое, пятнадцатое?

- Шестнадцатое, кажется. - Тодд занервничал.

- Тем более. Мы всегда приезжаем в этих числах, сам понимаешь, - Френки покачал головой. - Дон и так спрашивал, как у вас дела. Я имею в виду, я уже получил зуботычину за то, что на пару дней замешкался.

Повисло молчание. Тодд не знал, что делать. Похоже, от старших товарищей он получил приказ никого сюда не впускать, даже Мальяно: это было нехорошо, очень нехорошо. Френки уже помрачнел. Он знал, что придётся доложить дону всё как есть, и что скорее всего со Скварчалупи, скользкими, как ужи, придётся что-то решать - доверия им больше нет. Френк громко, напоказ вздохнул. Тогда Тодд, кажется, пораскинув мозгами как следует, кивнул парням, и те растащили створы сетчатых ворот в стороны.

Мощный коричневый «Бьюик» Френка взрыкнул и подался вперёд, немного увязнув колёсами в грязи, а потом покатил по дороге к двухэтажному дому, отстроенному между чахлых вётел.

Дом у Скварчалупи был беднее, чем у дона, но с претензией: он был похож на все новомодные коттеджи, которыми пестрели каталоги у агентов недвижимости. Несмотря на броскую дороговизну - кичливость напоказ - он казался неряшливым и незаконченным, может быть, потому, что в некоторых его частях до сих пор был заметен проводимый ремонт. Во внутреннем дворике Френки даже увидел огороженный железными щитами котлован.

- Ну и дураки, - усмехнулся Френк и заметил на губах Джонни сухую улыбку. - Они здесь бассейн роют, ты себе можешь это представить, м?

Тот только покачал головой.

Он припарковал машину возле входа, где дежурили два молодчика, очевидно, при оружии. Один из них, в красной рубашке, хорошо знал Френка и пожал ему руку, взявшись проводить в дом. Он сразу предупредил, что босс не настроен принимать гостей, у него нарисовались какие-то семейные проблемы или вроде того - ничего особенного, просто личные дела, из-за которых он всем велел давать от ворот поворот. Френк кивал, отшучивался, а сам, идя по тёмному коридору в полосатых зелёных обоях, понимал, насколько плохо дело.

Сарто Скварчалупи принимал у себя на кухне. Он был ровесник дона Мальяно, или, может, года на два помладше его, но выглядел не в пример хуже. Расплывшийся, обрюзгший, с маленькими чёрными глазками, с венчиком серьёзно поредевших смоляных волос, он был когда-то совсем другим мужчиной - статным, сильным, рослым, но время жестоко с ним обошлось, как и микроинсульт, который он пережил четыре года назад. А ведь когда-то Сарто профессионально занимался боксом и слыл тем ещё Казановой, хотя, по правде сказать, похотливый интерес к женщинам не угас в нём до сих пор.

Когда Френк вошёл в кухню, Сарто в компании двух своих зятьёв и помощника ел картофельного «Гато»: обыкновенную запеканку, прямо из большой чёрной сковороды, поставленной на деревянную досочку. Кажется, Сарто совершенно не удивился его приезду, или, не в пример своим дуракам-родственникам, умел владеть собой.

- А, Френки, - он махнул рукой, активно жуя, - садись скорее, чего стоишь? У нас обед. Давай-давай. Вилку возьми вон там, в шкафу.

- Привет, ребята.

Френк поздоровался со всеми за руку, взял вилку, подсел к мужчинам. Он заметил, какими взглядами обменялись зятья и как уткнулся в клетчатую скатерть чёртов хорёк-помощник: у Сарто не было консильери, потому что и он был не вполне себе обычным доном - так, просто главным среди всей этой шайки. Оттого-то Мальяно их и не уважали. Они были им не чета, и это знали во всём Чикаго и за его пределами.

Сарто подцепил на зубцы вилки тушёный баклажан с отдельной тарелки. Масла там было столько, что толстые губы его лоснились:

- Что, уже месяц прошёл, не иначе как? Ну и ну.

- Да, время быстро летит, - сказал Френк и от души отделил от общей порции «Гато» неплохой кусок, которым начал без смущения угощаться. - Да что там. Ещё совсем недавно я водил своего мальчишку на бейсбол в младшей школе, а теперь он поступает в колледж.

- В этом году? Ну и какой же он выбрал?

Они завели обычный светский разговор. Оба прощупывали почву, присматривались друг к другу - в каком кто настроении? Сарто пытался по поведению Френки понять, что сейчас думает по его поводу дон Мальяно, как относится к нему, какие указания дал своему капо. Френк не подавал никакого виду и не подал бы, даже если бы босс велел отправиться сюда и выстрелить Сарто в лоб. Просто он сначала доел бы свой обед, только и всего.

