Взаперти

Интересно, что происходит за пределами моего крошечного мирка? Мне вообще ищут? В одном я не сомневаюсь, мне уже объявили в розыск. Родители бы забеспокоились, что я не звонила им уже... шесть дней? Ну вроде так.

Сколько людей пропали и не были найдены, за последние пятьдесят лет! В конце концов большинство из них провозглашали мертвыми. Потому что поиск, хороший поиск, длится в среднем неделю – максимум месяц. Далее у полиции просто заканчивается терпение. Само собой, доказательств нет, либо их недостаточно, свидетелей нет, есть ли смысл продолжать расследование? В конце концов всех объявляют мертвыми, даже если человек все еще жив. Так будет и со мной, если я не придумаю, как сбежать.

Одна моя часть – жалкая девушка, нуждающаяся в поддержке. Она смирилась с тем, что у нее не получится выбраться. Она хочет объявить голодовку, чтобы в скором времени умереть и больше не испытывать боли. Другая часть – смелая девушка, которая верит в лучшее. Она любит жить, и каким бы плачевным не было положение, она будет искать выход, думать, что-то делать.

Во мне отчаянно борются эти две личности. Пока побеждает вторая. Потому что умирать я не готова. И к тому же, голодовка – тоже какая-никакая боль. Следовало еще пожить и подумать.

А что, если заключить с ними сделку? Например, до двадцать пятого сентября я буду полностью в их власти. Собственно, как и сейчас. Я позволю им сделать все, что захотят, не буду сопротивляться. Но взамен они должны меня отпустить.

Все. Больше не могу думать об этом. Голова разрывается, при мыслях о плохом.

Помню, два года назад ездила с друзьями на море. Прекрасная выдалась поездка. Два дня на машине туда – и два дня обратно. Нас было пять человек. Двое сидели спереди, и трое кое-как умещались сзади. Те, кто спереди, те по очереди водили машину. Я была одной из них. Это было весело, несмотря на долгие часы, проведенные за рулем. Вторым водителем был Ч.Л. Не хочу вспоминать его имя. Мы с ним менялись каждые пять часов. Но в основном, он управлял утром и днем, а я ночью. Так уж повелось.

В общем, мы устраивали караоке. Пели параллельно с играющей песней. Первую половину ночи ехали, вторую спали. Я останавливала машину на обочине часам к четырем, к тому времени все спали, и ложилась сама.

Та поездка отразилась на моей жизни. Я вспоминаю ее по много раз. Море, оно было восхитительным. Этот запах юга, песка и морской соли. Никогда мне не надоест плавать в море. Оно не было холодным, но и теплым тоже. Месяц мы провели в том городе. И пусть, гостиница была дешевой, номера оправдывали стоимость, в ней мы только ночевали. Новый день – новое приключение. Так грустно было уезжать оттуда. Хоть останься там одна еще на месяц, а обратно с такси на такси. Они стали меня уговаривать. Я поддалась и поехала с ними. Не то, чтоб сильно жалела, но, естественно, скучала.

Ну вот, во мне опять заговорила тоска по всему пройденному. И я вновь живу в прошлом. Но не в том прошлом, когда все было плохо и в которым за одним неудачным событием следовало другое, совсем нет. В хорошем прошлом. Всем неудачам нет места в памяти, ты стараешься их скорее забыть и никогда не вспоминать. Из всего плохо, выделяешь менее плохое, которое на контрасте с пережитым, кажется хорошим.

Сегодня – четырнадцатое сентября. Четырнадцатое? Жаль, что у меня нет мелка, я бы рисовала на стене палочки, как в тюрьмах и отмечала бы, сколько прошло дней. А иначе я могу и перепутать. Вдруг сегодня вообще, не четырнадцатое, а двадцатое? Не думаю, что сейчас это имеет смысл.

Через несколько часов меня ждет еще одна пытка. Как чувствовала, что это произойдет именно сегодня. Но что «это» предположить не могу. И не буду. Когда не знаешь, чего ожидать, легче переносить происходящее. Поскольку, когда знаешь, ты думаешь об этом не переставая, представляешь, что тебя ждет и от этого боишься еще больше. Так было всегда.

Они пришли с зажигалкой, сняли с меня обувь. Нетрудно было догадаться, что произойдет дальше. Я дала себе слово, что буду держаться до последнего. Когда-нибудь у них кончатся идеи для пыток, и тогда им ничего не останется, как меня отпустить. Или убить. Но это уже другой разговор.

