# 2. Боль
Все это время Тэхен был для меня подобно сиянию сквозь мрачные тучи. Я вспомнил те яркие деньки: мы сидим за партой, наш разговор намного интереснее и бурно обсуждаемый, чем скучные пары, вот мы обедаем в столовой (у нас своя атмосфера), и никто не помешает нам, вот мы покидаем университет, и я провожаю его до работы, все потому что мне хочется поболтать с ним подольше.
«Нет, я не смогу без Тэхена!» — промелькнуло в голове.
— Ладно. Пока, Юри, — спокойно проговорил я.
— Все точно хорошо?
— Да. Я пойду.
Ее рука освободила мое плечо, и ноги понесли мой разум, в котором таился определенный план дальнейших действий. Сначала я конечно же попытаюсь, так сказать, не нарушить закон и сдержанно отпрошусь у родителей. Они все-таки должны знать, куда я пропал.
7 июня
Бомгю, 13:27 — Пак Юнсо, привет. Я пишу тебе в лс, потому что я лучший друг Тэхена и очень переживаю за него. Но сейчас я в 9 часах езды от Сеула. Скажи мне, пожалуйста, как его состояние? Каковы шансы? Мне очень нужно знать. Спасибо тебе.
Пак Юнсо, 13:54 — Привет, Бомгю. Извини, если разочарую. Врачи сказали, что шансы на восстановление 60 из 100. Это последнее, что я услышала. Мне страшно это писать, но он буквально отлетел в сторону при ударе с машиной... Завтра с нашим руководителем я пойду к нему в больницу. По каким-то дням мы будем меняться с ней, в любом случае я буду все сообщать тебе о состоянии здоровья Тэхена.
Бомгю, 13:54 — Спасибо тебе большое! Для меня это очень важно. Я обязательно отблагодарю тебя, как прилечу в Корею.
Мои глаза покраснели от напряжения и слез, комок давно засел в горле. Я непременно должен отправиться в Сеул. Но для начала необходимо успокоиться, чтобы предстать перед родителями в должном виде. Они вернулись почти в 10 часов вечера. Меня уже клонило в сон и по их виду было ясно, что разговаривать им со мной не о чем. Тогда я поклялся, что встану завтра в 6 часов утра ради того, чтобы отпроситься. От этого зависело: найдет ли моя душа покой.
— Мам, можно поговорить?
Она стояла в прихожей и расчесывалась, пока папа заскочил в туалет.
— Давай недолго.
— Мой лучший друг попал в аварию и сейчас в реанимации. Я хочу вернуться в Сеул.
— Господи... Надеюсь, он поправится.
— Ну так... Я полечу?
Она наконец-то обратила на меня внимание и сказала:
— Его родители, должно быть, всю ночь дежурят у постели. Что ты там будешь делать?
— Мам... послушай. У него нет родителей.
— Но все равно кто-то есть, — перебивала она.
— Нет, мама!
— ... Кто-то же вызвал ему скорую.
— Что здесь происходит? — вмешался отец, накидывая пиджак.
И я повторил еще раз особенно громко и четко:
— Мой друг сейчас один в реанимации. У него никого нет! До этого он ухаживал за дедушкой с Альцгеймером.
— Врачи делают свое дело. Как он придет в себя, ты же можешь с ним связаться? А потом уже решишь, стоит ли тебе мотаться туда-сюда. — протолковал папаша, открывая входную дверь.
— Но шансы 60 из 100! Это же почти ничего!
— Не драматизируй, — ответила мама. — вечером поговорим.
— Но...
И прямо перед моим носом дверь захлопнулась. Я сокрушенно скатился по стенке, зарыл лицо в колени и снова заревел. Ручей из слез хлестал непомерно долго. Тем не менее всему приходит конец. Когда я успокоился, то взял клочок бумаги и написал: «Я всегда знал, что вы — нелюди».