Эта игра была непонятна молодёжи. Мужчины - одному было лет двадцать пять, другому немногим за тридцать - смотрели на Сарто и Френки, не скрывая своих тревог и опасений. Младший нервно дёргал ногой под столом. У старшего лицо стало что каменная маска. Со странной лёгкостью Френк ел и думал, что его не стали - по привычке уже - досматривать на входе, и это хорошо. То ли так убеждены, что застрелят его прежде, чем он выхватит пушку, то ли расслабились. А может, хотят уладить всё мирно? В любом случае, он уже понимал: денег от Сарто он сегодня не дождётся, и дон будет в ярости.

Когда «Гато» съели подчистую, Сарто кашлянул, вытер нос промасленной из-за баклажанов рукой и велел принести две стопки.

- Выпьем немного, - предложил он Френки. Помощник достал настойку, потянувшись за ней в буфет.

Френки усмехнулся:

- А что, есть повод?

- Разве для выпивки нужен повод? - улыбнулся Сарто.

Его маленькие, заплывшие, но хранившие опасную бритвенную остроту и живость глаза казались двумя чёрными точками на посечённом временем и невзгодами одутловатом лице. Даже со своей забавной плешивой шевелюрой он не казался смешным. Если так посудить и присмотреться, огромный толстый Сарто был страшен и внушителен, даже грозен. Френки смотрел, как он налил настойки себе, потом ему, и взял стопку, чокнувшись ею с Сарто. Оба опрокинули их. Сарто поморщился, набил рот крупными кусками баклажана.

Френки, не закусив, наблюдал за этим, отчего-то подумав: «Наш дон совершенно не такой, как этот. Совершенно» - и его вдруг коснулось странное удовольствие быть одним из Мальяно. Он мог наблюдать за всеми остальными немного свысока, и это было оправдано.

- Послушай, Френки, - сказал Сарто, снова подлив алкоголя. - У меня к дону есть серьёзный разговор, но я хотел бы, чтобы сперва ты донёс до него эту весть. И чтобы он немного поразмыслил, а не рубил сгоряча.

- Он никогда не рубит сгоряча, - возразил Френки.

Они выпили ещё по стопке. На этот раз Френки тоже съел баклажан.

- Знаю, знаю, - отмахнулся Сарто. - Но я-то в курсе: если он что-то решил, бесполезно его переубеждать. Это не сработает. И знаю, что свои люди всегда могут аккуратно подвести человека к нужному вопросу... как бы сказать... помягче, что ли.

- Это ты к чему клонишь? - спросил Френки, делая вид, что не понимает, о чём тот говорит.

Сарто вытер рот салфеткой, шумно вздохнул, откинулся на спинку стула. Живот его, обтянутый тёмно-синей рубашкой, выдался вперёд, как подушка.

- Времена меняются, - просто начал он, разведя руками, и жестом велел своим выйти.

Френки счёл это хорошим знаком. Сарто, может, и не умён, но чутьё у него прямо-таки звериное, и он бы не остался с ним наедине, если бы хотел, скажем, убить.

- Было время, мы выживали в Чикаго. Здесь развелось так много банд, что выйти на улицу и словить несколько пуль просто так, ни за что, было обычным делом. Легавые боялись выезжать на патрули и на вызовы. Смертность била все показатели по Штатам, как и преступность. Даже мафии, чёрт возьми, здесь было небезопасно. - Сарто улыбнулся, покачал головой. - Потом каким-то чудом сюда занесло Донни, и при нём всё стало гораздо лучше. Я это признаю.

Френк кивнул, холодно глядя на Сарто и ловя каждое его слово. К чему такому он ведёт?

- Я много лет был верен дону, - продолжил Сарто. - И ко мне с его стороны никогда не было никаких нареканий. Я всегда исправно приносил ему доход взамен на надёжную крышу и мягкую соломку от этих сукиных детей из ФБР, и видит Бог, я ни разу его не обманул и нигде ни в чём не подвёл.

- Это так, - согласился Френки, притом совершенно искренно: Сарто говорил от души и чистую правду.

Кроме того, каким бы дураком он ни был, но он всё ещё оставался сицилийцем. Для них это многое значило даже в такое тёмное время, когда честь и доброе слово не стоили и доллара.

- Много лет, с тех самых пор, как Пешекане обосновались в Чикаго - а я помню тот день, когда мы с доном впервые пожали друг другу руки - наши семьи были партнёрами. Это сотрудничество было для нас взаимно выгодным. С тех самых пор мы платили друг другу услугой за услугу.

Френки кивнул. Он не стал напоминать Сарто о том, как дон управился с бандами чёрных и латиносов, орудовавших на западной части свалки, после чего те отдали семейству Скварчалупи свои территории.

