39
Октябрь 1996 года.
Спустя пять месяцев после смерти Джексона.
Часть какого-то дома. В центре кухни мы с Диланом, ни печальные, ни веселые... Картина встречи двух влюбленных, которая вполне могла быть и первой встречей. Встреча окрашена страстью, которую пытаются унять, словами, которые силятся не произносить, жестами, которые прячут украдкой. Цвета вокруг приглушенные, ни мрачные, ни яркие. Небо низкое, серое, солнца нет. Несколько незаживающих ран от обморожения еще остались у меня на руке, его рука которая нежно берет меня за подбородок и приближает мои губы к его губам. Мы целуемся. За нами виднеется детская коляска, из которой высовываются две пухлые ножки.
Конец мая 1996 года.
Пятнадцать дней после смерти Джексона.
Зал аэропорта. Чемоданы, едущие по ленте багажного транспортера. Люди вокруг смеются, ликуют от радости, потому что скоро будут опять в кругу семьи. На заднем плане электронное табло с информацией о прибытии. Мой самолет тоже обозначен. Лима - Париж. Я печально смотрю налево, туда, где за плексигласовой стенкой могут появиться встречающие. Оттуда на меня смотрит мужчина в черном кожаном пальто, его темные волосы стянуты в такой тугой узел, что черты лица расплываются. Похоже, он плачет. Дилан ждет меня.
12 мая 1996 года.
День смерти Джексона. На склоне Сиула-Гранде.
Наше иглу неожиданно осветила вспышка молнии. Мы провели ужасную ночь, пришлось выкопать пещеру в снегу, иначе мы умерли бы от холода. Вокруг нас, на тесных сводчатых стенках, поблескивают кристаллики льда. Мы с Джексоном сидим в тишине. И наконец пещеру прорезает конус света. Луч вполне живой, золотистый. Из наших ртов валит густой пар. В углу на плотно утрамбованном снегу лежат наши рюкзаки, на нагревателе стоит мятый металлический стаканчик.
Джексон высовывает голову наружу:
- Погода хорошая. Гора наша!
И вот мы вылезаем на карниз. Сияет солнце, резко очерчивая гребни гор, окаймляя каждую выемку голубоватой тенью. Природа открывает дивный вид, и это придает нам мужества. А мужество понадобится: высота пять тысяч метров, да еще солидный перепад. Водрузив на нос солнечные очки, я переодеваюсь у входа в пещерку. Голый торс с двумя старыми шрамами обвязан понизу свитером. Три пальца у меня в плачевном состоянии, кончики почернели, и я не знаю, насколько глубоко проникло обморожение. Джексон, как обычно, смотрит вверх. Он внимательно изучает вершину на фоне неба. Громадина в форме акульего зуба высится перед нами. До нее осталось метров сто.
Мой компаньон по восхождению стоит метрах в двух или трех от пропасти. Мы как тряпочные куклы, подвешенные между двух миров. Джексон потягивается и улыбается мне:
- Ну что в мире может быть лучше? Ночью чуть не погибнуть, а наутро снова возродиться из пепла, как феникс...
Я улыбаюсь в ответ, съедаю черносливину и ставлю чай на горелку, которую мне с трудом удается зажечь обмороженными пальцами. Обернувшись, я вижу, что Джексон стоит у меня за спиной. Его слова больно отдаются в ушах:
- Это будет наше последнее восхождение вдвоем. Когда я вернусь домой, мы с Диланом уедем.
Я не понимаю, и мои губы бормочут:
- У... уедете? А куда?
- Туда, куда ты не сможешь добраться. И ты его больше не увидишь.
Он поднимает карабин и пристегивает к поясу. Потом, связавшись со мной крепким беседочным узлом, одаривает меня улыбкой:
- Я никогда не видел, чтобы ты отступала, Эми. Ты не сдашь ни метра гранитной стенки. Ты и в жизни такой, хуже лишая. Если уж ты что начал, то доведешь до конца. Это-то меня и пугает. Кончится тем, что ты его у меня уведешь...
Он тычет пальцем вверх. Там, совсем близко, вершина.
- Погляди на вершину. Хорошенько погляди, как смотришь мне в глаза. Если ты считаешь, что, уехав с Диланом, я совершу паскудство, то давай вернемся. Я спущусь вниз вместе с тобой и отдам тебе своего мужчину. Ну, как поступим?
Я не шевелюсь, закусив губы. Сердце у меня вот-вот разорвется. Джексон ухмыляется:
- Я так и думал. Ты никогда не отцепишься от карабина, даже ради любви. Потому что ни один альпинист в мире не повернет назад, находясь так близко от вершины. Эта вершина нужна, чтобы дальше планировать другой проект, еще более амбициозный и опасный. Вернуться назад - все равно что вскрыть себе вены и позволить времени вытечь сквозь них. Все равно что предать гору. Ты же альпинистка,Эми, самая что ни на есть. Мы с тобой выкованы из одной стали.
Я трясу головой, на моей физиономии написан гнев.
- Я не такая, как ты. За пределами горы ты никого не уважаешь. Даже Дилана. Ты его не заслуживаешь.
Он приподнимает веревку, которой мы крепко связаны:
- Может быть, Эми. Валяй, даю тебе последний шанс: вниз или наверх? Дилан или вершина?
Я смотрю наверх, а Джексон, подняв руки, отходит к краю карниза. И вдруг связующая нас веревка натягивается: это обрушился карниз.
Джексон исчезает из виду.
Он повисает в пустоте, и его удерживает только наша веревка...