Впопыхах я прихватил с собой ключи и телефон, запрыгнул на велосипед и помчался в аэропорт. Приближаясь к нему, я невыносимо устал, уже не чувствовал ног и в конце концов, теряя самообладание, упал с коня. Кажется, мой локоть разбит, но травма заставила меня лишь громко рассмеяться. Ведь это была незначительная жертва в обмен на встречу с лучшим другом.
Но только возле кассы я, к несчастью, осознал, что не взял с собой деньги.
— Мне два билета до Сеула, — произнес тихий и весьма знакомый голос.
— С вас 422 доллара.
— Юри?.. — я замер на месте.
— Не стой столбом, — она схватила меня за руку и повела в зону ожидания. — Ты же хочешь успеть?
— Да... Спасибо, Юри.
На ее лице появилась легкая улыбка. После чего мы взобрались на самолет и заняли свои места.
— Рановато мы. — усмехнулась она, а я поддержал ее тем же.
— ... Как ты узнала?
— Просто чувствовала.
— И давно ты здесь?
— Примерно в полседьмого.
— Ничего себе...
Кабина постепенно заполнялась людьми. Все тело дрожало от нетерпения и ожидания, когда же самолет оторвется от земли, а я увижу Тэхена.
— Ты, наверное, не завтракал даже?
— Вообще-то да...
— Я купила сэндвичи по пути. Угощайся. — она протянула один мне.
— Большое спасибо.
Подкрепившись, у меня назрел крайне любопытный вопрос к брюнетке, что в данный момент сидела рядом со мной.
— Почему ты беспокоишься обо мне? Мы даже не общались с тобой.
— Я понимаю, что значит потерять друга и близкого человека. Просто знакомое чувство... Мне тяжело отказать кому-то в помощи, такой уж я человек, — посмеялась Юри.
— Я так благодарен тебе... Извини, но пока что никак не могу отблагодарить тебя.
— Не беспокойся об этом! Я придумаю что-то такое, что ничего не стоит.
— Что же это?
— Ну, например, стать...
Я не расслышал ее из-за истерического вопля, который неожиданно появился из ниоткуда и сердито кричал мое имя: «Бомгю!»
— Бля, — выпалил я от страха, — это мой папаша. Мне конец, — и поерзал в сиденье.
— Может, спрячешься как-нибудь? — протараторила она.
— Уже поздно... Я сделаю только хуже.
— Бомгю...
Я встал с места и невозмутимо взглянул на отца. Он пошагал ко мне, прислонился к лицу настолько близко, насколько это было возможно, и холодно произнес: «Поговорим дома». Потом он посадил меня в такси, а сам же занял переднее сиденье. С горем пополам я сдержал слезы, когда отдалялся от аэропорта. А ведь побег почти удался.
Прямо до дома нас сопровождала невыносимая дорога в гробовой тишине.
— Я все сказал утром. Ты не понял меня? — он ударил по столу, посуда гадко затряслась, — Это что такое?! — перед моим носом маячила та самая записка, которую я оставил на столе, — А что с дверью, не хочешь объяснить?!
— С дверью?
— Ты умудрился не закрыть дверь! Из-за тебя в дом пробрались грабители! Пропала фруктовница из яшмы, знаешь, сколько она стоит?! — его черные и суровые, наводящие мрак глаза проделали во мне сотню дыр, точно из пулемета, щеки и уши заметно покраснели, а слюни так же злобно выстреливали изо рта, попутно с ядовитыми словами, — Половина моей зарплаты! — продолжил он, — Ничего не скажешь?! — и дико, как бык на красную тряпку, уставился на меня в ожидании ответа.
Я ровным счетом никак не отреагировал на вспышку агрессии, сравнимую с размером нашего коттеджа.
— Бак с мусором тоже твоих рук дело? Или опять будешь дурачка строить?!
Подобные высказывания звучали как: «Бла-бла-бла» в моей голове. Я не совсем понимал о каком баке идет речь, и почему он винит меня в ситуации с дверью, ведь она безошибочно была закрыта мной. В чем я провинился — стало таинственной загадкой, которую, по-видимому, уже не разгадать.