Он не стал говорить и о том, как дон помог вытащить деверя самого Сарто из тюрьмы, когда тот связался с торговлей порошком в китайском квартале. Френки, в отличие от Сарто Скварчалупи и любого другого мафиози в целом Чикаго, а может, и во всех штатах, понимал, каким образом дону достался невероятный для босса мафии статус-кво - особенно в свете последних лет, когда эти ублюдки из ФБР упекли в тюрьму не просто рядовых солдат, капитанов и капо, но брали за горло боссов, боссов мафиозных семей в Калифорнии, Нью-Йорке и Сан-Франциско.

И эти самые ФБРовцы, особенно лютовавшие в поимке мафиози в других городах, отчего-то закрывали глаза на дела Пешекане в Чикаго.

Если прежде Френки полагал, что дон нужен был легавым для того, чтобы контролировать город, то спустя годы он понял, что заблуждался.

В обязанности Пешекане входило то, за что не бралась ни одна другая семья.

Кто-то этим брезговал.

Кто-то предпочитал не связываться с государственным аппаратом.

Абсолютно все крупные семьи стремились распространить щупальца своего влияния в самые могущественные системы, от профсоюзов и судов до сенаторов и даже президента...

Однако никто из них не сотрудничал с ними так плотно, как это делали Мальяно.

Разумеется, за это они получали некоторого рода специальные привилегии, недоступные другим. Сам же дон Пешекане обладал властью большей, чем все прочие преступные боссы в восемьдесят девятом году, что злило многих, особенно нью-йоркцев, которые когда-то гнали его отца и едва не уничтожили всех Мальяно на корню. И оттого, что Френки сам был Пешекане и безоговорочно доверял своему боссу, уважая его за одно только неукоснительное следование традициям мафиозной семьи прошлых десятилетий, что гарантировало своеобразное ведение дел - ведение джентльменское, так сказал бы сам Френки, особенно по сравнению с тем, во что превратились другие кланы, отступившиеся от нерушимых принципов Омерты, братства и семейственности - оттого он знал, что без помощи и поддержки Сарто Скварчалупи его дон не потерял бы совершенно ничего. И что это Сарто был обязан дону Мальяно, а никак не наоборот.

Теперь же этот пёс пытался выдать всё как взаимовыгодное сотрудничество. Мол, столько лет мы с доном работали как ровня. Френки это здорово развеселило, но он сохранил покойное выражение лица и внимательно слушал, что же дальше скажет Скварчалупи. Тот, ободрённый молчанием своего собеседника, перешёл к делу, поняв, что он настроен слушать:

- Сейчас профсоюзы в Чикаго работают с нами не так охотно, как прежде. Да-да, я знаю, что говорю, Френки. Ещё год-полтора назад мы могли заколачивать на этой свалке большие деньги, которых хватало и нашей семье, и вашей. Вы нас крышевали, снабжали нужными связями среди чиновником и в профсоюзах - мы исправно платили. Всем было хорошо. Сейчас вырученных денег едва хватает на то, чтобы покрыть собственные расходы.

Френки не отвёл взгляд, хотя мог бы сказать Сарто, что тот именно в этом году отстроил себе новёхонький дорогущий дом, облагородил часть своей ублюдской территории и даже - подумать только, какая дурь! - вырыл котлован для бассейна.

«Захотел жить в роскоши? - усмехнулся про себя Френки. - Денег стало слишком мало... или слишком много? Так, что тебе не хочется ими делиться, тем более, с нами?».

Несмотря на внешнюю грузность и мягкость, Френки обладал живым и подвижным умом и был дьявольски быстр и проницателен, когда это требовалось, иначе он не служил бы капо у дона Мальяно. Он участливо кивнул Сарто, будто сочувствовал ему, однако сочувствия там не было даже на ноготь мизинца.

- Что ты хочешь этим сказать, Сарто? - недоумённо спросил он, пожимая плечами, будто впрямь ничего не понимал. Сарто усмехнулся.

- Всего лишь попросить об одной маленькой услуге... - он откинулся на спинку стула и, немного помолчав, продолжил. - В Пилсоне есть ребята, которые совсем недавно перебрались в Чикаго. Они предложили неплохую долю за участие в бизнесе. Хотят подключить в своём районе профсоюз, надавить немного на эти компании по сбору и вывозу мусора - чтобы его свозили не на городскую свалку, а к нам. Если всё получится, повезут не только из Пилсона.

Френки подивился такой искренности Сарто - она почти граничила с глупостью, а также жажде наживы, настолько сильной, что она затмила чувство самосохранения.

- Ты говоришь об Айела? - поморщился Френки.