Они поднесли зажигалку с действующим огнем к подошве левой ноги. Ноги они развязывать не стали, так что я не могла даже согнуть их в коленях и отстраниться от огня. Ступней двигать было крайне опасно. Я могла напороться на огонь. Единственное, что я сделала, это как можно сильнее выпрямила ее на себя.

Жар обжигал пятку. Думаю, максимальное расстояние от огня до кожи, было несколько миллиметров. Но ощущение говорили обратное. Мою ногу словно подожгли. Так больно! Даже больнее, чем когда мне вырывали ногти. Чувствую себя мученицей из средневековья. Меня сжигают на костре. Пока огонь не сильный, но уже стал задевать ноги. А учитывая то, что я лежала, ящик не позволял даже мотать головой, мол – прекратите, мне больно. Плакала и стонала. Стонала и мычала. Я смогу после такого ходить? Наверное, в ближайший месяц нет.

Темнота. Что произошло? Притупившаяся боль постепенно набирала обороты. Поначалу я подумала, что лежу в кровати, высунув ноги из-под одеяла. А моя кошка, то ли царапала ступни, то ли терлась об них. Странно, что мне пришло это в голову, ведь кошки у меня отродясь не было.

Это все от боли. Не могу здраво мыслить. Вообще мыслить не могу. В голове боль и туман. Один раз я уже потеряла сознание.

Они закончили с левой ногой. Ужас. Эти ощущения неописуемы. Боль исходит от ног и распространяется по всему телу. Отдается пульсацией в мозгу. Это явно не ожог первых двух степеней. Третья. Это такой ожог, что обугливается кожа.

И вновь темнота. Открыла глаза я, когда лежала в закрытом гробу. Не могу точно определить, сколько времени провела в отключке. Ощущения ничего мне не говорят. Но одно я знаю наверняка, я не смогу нормально ходить долгое время. У меня нет волдырей на ступнях, у меня там чернота. А даже хорошо, что я не могу видеть свои ноги. Я слабонервная. Меня трясет, от вида шрама, а что уж говорить о волдырях при ожогах.

Теперь ящик пропах гарью, это заглушало запах мочи, бесполезной боли, страха и истерзанной плоти.

Когда-то я слышала, что нельзя жалеть себя. Как только начнешь жалеть, жизнь превратится в бесконечный кошмар. Может оно и так. Правда сейчас мне себя настолько жалко, насколько не было жалко никогда. Бог занят своими делами, и он даже не знает, о том, что происходит со мной. Я одна в этом огромном мире. И мне не поможет никто, кроме меня самой. Невероятно простая истина.

Я плачу. На сей раз не от боли. А от всего, от всего, что со мной происходит и будет происходить. Какая бы ужасная ситуация не была, - но я считаю, что хуже теперешнего, быть не может, - я не решусь на самоубийство. Морально, я не могу.

Интересно, сколько потребуется времени, чтобы ожоги полностью зажили? И заживут ли они вообще? Буду надеяться на лучшее. Ясно сразу – с такими травмами я физически не смогу сбежать! Естественно, я не отрицаю – чем дальше, тем хуже. Быть может, я убегу, вот только через какие мучения мне придется пройти.

Они пришли с едой. Спросили, как у меня дела. Сволочи. Я заставила их ждать ну очень долго. Наверное – час. Весьма медленно пережевывала еду, глотала. Воду отхлебывала из стакана, немного ждала и снова. Самой надоело. Постоянно ждала, что они не выдержат и разозлятся. Хотя... не этого ли я добивалась?

В общем, я доела. Растягивать еду до такой степени, что она успела остыть, стоило мне нервов. А вот Каннибалу и Горгоне, похоже, все равно. Я их не понимаю. Люди с железными нервами, которым нравится издеваться, но при этом они не питают ни одной интимной мысли, хотя, наверное, это и к лучшему.

Сегодня я решила ничего им не говорить. Главным образом потому, что все, что хотела, я сказала вчера. Можно было давить на жалость. Но и без того понятно, что эти люди не чувствуют жалости.

Уже вечер. Зачем-то, я решила помолиться. Видимо надеялась, что, если долго и часто взывать к Богу, он услышит.

Я объяснила ему, что со мной произошло и что я вынуждена терпеть здесь, взаперти. Объяснила серьезность моего положения. Сказала о том, что они со мной сделали. Словом, вспомнила все плохое. Думала об этом, со всей душой, с сердцем, а главное – с надеждой. Я не говорила о них ничегошеньки плохого, потому что Бог мог неправильно расценить мои намерения. Только обо мне и только правду. Я попросила помощи, пусть и небольшой. Так что теперь остается ждать. Жить, как-то терпеть это все.