— Молчание знак согласия. Ну и в кого же ты такой вырос, а? — отец жалобно простонал. — Сиди дома.
Дверь снова закрылась перед моими глазами, но теперь замок щелкнул, а мои ключи каким-то образом оказались у папаши и, возможно, на все лето. Сначала я тупо пялился в одну точку, пока мне это не надоело, и нервная система не дала сбой. Поднявшись в свою комнату, я стал громить все, что видел: вещи, мебель, а затем подобрался к гитаре. Но в тот момент что-то остановило меня. Вернее, кто-то, легким касанием руки.
Я обессилено рухнул на пол и заплакал, как младенец, ероша волосы и стуча по полу. А потом лег, издавая последние тихие всхлипы. Я пролежал так весь день, игнорируя сообщения на телефоне (без разницы от кого, но точно не от Тэхена), пока вечером кто-то не постучал во входную дверь. Дернув за ручку, до меня не сразу дошло, что она заперта. И спустя время я вернулся в лежачую позицию обратно в комнату.
— Это я...
Открыв глаза, загадочный голос моментально стих, и сон наведался ко мне вновь.
— Бомгю? Спишь?
Стук в дверь разбудил меня. Я вопросительно промычал.
— Пришла твоя однокурсница. Просидела у двери весь вечер... Это что за бедлам?!
Теперь я смог распознать голос матери, а после чего попытался включить свой мозг, который плыл по течению. С большими усилиями я все-таки приподнялся и заговорил вяло:
— Скажи, чтобы шла домой.
— Невежливо, — прошептала она. — Это что-то важное по учебе. До тебя было не дозвониться. В любом случае я сделаю чай. А ты уберись! После этого спускайся вниз.
И ни слова о фруктовнице из яшмы.
Мне было уже на все и всех наплевать. Я просто затолкал упавшие вещи под кровать, в шкаф и поправил подушки, потом взглянул в зеркало и испугался. Красные глаза, синяки, помятое и сухое от слез лицо, запутанные волосы. Пришлось приложить немало усилий, чтобы привести себя в порядок, а уж тем более переодеться.
Что я вообще делаю?
— Вот поэтому мы здесь. — весело болтали они, а мне стало не по себе.
«Хочу исчезнуть». — твердил я.
— Ладно, мы тогда вас оставляем? — пролепетала мать, как только увидела меня.
— Хорошо, было приятно пообщаться. — проговорила Юри.
— Ой, и нам тоже.
В последний момент я словил на себе грозный взгляд отца, который нес посыл: «Не подведи хозяина семейства!»
— Прости, я ничего больше не придумала. Хотела передать тебе пластырь. Извини, что он с рисунками...
— Ты сидела снаружи из-за сраного пластыря? — я неотрывно смотрел в ее темно-серые глаза.
— Ч-что? — содрогнулась она.
— Это все?
— Д-да...
— Жди здесь.
Я вошел в комнату родителей.
— Пойду провожу Хан Юри.
Папаша хотел было возразить, но мама положила руку на его плечо и покачала головой.
— Тебе 10 минут. Потом я иду за тобой.
— Понял.
Мы вышли с ней на темную улицу и меня прорвало.
— Я тебе еще что-то должен?
— Нет, Бомгю...
— Ну так, какого лешего ты приходишь? Спасибо, конечно, что попыталась помочь, это было очень благородно с твоей стороны, но я и сам могу как-нибудь позаботиться о себе.
— Прости...
— Забей раз и навсегда.
Как бы я ни старался, не получалось извиниться по пути перед Юри. На меня накатила непонятная усталость, а вслед за ней слабая грусть, когда мы остановились возле ее дома, и я заметил одинокие зашторенные окна, в которых не горел свет.
— Знаешь... я пришла, потому что хотела...
Она внезапно поднялась на носках, а после чего прильнула к моим губам.
— ... признаться тебе. — и пропала из виду.
Я бы разозлился, но так или иначе не успел. А хватило бы мне духу сказать ей, что она дура... или даже оттолкнуть ее?