- Да. Я знаю, они ирландские сукины дети, - кивнул Сарто, - но деньгами они платят американскими. Так что это было бы выгодно всем, и вам в том числе.

- Сарто, - Френк постарался сказать мягче. Подался вперёд. Хозяин дома плеснул ему в рюмку ещё настойки, потом налил и себе. - Я не то чтобы не могу вникнуть в твоё положение. Но пойми, дон не благосклонен к Айела... они зарвались.

- Это только бизнес, - предупредительно воздел ладони вверх Сарто. - Я не на их стороне, Френк, ты это знаешь лучше меня.

- Да знаю я, знаю, не беспокойся, - с заботой в голосе сказал Френки. - Они предлагают вам приличные деньги?

- Очень приличные. В первый год это тридцать процентов, в последующие - пятьдесят на пятьдесят. Они, наверное, хотят устроить рекет на мусороуборочных станциях или что-то в этом духе, - Сарто поморщился. - Уж наверняка тотализаторы в Пилсоне их аппетиты не удовлетворяет.

«Зато дону будет в самый раз, - хмуро подумал Френки, - чтобы перекусить их пополам».

- Не подумай, - продолжил Сарто. - С Пешекане всё будет на мази, как обычно. Я продолжу отдавать процент, и может быть, дон пересмотрит его и сделает чуточку больше... потому что так будет честнее, если мои доходы вырастут.

- Не знаю, - честно сказал Френки и опрокинул стопку. - Дона будет трудно убедить. Ты же наверняка слышал то, что случилось в опере.

- Все говорят о том, как он прокатил Джо Айелу, - мрачно кивнул Сарто. - Но Джо оказался вроде бы нормальным парнем, и даже после этого не против сотрудничества. Бизнес есть бизнес.

- Да, - подтвердил Френки. - Я поговорю с доном, даже не переживай насчёт этого.

- Спасибо, Френк, - улыбнулся Сарто. Улыбка эта была бледной и сухой, как засушенный цветок. - Ты всегда умеешь вникнуть в положение. И он к тебе прислушается. Ты же его капо, как-никак. Скажи, что мы бедствуем. Скажи, что нас постоянно трясут то профсоюзы, то всякие комиссии, особенно с этими чёртовыми защитниками природы, и если никуда не расти, то не заработаем никаких денег.

- Хорошо, будь покоен, - быстро сказал Френки. - Я уж постараюсь его убедить.

Но уже сев в машину к Джонни, пряча за пазухой пальто пухлый конверт с процентами от семьи Скварчалупи, он проворчал:

- Жадный ублюдок. Жалко, не успеешь ты вырыть до конца свой чёртов бассейн. Давай домой, к боссу. Ему всё это очень не понравится.

2

На другое утро Шарлиз проснулась со странным чувством: что-то в её комнате неуловимо изменилось, пока она спала. Сам воздух был другим.

Она поёжилась, кутаясь в одеяло. Тёмные волосы разметались по шёлковым подушкам. Нежась в постели, под мягким и тёплым пуховым одеялом, Шарлиз взглянула на маленькие хорошенькие часики с жемчужным циферблатом и подумала, что в пансионе сейчас, в девять часов, уже давно ведут уроки, и её подруги мучаются на занятиях английской литературы, тенниса, лякросса, ораторского мастерства, математики или другой дисциплины, которые Шарлиз находила мало применимыми в их унылых будущих жизнях. Максимум, какие знания пригодятся многим из них - умение ловко подстилаться под своих покровителей, потому что никому из них не светило высшее образование, а без него можно было овладеть только низкооплачиваемой профессией. И если девушки ещё могли понадеяться на то, чтобы найти себе какго-нибудь спонсора, то юношам предстояло выбирать между нищетой и тем, чтобы примкнуть к каким-нибудь бандитам, которых в крупных городах развелось совсем немало.

Шарлиз перевернулась на другой бок и вздрогнула, увидев возле окна на комоде большой букет белых роз, совсем свежий, перевязанный шёлковой лентой.

Бант на ней был усеян крошечными капельками фальшивых бриллиантов и переливался в слабом свете тусклого чикагского солнца. Розовея, Шарлиз села в постели и заметила возле букета лист бумаги.

Она быстро встала и, незвирая на утренний холодок, добежала до цветов, а после с письмом юркнула обратно в кровать. Закутавшись в одеяло и сев по-турецки, она заулыбалась, скользя взглядом по строчкам, написанным строгим размашистым почерком:

«Доброго утра. Ты спала очень хорошо, и я не решился тебя разбудить. Пожалуйста, проведи этот день хорошо: развлекись, прокатись в город, потрать сколько-нибудь денег: Фредо отвезёт тебя, куда скажешь. Порадуй меня, выбери себе несколько обновок: вскоре мы найдём, куда их выгулять. И выбери себе наряд на вечер, он также пригодится. В магазинах можешь сказать, чтобы всё записали на счёт мистера Мальяно, они поймут. Только больше не лежи на траве. Во-первых, так недолго простудиться. Во-вторых, я не могу работать, постоянно глядя на тебя.

