Эпилог
Время затянуло раны, но не стерло шрамы.
Пять месяцев. Сто пятьдесят дней с тех пор, как Нина в последний раз видела ту дверь — ту самую, с облупившейся краской и скрипучими петлями. Теперь на ее месте была лишь гладкая стена, как будто коридора в другой мир никогда и не существовало.
Лечение давалось тяжело. Специалист — женщина с тихим голосом и внимательными глазами — помогала Нине разбирать обломки воспоминаний. Постепенно голос Миши в голове стих, а шрам на боку перестал пульсировать по ночам. Но иногда, просыпаясь в холодном поту, Нина все еще ловила себя на мысли: а что, если коридор не исчез? Что, если его просто закрыли с той стороны?
Отец, вернувшийся из очередной экспедиции, объявил о переезде. Предложение из городского университета, новая квартира, обычная школа — всё складывалось как нельзя лучше. Интернат, эти серые стены, пропитанные запахом дешёвой столовой, оставались в прошлом.
Интернат провожал ее неожиданно тепло. Одноклассники, которые раньше не замечали Нину, теперь писали ей трогательные письма. Мальчик, который вечно списывал биологию, даже подарил книгу — старый потрепанный атлас растений.
Вещи собрали быстро. Дом, который был на окраине города, продали без сожаления. Коробка с рисунками — единственное, что Нина взяла с собой. На новом месте она поставила её на верхнюю полку шкафа, даже не распаковав.
__________________________________________________________________
Инга сидела на крыльце, подставив лицо теплому ветру. Книга лежала на коленях, страницы шевелились от порывов воздуха, но она не спешила возвращаться к чтению. Солнечный свет уже не резал глаз — тот самый глаз, который теперь видел мир без металлического искажения, без жёлтой пелены страха.
После операции остался лишь бледный шрам, едва различимый под слоем косметики. Мама долго расспрашивала её про Нину, про «устройство», про всё то, что теперь казалось странным сном. Инга отвечала обрывочно, осторожно подбирая слова.
Психолог помогал собирать рассыпавшиеся воспоминания в единую картину, но кошмары всё ещё приходили по ночам. Правда, теперь они были тусклее, словно кто-то выкрутил громкость её страха.
Но письмо...
Письмо Нины Инга хранила в деревянной шкатулке, где раньше лежали детские безделушки. По ночам, когда страх снова подступал к горлу, она доставала сложенный листок, перечитывая знакомые строки, в которых слышался голос подруги. Она не винила Нину. На её месте она, возможно, поступила бы так же — если бы хватило смелости.
Ветер перевернул страницу книги, и Инга машинально прижала её ладонью.
Их встреча могла быть случайностью — трещиной между мирами, стечением обстоятельств. Но то, что последовало после — поддержка, доверие, готовность пожертвовать собой — случайным не было.
Они помогли друг другу, как и должны поступать те, кто нашёл родственную душу даже в самых тёмных коридорах реальности.
Расставание было неизбежным. Как неизбежно вызревает плод, чтобы упасть с ветки. Как неизбежно заживают раны, оставляя после себя лишь память о боли.
Решая свои проблемы, мы может и лишаемся частички себя, но определённо приобретаем нечто большее.
Конец