Безмолвный свидетель.
Гостиная. 00:23
Треск поленьев в камине был единственным звуком, нарушающим тягостное молчание между нами. Я сидела, укутавшись в бабушкину шаль, делая вид, что читаю, а Дерек — что проверяет документы. На самом деле мы оба пялились в одну точку — на старый граммофон в углу.
Он играл.
Сам по себе.
"Смерть и дева" Шуберта — любимая мелодия леди Маргарет.
— Ты... — мой голос сорвался. Я сглотнула. — Ты завел его?
Дерек медленно поднял глаза. В темноте они казались черными.
— Я думал, это ты.
Наши взгляды встретились, и впервые за эти дни я увидела в его глазах не злость, а что-то худшее — страх.
11 лет назад.
Мы стояли в этой же гостиной — я, дрожащая от страха перед грозой четырнадцатилетняя девочка, и он, шестнадцатилетний мальчишка, который только что назвал меня "уродиной".
Граммофон заиграл сам собой тогда тоже.
Дерек побледнел и схватил меня за руку.
Настоящее время.
— Помнишь, что бабушка сказала тогда? — прошептал Дерек, не отрывая взгляда от граммофона.
Я кивнула.
"Когда музыка играет без руки — значит, смерть пришла на ужин".
Внезапно пластинка заскрипела, голос певицы исказился, превратившись в что-то нечеловеческое. Я вскрикнула, когда из динамика послышался знакомый голос:
"Агата... Дерек... Вы все еще не нашли мои бриллианты?"
Это был голос леди Маргарет.
Дерек вскочил, опрокинув кресло.
— Хватит! — он рванулся к граммофону и выдернул штекер.
Тишина.
Потом — слабый стук в стену.
Раз. Два. Три...
Точно такой же ритм, которым бабушка вызывала нас к себе в кабинет.
Я вдруг осознала, что держусь за рукав Дерека. Он не оттолкнул меня.
— Завтра, — прошептал он, — мы обыщем чердак.
— Вместе?
Его пальцы неожиданно сжали мои.
— Вместе.
Кухня особняка. 11:45
Я разбила яйцо о край сковороды с такой силой, что желток брызнул на плиту.
— Прекрасное начало дня, — раздался за моей спиной саркастический голос.
Дерек стоял в дверном проеме, уже одетый в безупречный костюм, будто собирался на деловую встречу, а не на очередной день в этом проклятом доме. Его взгляд скользнул по моему внешнему виду — растрепанным волосам, слишком большому свитеру (его? бабушкиному? я уже не помнила), босым ногам.
— Тебе не хватает только метлы, — заметил он, подходя к кофемашине.
— А тебе — жабы в кармане, — я швырнула лопатку в раковину. — Кстати, это мой кофе.
Он налил две чашки, одну из которых поставил передо мной.
— Не волнуйся, яд в твоей.
Я медленно подняла глаза:
— Ты помнишь.
— Что?
— Что я пью кофе с корицей.
Наступила та тяжелая тишина, когда даже капающий кран в раковине звучал как удар грома.
12 лет назад.
Маленькая Агата сидела на кухне, дрожащими руками насыпая корицу в кружку.
— Это гадость, — сказал тогда Дерек, наблюдая за ней.
— Зато пахнет как праздник, — прошептала она.
Настоящее время.
Дерек резко отодвинул стул.
— Не придавай значения. Бабушка заставляла меня запоминать такие вещи.
— Какие еще "такие вещи"?
Он замер у двери, не оборачиваясь:
— Что ты боишься зеркал в темноте. Что твоя левая бровь выше правой, когда ты врешь. Что... — он оборвал себя. — Неважно.
Я сжала кружку так сильно, что пальцы побелели.
— Ты наблюдал за мной.
Наконец он повернулся, и в его глазах горело что-то опасное:
— А ты думаешь, бабушка просто так поселила нас вместе на это лето? Она хотела, чтобы мы изучали друг друга. Как изучают...
— Экспонаты? — я закончила за него.
Он резко шагнул ко мне, оперся руками о стол с двух сторон от моего стула. Его дыхание пахло кофе и чем-то горьким.
— Она готовила нас к этому. К этим тридцати дням.
Я не отводила взгляд:
— Почему?
— Потому что... — его взгляд упал на мои губы, но тут же поднялся обратно, — ...потому что только мы знаем все тайные места этого дома.
Где-то наверху упал тяжелый предмет. Мы оба вздрогнули.
Дерек отошел первым.
— Сегодня я проверю винный погреб.
— А я — бабушкину спальню.
Он кивнул и уже почти вышел, когда я не выдержала:
— Дерек!
— Что?
— Ты... — я сглотнула, — ты помнишь, что было в том письме? Которое мы нашли вчера?
Его лицо стало каменным.
— Помню.
И он ушел, оставив меня с недопитым кофе и мыслями, которые жгли сильнее, чем любой яд.
Спальня Маргарет. 14:56
Я провела пальцами по потертому кожаному переплету, смахнув с него десятилетия пыли. Дневник бабушки лежал передо мной, будто ждал этого момента. На обложке вытиснены золотом инициалы: "А. и Д."
Мои пальцы дрожали, когда я открыла первую страницу.
"Сегодня начинаю эксперимент. Если теория верна, их ненависть сможет разбудить дом."
Сердце бешено заколотилось. Я лихорадочно перевернула страницу.
"День 17. Агата и Дерек ненавидят друг друга с первой встречи. Прекрасно. Ненависть — лишь обратная сторона страсти. Завтра разлучу их на год. Посмотрим, что перевесит..."
Где-то в доме хлопнула дверь. Я резко захлопнула дневник, но слишком поздно — тень упала на страницы.
— Нашла что-то интересное?
Дерек стоял в дверях, его рубашка была закатана до локтей, на предплечьях — свежие царапины. В одной руке он держал бутылку вина, в другой... детский ботинок?
— Что это? — я указала на ботинок.
Он швырнул его на кровать.
— Винный погреб оказался интереснее, чем я думал.
Я машинально прикрыла дневник рукой, но он уже заметил.
— А что это у тебя?
— Ничего.
— Врешь. Левая бровь приподнята.
Он шагнул вперед. Я отпрянула, прижимая дневник к груди.
— Это личное.
— В этом доме ничего личного, — он рывком выхватил дневник.
Мы боролись в тишине, прерываемой только тяжелым дыханием. Он прижал меня к стене, одной рукой удерживая дневник над головой.
— Дерек... — мой голос звучал хрипло.
Его глаза пробежали по строчкам. Я видела, как зрачки расширяются.
— Боже... Она...
Внезапно он отпустил меня, отступив на шаг.
— Она сводила нас вместе специально.
Я поправила свитер, стараясь не смотреть на его руки — сильные, с выступающими венами, все еще сжимающие дневник.
— Что значит "разбудить дом"?
Он молча протянул мне дневник, открытый на последней странице.
Там был рисунок.
Мы с Дереком.
Лежащие в обнимку...в гробу.