Д.»

Он наблюдал за ней!

Шарлиз вспыхнула, в волнении посмотрела на цветы, затем на дверь. Он зашёл сюда сам или велел кому-нибудь из своих подчинённых принести розы, пока Шарлиз спала? Нет, он написал - «я не решился тебя разбудить». Ну почему, почему она не проснулась?!

Шарлиз убрала волосы назад, быстро просматривая письмо снова и снова.

Он думал о ней. Он смотрел, как она читала на траве! По телу пробежала приятная дрожь.

Шарлиз повеселела, откинула одеяло, прошлась по комнате, желая немного унять своё смущение и прилив самых разных мыслей, в основном - мыслей, полных надежд, что она небезразлична ему. По всей видимости, это было действительно так, но Шарлиз боялась надеяться слишком сильно. Более того, она понимала, что у мужчины всё может поменяться в один момент. Стараясь взять себя в руки и мыслить более хладнокровно, она не устояла и позволила себе хотя бы на минуту побыть просто влюблённой девушкой и искупаться в этом чувстве.

Она подошла к цветам и легонько коснулась бутонов, провела пальцами ниже, по резным листьям - тёмно-зелёным, плотным, свежим. Вряд ли, конечно, он выбирал их сам: скорее всего, ему по заказу их привезли к самому особняку, однако разве этого было недостаточно?

Для Шарлиз - более чем: она понимала, что человек такого статуса, как Донни Мальяно, не станет сам ездить за букетом в Чикаго, а скорее отошлёт кого-нибудь. И может, другую юную девушку, склонную к романтике и сильным чувствам, это разочаровало бы, но не её. Она положила письмо в комод, спрятав его между кашемировых свитеров, и, с сожалением коснувшись букета взглядом в последний раз, направилась в ванную.

Как было приятно в прошлые дни просыпаться не одной, - подумала Шарлиз, снимая сорочку, чтобы принять душ. Даже здесь она слышала ветер, хлещущий в окна с самого озера: погода сегодня плохая, так что, может быть, ей действительно стоит отправиться в город и немного развеяться. Она отнюдь не была бессребренницей и скромницей.

Донни Мальяно предложил ей поистратить немного его денег, а также выбрать наряд на вечер.

Вспомнив из его письма, что очень скоро она снова будет сопровождать его, возможно, на светских выходах, а также просто получит возможность быть поближе к нему, Шарлиз ободрилась.

К завтраку она выбежала полностью одетой и готовой к поездке, уже на ступеньках вспомнив, что обещала Алессии навестить нынче Риту и забрать её палитру из магазина.

«Это ничего, - уверенно подумала Шарлиз. - Я всё успею. Просто попрошу Фредо сперва прокатиться до Риты».

Алессия, хлопотавшая у плиты, заметила, что Шарлиз была в приподнятом настроении. Сама она только что закончила с приготовлением завтраков. Вместе с женой на кухне был и Анжело, и его присутствие немного застало Шарлиз врасплох.

Одетый в костюмные брюки прекрасного пошива и белоснежную сорочку, высокий, улыбчивый, с загорелым лицом, обрамлённым тёмными кудрями, он показался Шарлиз человеком неуловимо отличающимся от своей семьи - может, из-за кроткого выражения лица, может, из-за добродушной искренней улыбки. Он взял у Алессии несколько тарелок с закусками и, поцеловав жену в щёку, направился к кабинету.

- Доброе утро, - поздоровалась Шарлиз, когда он прошёл мимо.

- Доброе-доброе! - весело откликнулся Анжело.

Анжело был не слишком разговорчив, но казался добрым малым. Если бы только Шарлиз знала, какими вещами приходилось ему заниматься в семье. Если бы знала, что Анжело был в той же мере виновен во многих человеческих бедах и несчастьях потому, что был сыном гангстера и сам гангстером.

Он составлял впечатление человека приятного и законопослушного: это нередко помогало ему и его семье в делах, связанных с полулегальным бизнесом, ведь у Анжело действительно было много солидных прикрытий - от нескольких ресторанов, которыми он владел по закону и открыто и именно с них платил налоги, до узаконенных букмекерских контор в разных районах Чикаго.

Наконец, он заведовал и держал полностью легальным элитный ночной клуб «Альтамара», в котором постоянно собирался цвет города, от политиков и бизнесменов до звёзд искусства и шоу-бизнеса. Там устраивались самые модные вечеринки и решались все деловые вопросы.

