ГЛАВА ВТОРАЯ. ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Написанный мной в августе девяносто седьмого и опубликованный осенью того же года, «Колпак» — первый мой рассказ (до него были только литературные упражнения и черновики) и последнее, что я написал в России. Мне тогда было пятнадцать, и, разумеется, при перечитывании моего, с позволения сказать, произведения, это чувствуется.
Мой текст выглядит так, будто его писал юный графоман (коим я, по большей части, тогда и являлся), вдохновлённый одновременно творчеством Лавкрафта, классикой русской литературы и песнями «Короля и Шута». Ощущение, что пятнадцатилетний я решил: «Больше — значит лучше», и безжалостно переусердствовал с сухими и ненужными деталями. Вот например, описание квартиры героя — это же настоящий каталог среднестатистического антикварного магазина с упором на оккультизм! Видимо, я решил, что чем больше деталей, тем лучше будет создан «атмосферный» антураж. Итог? Перенасыщенность, от которой у читателя, вероятно, устаёт голова ещё до того, как сюжет разгонится.
А сцены с колпаком? Это же откровенное подражание Лавкрафту, причём довольно нелепое. Вместо тонкого нарастания ужаса и недосказанности — полнейший балаган, где рога растут быстрее, чем сюжет успевает оправдать их появление. Лавкрафт, конечно, был мастером вдавить читателя в кресло своей детализированной морфологией чудовищ, но мой пятнадцатилетний подход больше напоминает дешёвый фильм ужасов. Словно я пытался сказать: «Смотрите, как страшно, сукины вы дети!», вместо этого же выдал какой-то комикс.
Со слогом здесь тоже беда! Какой-то наивный эклектизм, в котором соседствуют река «цвета пасмурного неба» и «дырки в туше». Что за жалкая попытка сочетать изысканную прозу с похабным натурализмом!? Нет, ну серьёзно, «дырки в туше»! Да ещё и жуки, спаривающиеся в кишечнике! Мало того, что избыточно, так ещё и вызывает скорее испанский стыд, чем ужас.
И, конечно, я не могу не отметить свою подростковую страсть к гиперболам. Тринадцать рогов! Почему не двенадцать или четырнадцать? И зачем мне вообще понадобилось это число? Наверное, оно казалось мне таинственным и символичным, хотя на деле оно лишь добавило тексту смехотворности.
Но тем не менее, не могу не обратить внимания на то, что «Колпак», несмотря на все свои огрехи (коих вагон и маленькая тележка), всё же умудряется удачно заигрывать с жанром чёрной комедии. Возьмите хотя бы сцену, где Денис Филиппов в колпаке, сшитом из человеческой кожи, крутится перед зеркалом и восторженно заявляет: «Ай да я, ай да красавец!» — это же почти гоголевский Хлестаков, но в антураже сплаттерпанка. Или момент с перекусом: мужчина буквально не снимает зловещий артефакт, пока пьёт кофе и ест бутерброды, как будто это его новая, слегка жутковатая, но вполне удобная домашняя шапочка. Этот абсурдный симбиоз мрачного пафоса и бытовой комедии — эпизод, который можно было бы представить в кинолентах братьев Коэн! А уж финальная сцена с рогом, который проходит через мозг, ухо, ноздрю и... эм... анальное отверстие — это же момент, достойный чёрного юмора раннего Квентина Тарантино, если бы тот вдруг решил попробовать себя в беллетристике: тут трагизм и хоррор настолько гипертрофированы, что начинают походить на гротескную пародию!
Могу сказать, что именно эти нотки чёрного юмора со временем стали моей фишкой. Это не столько ужасы, сколько насмешка над попытками их создать. Ведь что может быть более страшным и смешным одновременно, чем человек, который решил примерить колпак из человеческой кожи, а потом навсегда застрял с ним?
Влад Грозный, 29 октября 2007 года.