Разумеется, у каждого дела, принадлежавшего Анжело, была своя теневая сторона - иначе что он за Мальяно?

Например, рестораны были прекрасной ширмой для встреч отца или его капо и поверенных с поверенными и даже боссами других банд. В приватных комнатах «Альтамары» можно было без риска прослушки обсудить любой вопрос, от поставки порошка и подкупа сенатора или судьи до заказного убийства.

Анжело, пускай и носил совершенно ангельское имя, от истинной добродетели был далёк. В глазах его, добродушных и кротких, в самой глубине, у зрачка, тлел истинно отцовский холодный огонёк. Время от времени Донни, не требовавший от сына особенного вхождения в рисковые дела семьи, связанные с тёмным бизнесом, всё же обращался к нему с просьбой о той самой «ширме», которая прикрывала большинство его тайных дел. Что говорить о том, что он прокрутил с пансионом в Пенсильвании... а до того в Херши, и в Дартмуте, и в Бостоне, в Ивнинг-Лейк.

Без Анжело вся ставка рассыпалась бы, а вместе с ней - и рычаг влияния семьи на власти.

Эти дела были для Анжело страшнее и опаснее любой торговли наркотиками, любой крыши, которую они предлагали всем, кто в ней нуждался.

Они касались области, которой сам Анжело страшился и о чём думал с содроганием, поскольку понимал: где-то наступал предел даже отцовской власти, и это дельце как раз проходилось по острию такого предела, поскольку отец вынужден был работать на тех, у кого связей и контроля было даже больше, чем у него или у любого другого мафиози.

Анжело скрылся в отцовском кабинете, и Шарлиз, проводив его взглядом, увидела только, как тихо приоткрылась дверь - и так же тихо и быстро была снова заперта. До неё донёсся очень слабый мужской голос, ей незнакомый: она не смогла разобрать ни единого слова. Вздохнув, Шарлиз подошла к Алессии, наблюдавшей за тем, как в серебряной турке варится кофе.

- Может быть, тебе помочь? - осторожно спросила Шарлиз.

Алессия слабо улыбнулась:

- Не стоит. Лучше садись и позавтракай. Ты будешь кофе?

- Да, пожалуйста. - Шарлиз всегда нервничала, если Алессия отказывалась от её подмоги. В конце концов, она чертовски уставала, и это было заметно. - Сегодня будто похолодало.

- Так и есть, - оживилась Алессия и поставила перед Шарлиз маслёнку с ножичком для масла на костяной ручке и корзинку со свежеиспечёнными хрустящими булочками. - В Чикаго вообще тяжёлый климат, холода приходят раньше. Мне пришлось к этому долго привыкать, как и к разнообразию тёплой одежды в шкафу.

- А где ты жила прежде?

- В Калифорнии, - охотно поделилась Алессия и разлила кофе по чашкам.

- Как же ты познакомилась с Анжело?

- О-о-о, - её взгляд потеплел, лицо обрело мягкое мечтательное выражение. - Это совершенно невообразимая история. Он тогда серьёзно чем-то заболел. Знаешь, лёгочное заболевание вроде пневмонии. Анжело прежде не покидал Чикаго - совсем, но папа в тот год отправил занемогшего сынка поправить здоровье на один калифорнийский курорт, где мы и встретились. Я тогда только выпустилась из консерватории...

- Это очень мило.

- Ещё милее, что я играла на скрипке и серьёзно планировала сделать это своей карьерой, - рассмеялась Алессия. - Но Анжело быстро убедил меня в том, что быть примерной итальянской жёнушкой куда увлекательнее, чем быть скрипачкой и играть в оркестре. Хотя я сама не итальянка и уж конечно не сицилийка, но папа чудесно меня принял. Совсем как родную дочь.

Шарлиз отпила кофе, задумчиво проронив:

- Ты всегда так нежно отзываешься о нём.

Алессия улыбнулась. Шарлиз эта улыбка показалась отчего-то печальной.

- Как ещё мне отозваться о человеке, который заменил мне обоих родителей? Он мне как отец, - кротко сказала она и прибавила. - Иногда очень хочется развестись с мужем, особенно когда сильно достанет. Но папа уговаривает этого не делать, а я считаю себя послушной дочерью.

Девушки с пониманием рассмеялись. Да, Донни Мальяно был отличным переговорщиком и мог уговорить кого угодно на что угодно: возможно, в этом-то таланте мягко манипулировать людьми и заключалась его истинная сила. Шарлиз произнесла:

- Получается, он и сегодня остался на весь день дома?

- Вроде бы и да, а вроде бы и нет. Когда он у себя в кабинете, считай, его здесь нет и лучше его совсем не беспокоить. Кстати, - спохватилась Алессия. - С утра ко мне заглянул Фредо и сказал, чтобы мы позвонили в гараж, когда ты будешь готова.

- Ах да, - Шарлиз смущённо опустила взгляд. - Точно.

- Не беспокойся, Фредо получил от папы все нужные указания. Тебе толком ничего и не нужно объяснять. Спорим, они с Фредо даже маршрут тебе расписали.

- Не сомневаюсь, - улыбнулась Шарлиз.

После завтрака Алессия осталась наводить порядок в доме, а тем временем к дону Мальяно постоянно приезжали всё новые посетители: входная дверь постоянно закрывалась и открывалась, возле подъездной дорожки появилось несколько автомобилей, а краем глаза Шарлиз заметила людей, ожидавших приёма на заднем дворике. Она ещё не знала, что сегодня был день прошений, когда многие нуждающиеся в помощи дона могли навестить его самостоятельно или передать просьбу через посредников. Дон не впускал к себе кого попало. Многие были отсеяны на этапе бесед с Витале, который строго бдил за безопасностью босса. Если были какие-то мелкие дела, которые он способен был решить сам, то он даже не беспокоил Донни такими пустяками. Здесь собрались только люди двух категорий: либо действительно отчаянно нуждавшиеся в помощи дона - за какую-либо несомненно полезную ответную услугу, либо те, кому сделать одолжение дону было выгодно.

Шарлиз оделась в тёплое чёрное кашемировое пальто и, растерев ладони, выдохнула изо рта облачко пара, легко сбежав по ступенькам к подоспевшей машине. Только вчера она могла спокойно читать во дворе (мысли её тут же вернулись к письму - «больше не лежи на траве, я не могу работать, постоянно глядя на тебя»), а сегодня ей холодно без перчаток. Один из охранников, рослый крепыш в белой рубашке и жилете, открыл ей заднюю дверь и помог сесть.

- Здравствуй, Фредо, - ласково сказала Шарлиз. - Прости, что сегодня отвлекаю тебя от основной работы.

- Вы и есть моя основная работа, мисс Кане, - откликнулся тот, сидя за рулем. - Ну что, у вас есть предпочтения, куда отправиться?

- К сожалению, нет, - беспомощно ответила она. - Я совсем не знаю Чикаго. Единственное, куда мне нужно точно попасть - в магазин художественных товаров на Принтерс-Роу.

- А потом к мисс Мальяно, - подхватил Фредо и подмигнул ей в зеркало заднего вида, озорно и залихватски, что совсем не вязалось с его массивной фигурой, широкой бычьей шеей с несколькими складками и суровым лицом. - Сделаем, мисс Кане, всё по первому классу.

Шарлиз, припав к широкому подлокотнику на двери, обтянутому кожей, проводила взглядом особняк и окна кабинета, где работал Донни. Стёкла там были тонированы и прикрыты занавесями, и она никого не увидела в них, кроме отражения лужайки, отцвётших и аккуратно подстриженных розовых кустов и «Мерседеса», скользящего по дороге к воротам. И конечно, она не видела самого Донни, который наблюдал за отъехавшей машиной и позволяя себе отвлечься на короткую минуту от решения, что же делать с семьёй Скварчалупи. Этот вопрос они обсуждали второй день. Был бы на кону кто-то попроще, и решение тоже было бы простым, но Скварчалупи - сицилийцы, можно сказать, больше свои в Чикаго, чем кто-либо другой, и Донни не мог рубить сгоряча.

И пока он наблюдал за Шарлиз, а собравшиеся в кабинете капо и Витале рассуждали, как будет лучше поступить, он припечатал, коротко и весомо:

- Никаких жёстких действий пока не предпринимаем. Выждем немного времени. Посмотрим, что из этого выйдет.

Поли закурил. Френк Кьяццо заметил:

- Как бы они не спелись так, чтоб не вышло чего дурного, босс.

- Мы же не можем перестрелять их всех только за то, что они хотят сотрудничать в малом объёме, - рассудил дон, и Витале медленно кивнул, полностью соглашаясь с ним. - Мы не палачи и не негодяи. С Сарто мы знакомы очень давно. К тому же, за каждым нашим шагом следят люди из ФБР.

- Мне не нравится, что после оперы мы будто бы уступаем Айела в этом вопросе, - тихо сказал Поли.

- А что ты предлагаешь сделать? - усмехнулся дон и повернулся к нему. - Мы не в двадцать девятом году и не можем устроить им Бойню в День Святого Валентина. Сейчас, как бы нас ни игнорировали власти потому, что там есть свои люди, эту выходку жестоко пресекут, а нас накажут. Нет, мы выждем следующий месяц и поглядим, что будет. Френки, приставь группу из надёжных людей, чтобы те как надо проследили за Сарто и его перемещениями. Я хочу знать, с кем он встречается, что на этих встречах пьёт и ест, с кем спит, куда отлучается со своей свалки и кого принимает там.

- Ясно, босс.

- Поли, - Донни потёр висок. - На тебе Пилсон. Ты территориально ближе остальных к ним. Нужно знать, какая там обстановка. Докладывай лично мне ежедневно.

Поли кивнул. Это было разумно. По напряжению, скопившемуся в кабинете, все - Анжело, Витале, Поли и Френк - почувствовали, что дон взял это дело в оборот, а значит, им предстоит много непростой работы.

- Я хочу, - дон сел в кресло, облокотился о стол, сложив ладони лодочкой и внимательно посмотрев на каждого, кто был в кабинете, - чтобы всё было максимально тихо до тех пор, пока мы не осуществим новую поставку из Бостона. Анжело, там всё на мази?

- Да, - коротко ответил тот, сидя на диване рядом с Поли. - В конце месяца я уезжаю в деловую командировку. Все списки готовы и лежат у тебя на столе, можешь проверить, там ровно девять человек, как было условлено.

- Они должны доехать до заказчика в абсолютной целости, как всегда. Насчёт рейса до Калифорнии договорись с Бэтсоном, он забронирует частный самолёт. В этот раз полетите прямым рейсом.

- Так даже лучше, - одобрил Анжело, которому совсем не нравилось перевозить живой груз на машинах. Частный авиаперелёт было в каком-то смысле даже безопаснее провернуть, если учесть, сколько существовало рисков невзначай попасться на дороге патрулю или привлечь внимание легавых. - Только нужно будет закинуть их чем-нибудь... каким-то седативным. Снотворное здесь уже не поможет.

- Поли, реши это, - поморщился Донни. - Вы свободны. Анжело, устрой на вечер послезавтра столик в «Альтамаре», не приватный, но такой, чтобы вокруг было людно.

- Понял.

- Хорошо. А теперь можете впустить первого, - вздохнул Донни и уточнил у Витале. - Кто там у нас?

- Фред Каприкколо, - отметил Витале, открыв блокнот. - Дело у него плёвое, но касается кругленькой суммы, и я решил, что оно требует вашего участия.

- Фред Каприкколо? Ресторатор из Гриктауна? - удивился Донни.

Фред Каприкколо был неаполитанцем. Дела у него шли бойко, он владел большим дорогим рестораном в развлекательном приличном районе. У него были свои преданные гости, солидная обстановка, приятное меню. Если дело касалось денег или ссуд, в чём Донни сомневался - вряд ли Каприкколо нуждался в финансовой помощи - любой банк был бы рад оказать ему такую услугу. Нет, здесь проблема явно в другом. Его капо засобирались, Анжело тоже поднялся. Когда они вышли, в кабинете остались только дон и Витале.

- Кто там ещё? - уточнил Донни, складывая в стопку деловые бумаги и аккуратно убирая их в папку. После он спрятал её в ящик стола и запер тот на ключ, оставшийся в скважине.

- Мо Грензано, - продолжил Витале. - По поводу своего сына, Реджи.

- А что с его сыном такое, к чему я имею отношение? - меланхолично спросил Донни, откинувшись на спинку кожаного кресла и слегка ослабив узел галстука, спрятанного под жилет из плотного тёмно-коричневого сукна.

- Он работает на нас уже полгода, у Френки, и Френки хочет, чтоб он прошёл посвящение: Реджи подаёт неплохие надежды, он нормальный малый. Мо этим недоволен. Он хотел бы обратиться к вам лично.

Донни нахмурился и цыкнул языком, но по взгляду, обращённому в сторону, Витале понял: он примет Мо Грензано. Главное только, чтобы после встречи этой дела у его сынишки не пошли хуже.

- Нина Каламаджо, - откашлявшись, прочёл Витале. - В одном из борделей Поли в Старом Городе какой-то бешеный ублюдок искалечил её родную сестру, пока та работала. Просит вашей помощи, дон.

- Ну как же без меня в этом непростом вопросе, - устало сказал Донни и поднял на Витале глаза. - Со всей этой ерундой мне нужно разбираться потому, что у нас на хвосте постоянно торчат агенты, и если мы не привезём то, что нужно, из Бостона, будут огромные проблемы по ряду всего этого...

- Последний - Луис Кларк, - мягким, извиняющимся тоном сказал Витале. - Он как раз по вопросу Айела, дон, и я подумал, что его лучше бы оставить напоследок.

- А что именно ему нужно?

- Они вербуют ребят с улиц в свою банду, босс, - тихо продолжил Витале. - И всё это очень похоже на то, что они набирают солдат или осведомителей.